Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2009)
— Собачку завели?.. — спросил я, здороваясь.
— Сыну подарили. Породистый, гад… С ним надо гулять. Навесили на мою шею.
И начались наши встречи по утрам, на прогулке.
Хозяин, особенно вначале, явно не жаловал своего молодого друга.
— Приходится водить, — сетовал он. — Сын и так мало спит. Работа… Жалко его. И сноха — возле него. Не поднимешь. Я — крайний. Куда деваться? Тем более что привык рано вставать. Когда работал, в шесть ли, в семь — планерку проводишь. А встаешь, особенно летом, в четыре да в пять, чтобы отзвониться, обстановку узнать. Куда-то съездить успеть. С проверкой. Теперь уже не отвыкнешь. До смерти. Вот и приходится.
А с ним надо гулять и гулять. Охотничья порода. Зайца берет. Написано в книжке. Вот и гуляю.
Он оправдывался. И это было понятно. Мы, сельские люди, относимся настороженно к собакам комнатным. Дворовый пес — это привычно, понятно. А вот в доме собаку держать… Это уже какое-то баловство ли, барство.
Как на грех, соседу моему, на прогулке дневной, повстречался земляк. Увидев своего бывшего главу района — начальника серьезного, строгого — праздно гуляющим да еще и с собакой на поводке, земляк вначале оторопел, а потом закатился от смеха.
— Первый секретарь райкома с собачкой… Ха-ха-ха! — смеялся он. —
С собачкой гуляет наш глава района!
Конечно же, соседу моему стало не по себе. Город — одно дело, а в поселке, на родине, законы другие. Наболтает землячок, и начнут плести: с собачкой на поводке гуляет… дожился… Там — родные, знакомые. Разве приятно? Словом, не по себе стало. Но сделать он мог немногое.
Во-первых, отказался гулять с собакою днем и вечером, когда людно, тем более что молодая сноха нигде не работает. Во-вторых, он стал уходить на утренние прогулки чуть свет, пока спят люди. И конечно же, больше всех доставалось псу.
— Навязался на мою голову, гад такой. Нашли чего подарить…
К тому же вид и нрав у породистого бассет-хаунда не больно привычный: посадка низкая, лапы мощные короткие, тяжелая голова, нос — в землю, длинные уши тоже по земле волочатся.
— Чего ты все время нюхаешь, гад такой?.. Всякую падаль ищешь? — негодовал мой сосед и жаловался: — У людей собаки как собаки. А этот — не постоит, все лезет куда-то, нюхает, роет. Знакомого встретишь — поговорить не даст. Прет и прет. Скотина.
Молчаливый упрямый бассет и впрямь был в вечном поиске: морда — к земле, вперед и вперед.
Шло время. С соседом встречались мы редко. И в основном лишь утром, на ранних прогулках. Все больше в пору осеннюю, зимнюю, когда я прибиваюсь на жительство в город.
Но встречались.
— Свободу собакам! — издали приветствовал я неразлучную пару.
Дело в том, что сосед мой своего бассета с поводка отпускал неохотно.
— А бегать за ним кто будет? — вопрошал сосед. — Его отпустишь — он ходу. В кусты и вниз. И тогда… ищи…
Что бывает “тогда”, мне случалось видеть. С виду неуклюжий, грузный, коротконогий, бассет резво улепетывал от хозяина; гранитные бордюры да лестницы ему не помеха, а кусты да высокие травы и вовсе на выручку. Нырнет — и ищи-свищи.
Немолодой, подслеповатый хозяин сбивается с ног. Опрашивает людей:
— Не видели, не пробегал?.. Лишь отвернулся — и нет его, гада.
Чаще собака оказывается где-то рядом. Но случалось, что далеко уходила: вниз, к самой Волге, к тамошним ресторанчикам, на сладкий запах. Или, в свою пору, почуяв подруги след, вовсе увеется.
Хозяин взмокнет, мыкаясь по аллеям да террасам вниз да вверх. Иной раз плюнет, идет, ругается:
— Пропади ты пропадом. Пусть сами его ищут. А не найдут — слава богу.
На другой ли, на третий день сообщает:
— Сам пришел, гад такой. Жрать захотел и прибыл, скулит, сноха услыхала. Не больно тебя кормят в ресторанах, да? — спрашивал он своего мучителя. — А у меня давление подскочило. Я же не спортсмен. Тем более по лестницам скачешь. Таблетки пришлось глотать. Из-за него.
День-другой собака в наказание гуляет на поводке; но здесь другая беда: бассет-хаунд — собака на коротких, но крепких лапах, телом тушистая, сильная. Попрет — не удержишь. Тем более хозяин — вовсе не богатырь, а человек старый. Вот и пойми, кто кого на буксире тащит.
— Ты куда меня тянешь, гад такой? Чего ты нашел там, в этих кустах? Сейчас отцеплю, пропади ты пропадом.
