Ангелика Мехтель - Но в снах своих ты размышлял...
Мартин написал брату: Надо бы оградить ее от подобных ужасов.
Поздно, они уже вошли ей в плоть и кровь.
Мне только и остается, что окружить ее заботой, сказал он жене и по вечерам изредка приводил Ингрид к себе домой. Ей нужно какое-нибудь пристанище, говорил он. Жена молчала.
Рождество они встретили вместе. Вольфгангу собрали посылку, и в первый день праздника Ингрид отвезла ее в тюрьму.
Пока она принимала валиум, все было хорошо. Лишь через девять месяцев после осуждения Вольфганга Ингрид вновь стала вести дневник.
Вторник, 11 января
Что проку навещать Мартина и его семью. Вернусь домой, а здесь все та же пустота. Я тону в тишине и не в силах обуздать страх.
Пятница, 14 января
Позвонила Мартину, и он тотчас предложил встретиться в городе. Я бы предпочла объяснить все по телефону, так было бы проще. Поэтому я не сразу ответила, когда он сказал: Давай встретимся после работы.
Возражений он и слушать не стал.
В шесть Мартин за мной заехал. Поставил машину возле нашей конторы, и все видели, как я в нее садилась. Куда поедем? — спросил он.
У меня не нашлось ответа, и он, включив мотор, сказал: Поищем уголок поуютнее.
Я спросила о невестке.
Ей не на кого оставить детей, сказал он. Не стал говорить: Она не хочет с тобой встречаться.
Ведь говорить это было незачем.
Как дети? — спросила я, очень довольная, что нашла первую фразу.
Когда мы уселись за столик друг против друга, я сказала ему, что больше не приду к ним.
Бессмысленно, сказала я, рассуждать о вещах, которые на самом деле всего лишь отговорки. Каждый визит к вам был напичкан отговорками.
Детям будет тебя не хватать, сказал он.
Не могу, ответила я. Иногда я пробую обратись без валиума, но без валиума я не человек. Не хочу быть развалиной, когда Вольфганга выпустят.
Мартин понятия не имеет, что мы с Вольфгангом несколько лет назад употребляли наркотики. Правда, не сильные, поэтому без труда отвыкли.
Не хочу отступать, сказала я. Не хочу сдаваться.
Четверг, 20 января
Не знаю, сколько у нас шансов выжить. Три дня не прикасаюсь к валиуму. Окна не открываю. Задыхаюсь.
Сослуживицы, конечно, заинтересовались: в чью машину я садилась на прошлой неделе. Насчет деверя они не верят. Так уж мне на роду написано — впрочем, не все ли равно?
Не хочу думать о брате Вольфганга.
Странно. Только вот нынче вечером мне трудно сесть и написать Вольфгангу письмо. О чем я ему скажу, кроме как о своей печали? Не хочу взваливать на него еще и это.
Воскресенье, 30 января
Завтра от Вольфганга придет новое письмо, и я на него отвечу, как изо дня в день отвечаю на все письма. Знаю, наши письма читают, и все равно пишу, как мне хочется уткнуться носом в его свитер, найти защиту и покой. Но вслух я ничего не скажу. Трудно подыскивать слова, которые не причинят ему страданий.
Все очень скверно.
Вчера мне разрешили свидание. Полчаса мы пробыли вместе. Он обнимал меня за плечи, и я чувствовала запах его кожи; он пахнет не так, как раньше, когда спал со мною рядом. Я бы и сама обняла его, но впереди у нас беспросветный мрак.
Вторник, 1 февраля
Без валиума не получается.
Пятница, 4 февраля
В контору звонил брат Вольфганга.
Я не могу с тобой встретиться, сказала я, сожалею, но не могу.
У него есть для меня время.
Воскресенье, 13 февраля
Они его убивают, вот чего я боюсь. Убивают, потому что делают другим. Что, если он очерствеет и бросит меня, когда во мне отпадет нужда. А защищаться я не умею. Эти мысли не оставляют меня ни на миг.
Закричать бы, но от тишины кругом так страшно.
В обед я гуляла. Вышла подышать. Навстречу попалось несколько парочек, и я повернула обратно. Невмоготу смотреть на них.
Четверг, 17 февраля
Когда после работы я вышла из конторы, Мартин ждал меня в машине. Без всякого предупреждения.
У тебя усталый вид, сказал он.
Это от валиума.
Потом я заговорила. Не смогла сдержаться.
Я всегда готов тебя выслушать, сказал он, ведь я его брат, в конце-то концов.
Мартин вздрогнул от телефонного звонка. Нехотя поднялся, прошел в спальню, к аппарату, снял трубку. Жена спросила: Ты где это пропадаешь?
