Розамунда Пилчер - Сентябрь

— А ты не можешь устроить свой день рождения пораньше, чтобы я смог прийти?

— Ах, Генри, дни рождения не переносятся. Но без тебя, конечно, так весело не будет.

— Ты напишешь мне письмо? Расскажешь, как все прошло?

— Непременно напишу. А ты почаще пиши мне, мне интересно будет узнать, как ты там живешь.

— Я не хочу туда ехать, — сказал Генри.

— Ясно, не хочешь. Но твой отец считает, что ты должен ехать, а он всегда лучше знает, что нужно.

— Мамочка тоже не хочет, чтобы я ехал.

— Это потому, что она тебя очень любит. И очень будет по тебе скучать.

Ведь он в первый раз говорит с Ви о своем отъезде, подумал Генри. Он не хотел даже думать об этом, не то что обсуждать, и Ви тоже никогда о школе не поминала, но теперь, раз уж они заговорили об этом, Генри почувствовал облегчение. Он твердо знал: Ви он может рассказать о чем угодно, она никому ничего не передаст.

— Они ссорятся, — сказал он. — Не разговаривают друг с другом.

— Да, — сказала Ви. — Я знаю.

— Как ты узнала?

— Может, я и старая, но не глупая. А твой папа — мой сын. Матери много чего знают о своих сыновьях. И хорошего, и не очень. От этого они не перестают их любить, просто начинают лучше понимать жизнь.

— Но это ужасно, когда они злятся друг на друга!

— Да уж, ничего хорошего.

— Не хочу я ехать в эту школу, но еще хуже видеть, как они злятся. Я просто не могу этого выносить. У меня голова начинает болеть.

Ви вздохнула.

— Если ты хочешь знать, что я об этом думаю, Генри, я тебе скажу: я думаю, что оба они очень недальновидны и самолюбивы. Но я ничего не могу им сказать — это их дело. Матери не должны вмешиваться в дела молодых.

— В общем-то, я хочу завтра поехать домой, но… — глядя на Ви, Генри умолк, потому что не знал, что еще сказать.

Ви улыбнулась и взяла его руку. Когда она улыбалась, лицо ее бороздило множество морщинок. Рука у Ви была теплая, сухая и шероховатая, потому что она много работала в саду.

Она сказала:

— Знаешь, в одной старой пословице говорится: от разлуки любовь становится еще сильнее. Твои мама и папа разлучились на несколько дней, каждый остался наедине с собой, у каждого было время подумать. Уверена, они поняли, что оба неправы. Они ведь очень любят друг друга, а когда любишь кого-то, хочется быть с ним рядом, поверять все свои раздумья, радоваться вместе. Это так же важно, как дышать. Я уверена, твои мама и папа уже поняли это, и все будет так же хорошо, как прежде.

— Ты уверена, Ви?

— Да.

Бабушка говорила так спокойно и убежденно, что и Генри успокоился. И почувствовал невероятное облегчение. Словно огромная тяжесть спала с его плеч. И все уже казалось не таким страшным, даже неотвратимый отъезд из дома, разлука с родителями и Темплхолл… Самым страшным было бы знать, что его дом уже никогда не будет прежним. Успокоенный, полный благодарной любви к своей бабушке, он протянул к ней руки, и она наклонилась, а он обнял ее, крепко обхватил за шею и расцеловал в обе щеки. Откинувшись снова на подушку, он заметил, как у нее заблестели глаза.

— А теперь спать, — сказала Ви.

Его уже и так клонило ко сну. Он улегся поудобнее и сунул руку под подушку — за Му.

Ви засмеялась.

— Ты большой мальчик, тебе уже не нужен этот старый лоскут, — ласково поддразнила его она. — Ты умеешь печь «волшебные пирожки», складывать такие трудные картинки-загадки и помнишь так много названий полевых цветов. Мне кажется, ты сможешь теперь обходиться без Му.

Генри поморщился.

— Но только не сегодня, Ви.

— Ладно, не сегодня. Но, может, завтра?

— Может, завтра, — Генри зевнул.

Ви наклонилась и поцеловала его, потом поднялась с кровати. Еще раз скрипнули пружины.

— Спокойной ночи, мой ягненочек.

— Спокойной ночи, Ви.

Она выключила бра и вышла из комнатки, но дверь оставила открытой. Темнота была мягкая, свежая и пахла дальними холмами. Генри повернулся на бок, свернулся клубочком и закрыл глаза.

7

Десять лет назад Вайолет Эрд купила у Арчи Балмерино Пенниберн и стала владелицей скучного, унылого поместья. Если что-то здесь и радовало глаз, так это вид, который открывался с высоты, да сбегавшая с горы веселая речка, которая считалась западной границей усадьбы. Усадьба называлась так же, как и речка.

Она находилась в самом сердце владений Арчи, на склоне поднимавшегося от деревни отрога, и ехать в нее надо было сначала дорогой, ведущей в Крой, а потом ухабистым проселком в густых зарослях чертополоха, с покосившимися столбами по сторонам и обрывками колючей проволоки.

