Эльчин Сафарли - Я вернусь…

Впрочем, я ее не уволила.

С чего бы? Она – верный сотрудник мужа. Верность надо ценить…

Воспоминания одолели.

В каждой комнате, предмете, детали – события прошлого.

Колючие шерстяные носки, мятный чай в длинной красной кружке, вот и полка с любимыми фильмами, пухлые подушки (я сама расшивала их), формочка для обожаемого сливового пирога,

даже коллекция шнурков сумасшедших цветов еще здесь, а вот декоративные васильки в крошечной вазе, серебристые рамки с моими черно-белыми фотографиями, засохшие лепестки розы между страницами томика Саган, тюбики вишневой помады в двери холодильника…

Я заберу всё, что помню, с собой. Туда. Здесь не то место…

Время меняет расположение мира в пространстве -

Естественно…

3

…Снова как прежде.

Сменились разве что декорации. Дороже стали. Роскошь московская наконец перестала граничить с вульгарностью. Я испугана.

Стоило мне вернуться, как я снова превращаюсь в себя прежнюю. Будто очки мои не «Прада», а Правда. Вижу жизнь всё отчетливей, всё приземленнее. Дождь бывает без радуги. Резко, натуралистично…

Вот оно – главное с Востоком различие. Там веришь в сказку. Вопреки разочарованиям. До последнего…

Утрата. Потеря позиций. Оказалось, источник силы моей в Стамбуле. Я слабею, теряю сигнал – вне зоны его покрытия.

Здесь я воюю не только за нашу со Светусветом любовь. Здесь мне еще отвоевывать нужно и себя, нынешнюю, у той, прежней. Чтобы освободиться…

С каждым днем жизнь в Москве обрастает реальностью больше, чем жизнь в Стамбуле. Ив этом предупреждающий знак на пути к поражению.

Я должна вернуться в ту жизнь. Она – моя. Для меня. Я говорю за себя, но слышу в себе голоса целого поколения женщин, которые уезжали на Восток именно за счастьем.

Я никогда не говорила и не скажу, что счастья здесь, в России, нет. Оно – есть. Для кого-то, для многих. Только само понятие счастья слишком личное, чтобы можно было его обобщать…

Хожу по городу с полной кредиткой, но с душевным опустошением.

Одна весна для ритма Москвы уж больно много. Почти не узнать. Не всё, но многое. Почти смешно. Многое, но не всё…

За шесть дней я устала от пафоса. Облучена снобизмом…

Невыносимы эти small talk среди ухоженных людей в модных местечках out, в ауте. Хочу надеть обычную байковую пижаму – турецкий текстиль подойдет, развалиться на диване и смотреть самую примитивную на свете комедию, заедая самыми вредными на свете чипсами…

Устала от компании it girls, которым только и дела, что производить сравнительный анализ отдыха в Куршавеле и Аспене или еще искать причину того, зачем красавчик Леша Гарбер отмудохал сына министра в Le Caves…

А я просто хочу к нему, на нашу кухню, где можно говорить о вещах, не теряющих ценности. Или даже о том, что спагетти становятся солнечными, если варить их с куркумой.

Нынче кушают в «Экспедиции» – кто откушал, отправляется в баньку. Или ходят к слепым официантам, пожевать в темноте – чудная мода.

А меня прямо выворачивает от цыпленка терияки, фаланг дальневосточного краба, икры сига – разве это еда? Хочу обедать в забегаловке на Истикляле, где подают простецкую чорбу[83] из красной чечевицы и почти ватный бараний кебаб…

Я же не богатая капризная сучка, которая, по словам матери, «запала на экзотический хуй».

И я не убегаю от жизни, родины, корней и прочей высокопарной дури. Поэтический лепет.

Я просто хочу быть счастливой. Там. С ним.

У каждого есть это право.

Ведь правда?..

4

…Будто сговорились, долго вынашивали план и вот пустили его в действие.

Мама, муж – в главных ролях.

Остальные – жалкая массовка.

Им бы на сцену театра Royal Shakespeare Theatre. Показать мастерство…

Кстати, в Москве легче легкого играть отчужденность.

Атмосфера располагает…

Они смотрят на меня с такой злостью, будто на мою роль уже давно есть дублерша, а я вот, настоящая, и приехала, и права качаю.

