Наташа Маркович - Я – необитаемый остров
Остается, правда, привкус вазелина в жопе, но это не важно, потому что, когда решение будет реализовано, вы в очередной раз убедитесь, что Юлька была права и вы приняли правильное решение.
Вот это-то и бесит, блин! Иногда хочется, чтобы все рухнуло и всем было от этого плохо, только ради того, чтобы Юля оказалась неправа. Правота – это самый страшный ее недостаток. Абсолютно все остальное на этом фоне можно считать достоинствами. Причем некоторые из ее достоинств безотносительны. Абсолютны. Она умеет сильно любить своих друзей и близких. При этом всегда понимает – когда надо жестко потренировать, а когда по голове погладить. Умудряется обо всех заботиться, встречать, кормить, укладывать спать, говорить по душам и даже белье со своевременным тюльпанчиком постелить.
Юлька тотально честна. И она, не задумываясь, уволит с работы своего самого любимого друга, если он того заслужит. Поборется за него до последнего, а если не поможет – уволит. Поплачет, все объяснит и даст расчет. А потом позовет в гости, напоит чаем и выслушает все жалобы, слезы, сопли… Обнимет и скажет о том, что ее любовь нисколько не уменьшилась от того, что человек облажался. И что ее дом по-прежнему открыт для него.
А если она сочтет, что ее начальник поступил неправильно, причем даже не в отношении нее, а в отношении любого другого человека, то она опять пустит слезу, подойдет к нему и выскажет свою точку зрения на просходящее. Вообще, плачет она довольно часто, потому что хрупкая и ранимая, как цветочек.
А как она заботится о своем Стасике, боже мой! Он просто не может не быть лучшим и успешным рядом с такой женщиной. Потому что она в него верит беспрекословно. И всегда верила, даже когда он был менеджером без жизненных целей, с зарплатой в нынешний ежедневный доход.
Мне кажется, он любит ее до судорог, до слез, хотя я никогда не видела его плачущим. Он суровый, молчаливый и сдержанный. Но все равно у меня есть такое ощущение, что он любит ее до слез.
Хорошая она, в общем, ничего не скажешь. Прямо даже и не знаешь иногда, как к себе относиться, находясь рядом с ней.
Дерьмо и розы
Утром я приняла капитанские звонки, разобралась с вопросами и начала реализовывать идею со студией Лебедева. Для начала в очередной раз изучила его сайт и в сотый раз восхитилась бескомпромиссностью основателя.
Мы делаем ваши сайты так, как считаем нужным их делать, а если вам не нравится – ступайте вон. А если уже нам не нравятся ваши политические убеждения, жизненная философия и тупая рожа, то делать вам сайт мы не будем ни при каких обстоятельствах. Ступайте вон еще раз.
Уважаю.
Таким образом, получив в качестве источника вдохновения еще одно доказательство того, что надо потратить всю эту чертову тучу бабла на дизайн в студии Лебедева, я написала им письмо и уже вечером сидела у них в комнате переговоров. Разговор шел с руководителем проектов.
Надо же, обзавелись комнатой переговоров и даже ресепшеном. Лет пять назад, когда я с кем-то туда случайно попала на переговоры, нас провели через всю студию, и я видела совсем другую картину. Настоящее логово неформальщины. Столы, заваленные креативом и заштампованные многочисленными кругами от кружек, куча компьютеров с «творчески оформленными» рабочими местами, разномастные кружки с кофе, люди, лежащие головой на рабочем месте, маньяки в драных джинсах с красными глазами, спящие ноги в кедах, гордо и бескомпромиссно торчащие из диванчика, даже кошка, кажется… Впрочем, последнее не обязательно, может, это плод моего воображения.
А теперь вот ресепшен. В прошлый раз мне здесь больше понравилось.
Мы чудесно поговорили с девушкой – руководителем проектов. Возможно, будем работать, если договоримся. Но есть один серьезный минус – сроки.
Вообще, разговор с этой девушкой, замучившей меня кучей вопросов, был полезен в любом случае. Я сама, наконец, в ощущениях прочувствовала концепцию журнала до конца. Вот мне хочется, чтобы там было все, как в жизни. Но в жизни не зашоренной и притворной, а настоящей, яркой, безумной, наполненной. Той самой, что сидит каждое утро на коврике у кровати, ждет с надеждой нашего пробуждения, чтобы закружиться в безумном танце страсти.
Увы, некоторые предпочитают не заметить беднягу, просквозить мимо тихонечко в ванную, на унитаз, а потом быстренько на работу, ссутулившись. Отбывать. Отбывать свою жизнь.
Мне хочется, чтобы в моем журнале все было неправильно. Никаких скучных интервью, где имидж идет впереди человека. Никаких притворно скалящихся в камеру красавиц. Настоящая красота в искренности.