Она злилась и сыпала упреками. Как обычно, ждала его с ужином. Мартин бы с радостью, не говоря ни слова, положил трубку.
Не верится мне, что у тебя там столько дел, объявила жена.
Еще полчаса, ответил Мартин и положил трубку.
Надо распорядиться, чтоб телефон отключили, подумал он, до возвращения Вольфганга.
Во время разговора он присел на край кровати, а теперь, встав на ноги, заметил, что эта спальня ничем не отличается от их собственной. Постели были убраны, шторы задернуты, шкафы закрыты, на туалетном столике порядок. Кажется, они вот-вот войдут в комнату.
Мартин быстро погасил свет, вышел и закрыл дверь. Ему не хотелось вспоминать, как он нашел Ингрид. Сжавшись в комочек, лежала она на полу. Теплившуюся в ней искорку жизни он раздуть не смог. Слишком было поздно. Он ласково погладил ее по плечам, откинул со лба волосы, позвал по имени.
Какая уж тут помощь.
Ни гнева, ни печали Мартин давным-давно не чувствовал.
Смущенный, он взял в руки последние листки.
Пятница, 5 марта.
Я никого не виню. Да и кого винить? Люди, окружающие меня, над этим не размышляют.
Вчера я встретила подругу, которую потеряла из виду, с тех пор как вышла за Вольфганга. После трехлетнего перерыва снова выкурила сигарету с травкой.
Воскресенье, 7 марта
Они слепы и глухи. Можно кричать во все горло — ответа все равно не получишь. Если я расскажу об одиночестве, меня наверняка пригласят в воскресенье на чашку кофе, но будут стыдиться, что я вообще завела об этом речь.
Можно бы позвонить Мартину. Он бы меня выслушал. Больше ведь обратиться не к кому. Да вот беда — я начинаю его любить и даже не знаю, только ли за то, что он не глух и не слеп.
Вторник, 9 марта
Виделась с Мартином. И напрасно. Так и тянет теперь позвонить ему, чтобы хоть голос услышать. Мне трудно писать Вольфгангу. Кошмар.
Суббота, 13 марта
С наркотиками стало хуже. В тех местах, где раньше можно было кое-что достать, теперь хоть шаром покати. Мне предложили героин.
Четверг, 25 марта
Я вернула себе покой и защищенность. Хорошо, когда нет больше вопросов. Кого упрекать? Закрываю глаза, и беда уходит.
Через два месяца Ингрид была мертва.
Вольфгангов брат взмок от пота. Торопливо складывает листки.
В апреле и мае он безуспешно пытался дозвониться до Ингрид. Хотел просто услышать ее голос. Увидеть ее. Изредка он подкарауливал ее после работы. Ждал в машине, когда она выйдет на улицу. Ее сослуживицы кивали ему. Но Ингрид придумывала отговорки.
Защищалась.
С тех пор он ставил машину так, чтобы Ингрид не могла ее заметить.
Мартин чувствует, как по спине ползут капли пота. Какая тоска… Он берет записки Ингрид и начинает жечь их, страницу за страницей.
На это уходит больше получаса. Впрочем, нетерпение жены, которая ждет с ужином, уже не волнует его.
© Deutsche Verlags-Anstalt GmbH, Stuttgart, 1976
Месячный баланс
Перевод Н. Литвинец
Вот моя работа в течение одного месяца, причем не только за пишущей машинкой.
За этот месяц:
необходимо было закончить работу над рукописью будущей книги «Репортаж о положении старых писателей в ФРГ»;
с 9-го по 21 сентября намечены были съемки телевизионного очерка о старых писателях для Штуттгартского телевидения;
до 30 сентября необходимо было сдать план сценария документального фильма для Баварского телевидения; а кроме того — так называемая «мелкая» работа и получение премии; плюс домашнее хозяйство, состоящее из одного мужа, двух детей и пяти комнат.
Первая неделя сентября занята ликвидацией задолженностей прежнего месяца.
Так заканчивается мой отпуск.
А кроме того, нужно ответить на письма, позвонить кое-кому по делам. Написать в конце концов две давно обещанные рецензии. Нужно успеть заключить договор с издательством на «Репортаж о положении старых писателей» до того, как редактор уйдет в отпуск. Отредактировать журнал «Публикацией». Я переписываю интервью, читаю корректуры, составляю индекс издательств.
К счастью, дети пока еще на каникулах. Когда мы с мужем вдвоем, хозяйством никто не занимается. Обычно же мой рабочий день выглядит так:
шесть часов работы по дому,
шесть часов профессионального труда, иногда больше.