Словом, жизнь продолжалась. У собаки — своя, собачья: утренняя долгая прогулка, потом — завтрак, за ним — сон до обеда; дневная короткая прогулка по нужде, теперь уже с молодой хозяйкой; обед, снова сон на коврике. До вечера. Снова — короткая прогулка с молодым хозяином, который всегда спешит. Еда. И теперь уже — долгий, до самого утра, отдых. Так всякий день.
У хозяина своя жизнь. Тоже не больно веселая. Вроде еще вчера огромный район под его началом: колхозы, совхозы, пахотная земля, пятьдесят тысяч гектаров, скотина, привесы, надои, урожайность, районный городок со своими заботами, там — небольшие, но заводы: сельхозтехники, молочный, мясокомбинат; железная дорога, вагонное депо, больницы, школы, люди и люди — круговерть с раннего утра и до поздней ночи. Да еще — своя семья: дети, жена, старики, родня.
Нынче отрезано все. Вдовеет, живет под одной крышей с сыном, снохой, у которых детей нет. Развлечение одно — телевизор да радио. “Вы видали вчера?.. Вы слыхали?..” — обычные при встрече вопросы, рассказы о новостях кремлевских да заграничных. Знакомых в городе, считай, нет. Он здесь чужой. Лишь на поминки зовут, если земляк помрет. Загородных дачи ли, дома, как у многих людей пожилых, не имеет. “Они бы рады меня куда-нибудь заслать… — Это он о сыне со снохой. — Чтобы я там пахал.
А они бы приезжали раз в неделю, за клубникой”.
Дачи у него нет. Так называемой “общественной” суетой он не занимается. “Пошли они… со своими собраниями да комитетами… — отмахивается он. — Назаседался за жизнь. Но там хоть дело было. А эти только брешут. Одна дуристика…”
Есть у него гараж, где-то довольно далеко, надо ехать троллейбусом ли, трамваем. Гараж пустует. Молодые ставят свою новенькую машину возле дома или на платной стоянке, рядом. Картошку да моркошку и прочие овощи в гаражный подвал тоже не везут. “Не хотят… — сокрушенно разводит руками сосед. — Такой хороший подвал. Сухой, закромы и полки для „закруток”. Все сам сделал. А она говорит, что ничего не надо, все на базаре купим. А ведь можно осенью подешевле картошки, капусты купить, морковки. Как раньше. Бывало ведь, все запасали. И в районе жил, запасались на зиму. А здесь ничего не надо… „Базар рядом… Купим…”” — передразнивает он сноху.
Гараж пустует. Там — старые вещи: диван, шкаф и прочее. Молодые мебель меняют, старое на выброс, а все гожее: диван, тумбочка, шкаф. Сосед все увозит в гараж. Когда-нибудь пригодится.
— Гараж у меня просторный, сухой, перекрыл его. Большой подвал. Сноха как-то была там. Посмотрела, говорит: “Здесь и жить можно”. Это вроде мне намёк.
В гараж он и теперь ездит время от времени. Проверяет, проведывает. Но все реже.
— Чего там делать? — вздыхает он. — Лишь пауков гонять. Такой гараж без дела стоит, такой погреб… — И выдает сокровенное: — Не надо было мне в город переезжать. Там, у себя, сошелся бы с какой-нибудь бабенкой и жил. Там — все свои. Я и хотел остаться. Но из области приказали: уезжай, чтобы новый глава на тебя не оглядывался. Квартиру, говорят, дадим. А был у меня хороший коттедж, сад, огород, баня. Все отдал. Тогда была советская власть, с этим делом строго. Это сейчас творят что хотят… Материнский дом тоже за так отдали…
Сосед вздыхает, крякает огорченно, а собака тем временем куда-то унырнула.
— Вот какой гад… Не дает поговорить…
Сосед мой бросается в поиски. Я продолжаю свой путь. Тоже вздыхаю: старость всегда одинока, даже среди близких людей. Малые дети — внуки ли, правнуки — порой ее скрасят, до поры. Но все же, все же…
По утрам в нашем сквере и дальше по берегу, на террасах, народу бывает немного. Молодых, считай, вовсе нет. Остальные — наперечет.
А место, конечно, приглядное; тенистые аллеи — тополя, сосны, голубые ели, березки, густой казачий можжевельник, жасмин, скумпия, абрикосы. Летом — цветы. Рядом — Волга. Свежесть ее.
Хорошо по утрам гулять. А главное — рядом. Вышел из подъезда, и вот оно утро — с духом листвы, хвои, близкой воды. Но по утрам на волю выбираются редкие. Из нашего большого, девятиэтажного, с семью подъездами дома из года в год вижу лишь бывшего областного военкома да главу Пенсионного фонда. Остальные — долго зорюют, спят, а может, просто ленятся.