Участок земли, продававшийся вместе с домом, лежал на склоне, к югу от него. Он тоже был окружен изгородью — полусгнившие столбы, провисшая проволока, внутри клочок пожухшего газона, заросший сорняками огород, готовые рухнуть деревянные сараи, проволочные клетки — видно, тут когда-то разводили кур, — и всюду крапива чуть не в рост человека.

Дом был сложен из камня тоскливо-неопределенного цвета и покрыт серой черепичной крышей. Дожди почти смыли темно-бордовую краску ставен, наличников и дверей. К парадному входу из так называемого сада вели цементные ступени, комнаты в доме маленькие, темные, обои с кошмарным рисунком отклеились, всюду запах сырости, из свернутого крана капает вода.

Словом, усадьба Пенниберн была так непривлекательна, что Эдмунд Эрд, едва взглянув на эту мерзость запустения, решительно воспротивился желанию матери поселиться здесь и просил ее найти что-нибудь более пристойное.

Но Вайолет нравился дом, у нее были на то свои причины. В нем несколько лет никто не жил, потому он и обветшал, пропах плесенью, глядел неприветливо и хмуро. И все равно в нем было свое обаяние, Вайолет это чувствовала. К тому же по ее земле бежала эта милая веселая речка — Пенниберн. Но главное, конечно, — вид. Расхаживая по дому, Вайолет подходила то к одному окну, то к другому, протирала пыльное стекло и любовалась деревней в низине, рекой, долиной, грядой гор вдали. Разве она найдет другой дом, из которого бы открывался такой прекрасный вид? Этот вид и речка пленили Вайолет, и она купила усадьбу вопреки протестам сына.

Какое же удовольствие было устраивать здесь все на свой лад! Рабочие трудились полгода, и все это время Вайолет, деликатно отклонив просьбу Эдмунда остаться с ним в Балнеде, пока не будет окончательно отделано ее новое жилище, провела в трейлере, который взяла напрокат на туристической базе, что находилась в долине, в нескольких милях от деревни. Ей никогда раньше не доводилось жить в трейлерах, но ее цыганскую натуру влекло кочевое житье, и отказаться от такого приключения было бы непростительно. Фургон поставили во дворе за домом, среди бетономешалок, тачек, лопат, гор щебня, и из открытой двери Вайолет незаметно наблюдала, как работают строители, а завидев ныряющую по ухабам машину многострадального архитектора, тотчас устремлялась ему навстречу обсудить пришедшую в голову идею.

Стояло лето, и ничто не омрачало радость бивуачной жизни, если не считать комаров да протекающей во время дождей крыши. Но прошло два месяца, задули холодные ветры, трейлер дрожал под их напором, трясся и кренился на едва удерживающих его тросах, точно яхта среди кипящих волн. У Вайолет дух захватывало от восторга, она обожала темные, бурные ночи. Лежа на откидной койке, слишком узкой и короткой для такой солидной дамы, она с наслаждением слушала, как воет ветер, глядела, как по зимнему лунному небу бегут облака.

Конечно, Вайолет приходилось и подгонять, и уговаривать строителей, но не целый же день. Сад для нее был даже важнее дома. Еще до того, как появились строители, она наняла рабочего с трактором, и он убрал старые столбы и обрывки проволоки. Вместо ограды она посадила вдоль дороги и вокруг своих небольших владений живую изгородь из буков. За десять лет буки поднялись не так уж высоко, но стоят густой и плотной стеной в пышной зелени листвы — сущий рай для птиц.

За изгородью Вайолет посадила деревья: на восточной стороне несколько рядов сосенок, — конечно, она больше любит лиственницы, но сосны растут гораздо быстрее и надежно защищают от ледяных зимних ветров; с западной стороны над речкой склонялись ивы с перекрученными стволами, кусты бузины, черемуха; вдоль нижней стороны деревьев не было, она хотела сохранить вид. Там посадили азалии, лапчатку. Весной в траве, сменяя друг друга, расцветали подснежники, крокусы, гиацинты, нарциссы, тюльпаны.

Справа и слева от дома разбили две фигурные клумбы, одну с розами, другую с однолетниками и многолетниками; между ними посеяли просторный газон. Стричь траву на склоне было куда как непросто, и Вайолет купила электрическую газонокосилку, но тут снова вмешался Эдмунд, он был уверен, что она перережет косилкой кабель, и ее убьет током, потому и нанял Вилли Снодди, чтобы тот приходил раз в неделю и косил газон. Вайолет отлично знала, что со сложной техникой Вилли тоже не в ладах, однако спорить с сыном не стала, зачем попусту терять время. Вилли то придет, то не придет, мучаясь тяжким похмельем, и тогда довольная Вайолет сама выкатывает косилку и ловко стрижет траву. Однако Эдмунду ничего не рассказывает.