«Ну и что тебе нужно?! Без тебя было лучше…»

Они не говорят со мной о том, о чем я хочу говорить.

Мол, ладно, если уж приехала, живи здесь и дальше…

Я сказала, что хочу вернуться назад. Никакой реакции…

Мама просто живет своей жизнью, и эта жизнь – насквозь светская.

Она окончательно прибрала Сережу к рукам. Теперь у нее есть сын.

Мама, ты умница!

Сережа всегда восхищался тобою.

Выросший без родителей, он мечтал о матери.

Хладнокровной, стальной, чтобы радовалась его победам.

Вы нашли друг друга…

Ты стала матерью моему мужу, но не собственной дочери.

Фу, какой отвратительный пафос! Вслух я такого не произнесу никогда. Прошло время подростковых истерик…

Я все же надеялась получить поддержку со стороны бабушки. А ее больше нет.

С минувшей весной она не захотела расстаться. Пусть они будут вместе, навсегда… Бесслезно прощаюсь…

Ни разу не позволила себе заплакать здесь. Боюсь показаться слабой? Боюсь проиграть свою битву? Мне нужна эта победа.

Понимаю, что мои жертвы никому не нужны. Но я все равно приношу их – не могу иначе.

Baby, не забывай, Москву никакими жертвами не удивишь.

Слишком много судеб, желаний, стремлений уже здесь погибло.

Чаще во имя идеи, не человека…

Здесь не идут к одной конкретной победе. Удерживаться в седле нужно every day. Перехватила сапфиро-бриллиантовое нечто из новой коллекции Bvlgari, отлично!

Сдружилась с Аней Анисимовой, получила расположение ее кокера Honey, ты умница!

Попала в High Life русского Vogue, это супер!

Маленькими шагами к большой победе.

В Москоу-сити собрались редкие люди.

Более редкие и капризные, чем первая группа, отрицательный резус.

Здесь душевное состояние упрямо зависит от со$тояния.

И я тоже из этого мира иду, и я не стесняюсь. Я не исповедуюсь перед собой. Просто прощаюсь.

С той девочкой, которая когда-то была частью меня.

Милая, пора возвращаться в настоящее. Из ненастоящего.

Ты никогда бы не стала славянской подругой агента 007…

Ты никогда бы не стала исповедовать work hard, play hard…

Душу в обмен на туфли Jimmy Choo – не получат, утрутся!

Больше не закрывайте передо мной шторы… Света я не боюсь.

5

…мы уже взобрались на вершину своего треугольника и стоим там в беспокойном ожидании – ожидании дня, когда придется спускаться вниз. Всякий раз, глядя в окно, я боялась, что этот день и есть тот самый, и спрашивала себя, как придется спускаться: по ступенькам, по скользкой ледяной дорожке, цепляясь за выступы, или легко, не оглядываясь назад? А оказалось – кубарем.

…Да, я в тоске и сплю на подушке без наволочки. Злюсь на то, как медленно, по глотку, сочится истина.

А может, просто написать эсэмэс: «Светусвет! Забери меня завтра в семь. Насовсем»…

Мою смелость искать нужно где-то в хосписе.

Жутко зла на себя, безнадежную.

Надавать бы пощечин хотя бы той, что в зеркале: «Здравствуй, девушка-дура, как же ты умудрилась все проебать?»

Но и этого не могу.

Боюсь провисающей тишины в ответ…

Я разбита на полюса, как компас в моем кармане.

«Что же, baby, наложила в штаны? Поздно прятаться в ауле. Пей до дна за свое возвращение сюда…»

Fuck the world – вот мой статус. Моя программа. Временная…

Только небо осыпается, как известка…

Мне бы брусничной водки, требования «соберись, тряпка!», порции суши из Michael's, поглощающих поцелуев, мне бы голосом Нины Симон вздыхать…

Мне бы хорошего начала отличного конца.

Просматриваю семейный фотоальбом, беру ножницы, вырезаю себя из того времени.

Дура я!

Привязалась к изображениям прошлого, когда суть лежит на поверхности.

Достаточно стать частью реального пространства, не отводить взгляда от неба (не смотреть вниз!), вывернуть лампочки в кладовке страха, закрыть дверь на ключ, проглотить его и вернуться к тебе.