Хочу, чтобы с первой страницы захватывала страсть, радость, злость, отвращение, ненависть, восторг. Чтобы чувства тащили читателя через все страницы и не отпускали, заставляли проживать все то, что прожили люди писавшие, снимавшие, рисовавшие…
А значит, и авторы нужны такие – умеющие жить, а не выживать. Умеющие тонко чувствовать внутренний мир человека. Умеющие не прятаться от боли, ярости, восторга, нежности.
Боже, где я возьму таких?
Вот мне, например, важно, чтобы был мат в журнале, ибо он есть в нашей жизни, и в немалых количествах. Мат при правильном пользовании создает энергию, между прочим. Важно, чтобы жесткие и честные вещи подавались бескомпромиссно. Типа той картинки с сердечками и дерьмом. Чтобы мы могли рассказать и о детях-инвалидах, которым мы день рождения Чебурашки каждый год организовываем. Чтоб про терроризм и ненависть к нему.
Я об этом говорила Маше из студии Лебедева. Сразу. Чтобы напугать.
Но забыла сказать о второй стороне.
Многие люди не умеют переживать и доносить до окружающих совсем другие чувства. Что я имею в виду? Слово «нежность», например, употребляется гораздо реже, чем слово «хуй». Слово «любовь» многие боятся произносить – говорят, что оно опошлено. Люди боятся быть хрупкими, трогательными, ранимыми, испытывать тонкие чувства.
Словно мы взяли и обрубили у линейки чувств оба конца. Остались лишь скромные спокойненькие эмоции. Радость на одном конце, злость на другом, но мы проявляем их в разумных пределах, чтобы окружающих не напугать.
«Живем мы что-то скучновато» – это, между прочим, Людмила Гурченко бог знает когда спела.
Я знаю точно, как это происходит. Мы потихоньку начинаем перекрывать поток ярких чувств с самого детства. Мир нас дисциплинирует и ограничивает. «Не плачь, ты же мужчина, не ори, это неприлично!» – стараются мамы и папы. Но это еще не беда. Даже не полбеды. Главный ужас наступает тогда, когда приходит страсть – самое, наверно, сильное чувство. Мы влюблены и готовы ради объекта страсти на любые подвиги. И мы их совершаем. Кураж делает нас неуязвимыми и непобедимыми. Оценка окружающих, долг перед Родиной, физические препятствия – все это не имеет никакой силы перед лицом нашей страсти.
Мой бывший муж совершенно пьяный много раз лазил по балконам ко мне на шестой этаж общежития. Это был смертельный трюк. В нормальном состоянии это было бы невозможно. Но тогда его ничего не могло остановить – ни охранники, ни мои слезы, ни страх… У него была цель – я. Вернее, его любовь.
И нет людей на свете, которые бы не испытывали рано или поздно боль от удара под дых. Боль эта страшная, ведь когда ты открыт – нервы оголены. Ударом может быть что угодно – измена, разлука, разочарование, да и просто насмешка или неосторожное слово, брошенное мимоходом. И все. Трансформация личности запущена на полную скорость.
«Эта боль невыносима. Я больше не намерен испытывать такое». И человек принимает решение не допускать больше таких ситуаций. Не любить страстно. Любить вполнакала. Кроме того, он срочно гасит, глушит боль всеми возможными методами, не позволяя себе ее переживать. И она, боль, уходит внутрь и затихает. Засыпает. Лишь изредка ворочается внутри, как больной зверек с облезлой шерстью.
Если сравнить наши эмоции с маятником, то все эмоции находятся в диапазоне его движения. Слева – ужас, ненависть, ярость; справа – восторг, эйфория, экстаз, вдохновение. Мы ставим ограничитель. Стоп! Вот досюда можно доходить – говорим мы и приостанавливаем маятник, чтобы он не дошел до отметки «ярость». Злости вполне достаточно – дальше слишком дискомфортно, да и, кроме того, неприлично. И со злостью-то не переборщить бы, палку не перегнуть.
Маятник тормозит, конечно. И до крайней правой отметки теперь он тоже не дойдет – ходу не хватит. Так и будет чиркать чуть-чуть, сантиметр туда, сантиметр сюда. А чтобы его раскачать заново – недюжинный талант нужен и масса энергии.
Все. Теперь жизнь загнана в рамки правильной посредственности. Эйфории не жди. Муза улетела. К более смелым и рисковым. Ибо вдохновение находится очень близко к крайней правой позиции на нашем маятнике.
Я знаю много людей, которые живут совсем не так. Они позволили себе жить ярко и яростно. Не побоялись рисковать, любить, ненавидеть. Но я также наблюдаю толпы, огромные массы людей, которые… Которые, вообще, наверно, не поймут, о чем это я…
