Георгий Ланской - Расслабься, крошка!
А оказалось…
Оказалось, что переживает. И не просто переживает.
— Как я тебя понимаю, — вздохнула Марина с рекламной интонацией.
— Да ладно?
— Прекрасно понимаю, — сказала она и доверительно добавила: — Я ведь года два назад сама по нему сохла. А потом поняла: не стоит он моих страданий. Подумаешь, бриллиантовый мальчик. Вон их сколько вокруг, любого подбирай…
Тут она перегнула палку и, сообразив это, спохватилась и замолчала. Наследников, а особенно неженатых, в тусовке можно было пересчитать по пальцам, и они не торопились тащить малоизвестных певиц под венец. Черский оказался не исключением, Марина это отчетливо осознавала. Да и не она одна…
— Много ты понимаешь, — презрительно протянула Рокси и вдруг всхлипнула. — Я же его любила, как дура.
— И что?
— И всё! Только разве ж я могла себе его позволить? Он мне всю жизнь перевернул. Лежишь вот в койке, на тебе какой-нибудь толстый мужик пыхтит, старается, а ты жмуришься и представляешь себе Егорку. И только-только представишь, этот козел тебе в ухо слюнявым языком: «Деточка, тебе было хорошо?» Какая я им, на хрен, деточка?
Она невесело рассмеялась, встала с унитаза, одернула платье и, сделав шаг, едва не упала, запутавшись в трусиках.
— Фу-ты, дрянь какая, — зло сказала Рокси, дрыгнула ногой и отправила черные кружева в полет. Пролетев через всю дамскую комнату, трусики упали на умывальник, но не удержались и соскользнули на пол. Рокси подошла ближе и пнула их к стене.
— Господи, на кого ж я похожа? — ужаснулась она и сунула голову в раковину. Пока она умывалась, Марина неловко топталась рядом, не зная, что делать: уйти или остаться, выслушать эту полупьяную исповедь до конца.
Рокси вынырнула, потянулась к бумажным полотенцам и стала тщательно промокать ими лицо.
В туалет вошла какая-то незнакомая девица, покосилась на них и юркнула в кабинку.
Рокси молчала, терла лицо одной рукой, а другой копалась в крохотной сумочке.
Марина разглядывала стенку, на которой красовались причудливые натюрморты из оплавленных гнутых виниловых пластинок, раскуроченных будильников и выкрашенных в красный цвет болтов и гаек.
Красотища. Руки бы выдернуть тому, кто этот хлам назвал инсталляцией и продал за бешеные деньги!
Интересно, сколько эта девушка просидит на толчке? Марине вдруг до смерти захотелось есть. Может, плюнуть на все и уйти? С Рокси они не подруги, так что та вряд ли обидится. А если и обидится, то переживет. Вернуться за свой столик и с интересом выслушать светскую обозревательницу, которая лучше всех знала, кто с кем спит…
Девица оправила юбку, вымыла руки и, подмазав губы помадой, вышла.
— И что? — не выдержала Марина. — Ты ему сказала?
— Что сказала?
— Ну… это… Что любишь.
Рокси с жалостью посмотрела на Марину с высоты своего удлиненного каблуками роста:
— Как же я ему скажу, если я с его папашей кручу шашни? Да и потом…
Она вдруг задохнулась, а ее губы затряслись.
Марина погладила ее по руке.
Чего это она так психует? Ну, женился. Так это не вчера произошло. С того момента страсти должны были поутихнуть.
— Ничего я ему не скажу, — мрачно произнесла Рокси. — Там такое творится… Может, уже никто не скажет.
— Как это?
— Пропали они оба. И Егор, и эта коза его рыжая. Машину прямо на шоссе расстреляли. А вчера Саше кассету прислали. Он мне, конечно, не показал, но я потом нашла и посмотрела.
Марина вцепилась Рокси в руку:
— Расскажи!
Рокси с сомнением посмотрела на нее, а потом все рассказала.
От кофе и сигарет внутри горело, но отказаться от них Боталов не мог. Расхаживая по кабинету с самого утра, как медведь-шатун, он не находил себе места. Стоило присесть, как неведомая сила подбрасывала его вверх, и он снова бегал из угла в угол, требовал кофе, курил, чувствуя, как в желудке растет прожженная адской смесью дыра.
Но самым ужасным было чувство собственной беспомощности и бессильная злоба. Часы тикали, колотя стрелками по голове. Каждая минута с садистской педантичностью напоминала, что шансы на благополучный исход тают.
Больше всего Боталову хотелось напиться, чтобы пережить эти страшные дни в забытьи.
— Да сядь ты, и без того мутит, — скомандовал Караулов.
Боталов сел и мрачно уставился на собеседника.
Миллиардер Юрий Караулов, чья племянница стала супругой Егора, похищение перенес легче: не дочь все-таки.
