Артур Хейли - Аэропорт
Кейз не раз уже задумывался — как задумался сейчас, — сколько ещё сможет выдержать его усталый мозг. Ему недавно исполнилось тридцать восемь. Он работал диспетчером добрых полтора десятка лет.
Самым удручающим было то, что хотя на этой работе человек к сорока пяти — пятидесяти годам полностью изнашивается и чувствует себя стариком, до выхода на пенсию остаётся ещё десять — пятнадцать лет. Многим воздушным диспетчерам это оказывается не под силу, и они не дотягивают до конца.
Кейз знал, как знали и другие диспетчеры, что о влиянии их работы на организм уже давно официально известно. У врачей, которые наблюдают за состоянием здоровья авиационного персонала, накопились горы материалов на этот счёт. В числе болезней, являвшихся прямым следствием профессии диспетчера, фигурировали: нервное истощение, стенокардия, язва кишечника, тахикардия, психические расстройства и множество других, менее тяжёлых заболеваний. Это подтверждали известные медики, занявшиеся по собственной инициативе соответствующими исследованиями. Один из них писал: «Диспетчер проводит долгие ночи без сна, раздумывая, каким чудом ему удалось удержать столько самолётов от столкновения. За истёкший день он сумел избежать катастрофы, но будет ли удача и завтра сопутствовать ему? И вот через какое-то время что-то в нём отказывает — происходит изменение в его физическом или психическом состоянии, а иногда — и в том и в другом».
Вооружённое этими данными — да и не только этими, — Федеральное управление авиации обращалось в Конгресс с предложением установить для воздушных диспетчеров срок выхода на пенсию в пятьдесят лет или после двадцати лет службы. Двадцать лет работы воздушным диспетчером, утверждали врачи, равняется сорока годам работы в любой другой профессии. Федеральное управление авиации предупреждало законодателей, что от их решения зависит безопасность граждан: на диспетчеров, прослуживших свыше двадцати лет, уже нельзя полагаться. Кейз вспомнил, что Конгресс игнорировал это предупреждение и отказался утвердить законопроект.
А затем и специальная комиссия, созданная президентом, проголосовала против предложения о сокращении срока службы для диспетчеров, и Федеральному управлению авиации, которое тогда находилось при президенте, посоветовали прекратить свои попытки и успокоиться. Официально оно так и поступило. Однако, насколько было известно Кейзу, да и другим тоже, люди, работавшие в Вашингтоне в Федеральном управлении авиации, были убеждены, что этот вопрос снова возникнет, но лишь после того, как по вине усталого диспетчера произойдёт очередная авиационная катастрофа, а то и несколько, и тогда пресса вместе с общественностью поднимут по этому поводу шум.
Мысли Кейза снова перенеслись к расстилавшемуся перед ним пейзажу. День был поистине великолепный, и даже отсюда, из окна уборной, свежесть лугов так и манила к себе. Хорошо бы выйти туда, растянуться и поспать на солнышке. Но, увы, это не для него, и вообще пора было возвращаться в диспетчерскую. Он сейчас и вернётся — вот только постоит ещё немного у окна.
Получив разрешение из Вашингтонского центра, «боинг-727» компании «Ориент» пошёл вниз. Другим самолётам, летевшим ниже, были спешно даны указания либо изменить курс, либо покружить на безопасном расстоянии от снижавшегося самолёта. В возросшем к полудню потоке машин был проложен нисходящий коридор, по которому самолёт компании «Ориент» и продолжал снижаться. Об этом был предупреждён КДП Вашингтонского аэропорта, которому предстояло принять самолёт от Вашингтонского центра и посадить его. А пока полётом этого самолёта и всех прочих машин в этом секторе руководила группа, соседняя с группой Кейза, — та самая, за которой в дополнение к своему основному сектору наблюдал молодой негр Перри Юнт.
В этот момент в воздушном пространстве всего в несколько миль находилось пятнадцать машин, общая скорость которых составляла семь тысяч пятьсот миль в час. Все они должны, были лететь на известном расстоянии друг от друга. И сквозь их строй надо было провести и посадить самолёт компании «Ориент».
Подобные ситуации возникали по нескольку раз в день, а в плохую погоду — по нескольку раз в течение часа. Иногда чрезвычайное положение создавалось в нескольких местах сразу, и тогда диспетчеры, чтобы различить их, говорили: ЧП-1, ЧП-2, ЧП-3.
Перри Юнт, как всегда спокойно и уверенно, давал указания. Если он включался в работу группы, то на нём лежала обязанность по ликвидации ЧП — он давал указания спокойным, ровным тоном, так что посторонний никогда бы и не догадался о наличии ЧП. Правда, другие самолёты не могли слышать переговоры с самолётом компании «Ориент», так как пилоту велено было переключиться на специальную радиоволну.
Всё шло хорошо. Самолёт компании «Ориент» спускался по проложенному курсу. Ещё несколько минут — и чрезвычайное положение будет ликвидировано.