Другое дело его брат, Николай…
Оповещать его об убийстве шофера было ошибкой. Пережив первый шок, Николай покорно ждал вестей, подавив желание бежать в милицию. Перед глазами у него постоянно маячил истерзанный труп единственной дочери.
Когда Боталов позвонил Юрию Караулову и велел срочно приехать, тот решил не брать с собой брата. Сидя в кабинете Боталова за закрытыми дверями, он мрачно разглядывал стены, барабанил пальцами по столу, прихлебывал коньяк и думал.
— Ты уверен, что это он? — наконец спросил Караулов.
Низкий, бархатный голос ударил в стены и словно растворился в них. Боталов судорожно кивнул, сглатывая застрявший в горле комок.
Он не спал уже две ночи.
С того момента, как увидел своего шофера мертвым. Стоило забыться, как перед глазами всплывало страшное лицо с багровыми щеками, забрызганными кровью, и жуткую черную дыру в голове — кратер вулкана с застывшей красно-черной жижей…
Оказывается, не спать ночами очень просто.
— Молодец, ничего не скажешь, — зло прошипел Караулов. — Подсуетился. И ты тоже хорош! Какого хрена у тебя пацан без охраны?
— Не ори ты, — поморщился Боталов. — И так голова пухнет, не знаю, куда деться. Чего сейчас-то обсуждать, почему он без охраны?
— И что делать будешь? — холодно спросил Караулов.
Боталов вздернул брови.
Хорошо прозвучало. Красиво.
«Что делать будешь?»
Будто в этой ситуации пострадал он один.
Эта фраза неприятно царапнула уголок сознания, словно кошачий коготь, но сильно не зацепила.
Не самое важное. Не самое страшное.
Самым важным ему казалось, что он поругался с сыном, так и не успев с ним помириться. И сейчас сама мысль, что они могут больше не увидеться, жгла каленым железом, оставляя в душе оплавленные дымящиеся борозды…
Серые глаза Караулова сверлили Боталова. Он сказал:
— От меня же ничего не требуют.
— Я знаю.
— Потому я и спрашиваю: что ты намерен делать? Я ведь могу… помочь. И всякое такое.
Что входит во «всякое такое», Боталов предпочел не уточнять.
У Караулова было много возможностей.
Как и у Боталова.
У любого миллионера много «всяких таких» возможностей, которыми легко жонглировать в междоусобных войнах. И хуже нет, когда в этих войнах приходится играть с равным на его поле.
— Он их не выпустит, — тихо произнес Боталов. — Даже после того, как получит землю на Садовнической. Дело не только в участке, но и в репутации.
— А ты ведь ему подгадил тогда с террористами, — вкрадчиво констатировал Караулов. — Я, конечно, осуждать не могу, сам грешен. Но раз начинаешь грязно играть, страховаться надо. Тем более тебе есть кого терять. Дочь, кстати, где твоя?
— За границей, — вздохнул Боталов. — Ее Инна вывезла давным-давно. В Англии учится. Я сразу позаботился о ее безопасности и Инну предупредил.
— Запись спецы смотрели?
— Смотрели. Сразу же. Но ничего не вытрясли. Глухо, как в танке.
Обращаться в милицию Боталов не стал.
Кассету получили эксперты частной конторы, которые и под страхом смерти не проболтались бы, откуда у них эта пленка. Однако спустя сутки начальник конторы сконфуженно сообщил: выжать из нее почти ничего невозможно. Судя по шумам, запись велась в замкнутом помещении, никаких посторонних звуков, вроде гудков поездов или шума самолетов, позволяющих хотя бы частично локализовать поиски, не присутствовало.
В чем Боталов не сомневался, так это в причастности к похищению Ашота.
Несмотря на то что Адамян пока на горизонте не проявлялся, Боталов был убежден: это ненадолго. Скоро он, как жирная муха, прилетит на сладкое, потирая свои мохнатые лапки…
Караулов в вине Ашота не был так уверен:
— Может, все-таки не он?
— А кто? — взорвался Боталов. — На этот участок больше никто не претендовал, кроме Ашота. Он требует именно Садовническую, а не другие объекты. Вот увидишь, не сегодня-завтра он придет и потребует свое!
— Жирно, — вздохнул Караулов, а потом посмотрел на Боталова: — Отдашь?
— Да куда я денусь, — вяло отмахнулся он. — Сын у меня один. И внук — или внучка — тоже.
— Про обмен что-нибудь сказали?
— Пока нет. Естественно, я ничего не подпишу, пока не увижу Егора. Только я Ашоту не верю. Сам знаешь, как он с конкурентами поступает.
— Знаю, — поморщился Караулов. — В девяностые все так делали. Кто-то вырос из этих… казаков-разбойников, а вот Ашотик — увы и ах. Он тебе сына из машины покажет, а потом прямо там кончит, чтоб неповадно было. Ну, или тебя.