Хотя напряжение было предельным, Перри Юнт всё же улучил минуту и переключился на соседнюю группу, которой вообще-то должен был уделять всё своё внимание, чтобы, проверить, как, идут дела у Джорджа Уоллеса. Всё вроде бы обстояло хорошо, однако Перри чувствовал бы себя спокойнее, если бы Кейз Бейкерсфелд был на месте. Он бросил взгляд на дверь. Но Кейз не появлялся.
Кейз тем временем продолжал стоять у раскрытого окна. Он смотрел на поля Виргинии, и ему вдруг вспомнилась Натали. Он вздохнул. Последнее время между ними стали возникать ссоры из-за его работы. Жена то ли не могла, то ли не желала его понять. Её очень беспокоило здоровье Кейза. Она хотела, чтобы он бросил эту работу и, пока ещё молод и не совсем растратил здоровье, нашёл себе другое занятие. Он понимал теперь, что зря делился с Натали своими сомнениями, зря рассказывал ей о коллегах-диспетчерах, преждевременно состарившихся или ставших инвалидами. Натали забеспокоилась — быть может, не без основания. У него же были соображения, мешавшие расстаться с работой, перечеркнуть все эти годы, когда он совершенствовался и набирался опыта, — соображения, которые Натали, да, наверное, и любой другой женщине, трудно понять.
Над Мартинсбергом, штат Западная Виргиния, милях в тридцати к северо-западу от Вашингтонского центра, четырёхместный частный самолёт «бич-бонанза», летевший на высоте семи тысяч футов, свернул с авиатрассы В-166 на авиатрассу В-44. Маленький самолётик с хвостом, похожим на бабочку, летел со скоростью сто семьдесят пять миль в час в Балтимор. Он вёз семейство Редфернов — Ирвинга Редферна, инженера-экономиста, работавшего консультантом по договорам, его жену Мерри и двух детей — Джереми, десяти лет, и Валери, девяти лет.
Ирвинг Редферн был человек педантичный и осторожный. В такую ясную погоду он мог бы летать по методу визуального наблюдения. Однако он счёл более благоразумным лететь по приборам и с тех пор, как покинул свой родной аэропорт в Чарлстоне, штат Западная Виргиния, на протяжении всего полёта поддерживал контакт с соответствующими диспетчерскими пунктами. Только что Вашингтонский центр дал ему новый курс, приказав свернуть на авиатрассу В-44. Он свернул на неё — стрелка его магнитного компаса слегка качнулась и успокоилась.
Редферны летели в Балтимор частично по делам, которые были там у Ирвинга, а частично — чтобы развлечься: вечером они всем семейством собирались пойти в театр. И сейчас, пока глава семьи вёл самолёт, дети и Мерри болтали о том, что они будут есть на обед в аэропорту «Фрэндшип».
Диспетчером, давшим из Вашингтона новый курс Ирвингу Редферну, был Джордж Уоллес, стажёр, уже почти закончивший прохождение практики у Кейза. Он обнаружил самолёт Редферна, как только машина появилась у него на экране в виде яркой зелёной точки, меньшей по размеру, чем остальные, и передвигавшейся медленнее других. Около «бич-бонанзы» никаких других самолётов вроде бы не было, и Редферн мог спокойно лететь дальше. Перри Юнт, старший по группе, в этот момент снова переключился на соседний участок. Теперь, когда самолёт компании «Ориент» был благополучно сдан на попечение КДП Вашингтонского аэропорта, Юнт решил помочь другому своему подопечному развести самолёты, скопившиеся в воздухе. Время от времени он всё же поглядывал на Джорджа, а раз даже спросил: «Всё в порядке?» Джордж Уоллес кивнул, хотя уже взмок от напряжения. Сегодня движение в воздухе возросло что-то раньше обычного.
Неведомо для Джорджа Уоллеса, или Перри Юнта, или Ирвинга Редферна в нескольких милях к северу от авиатрассы В-44 лениво кружил тренировочный самолёт воздушных сил Национальной гвардии марки Т-33. Самолёт был приписан к аэропорту Мартина, близ Балтимора, а национальный гвардеец, пилотировавший его, занимался вообще-то продажей автомобилей и звали его Хэнк Нил.
Сейчас лейтенант Нил проходил военную переподготовку без отрыва от работы и поднялся в небо один для тренировочного полёта с виражами. Поскольку ему было приказано летать в строго определённой зоне к северо-западу от Балтимора, об этом полёте никого не уведомляли, и Вашингтонский центр понятия не имел о том, что Т-33 находится в воздухе. Всё это прошло бы незамеченным, если бы Нилу не надоело выполнять задание и если бы он не был пилотом-лихачом. Пока его самолёт лениво описывал круги, он время от времени поглядывал наружу и заметил, что забрался немного южнее положенного, тогда как на самом деле довольно далеко отклонился на юг. Несколько минут назад он вошёл в район, контролируемый Джорджем Уоллесом в Лисберге, и появился у него на экране в виде зелёной точки, более яркой, чем та, что обозначала «бич-бонанзу» с семейством на борту. Опытный диспетчер сразу понял бы, что это за точка. А Джордж, занятый другими самолётами, даже не заметил появившегося на экране нового сигнала.