Агата Кристи - Роза и тис
– Я с большим интересом буду следить за вашей карьерой, – заверил я Гэбриэла.
– Лет через двадцать я растолстею, буду жить припеваючи и, вероятно, прослыву народным благодетелем.
– А потом?
– Что вы имеете в виду? Что значит «а потом»?
– Я просто подумал, что вам станет скучно.
– О, я всегда найду себе какое-нибудь занятие! Просто ради удовольствия.
Меня всегда поражала уверенность, с какой Гэбриэл рисовал свое будущее, и я в конце концов поверил в его прогнозы. К тому же он почти всегда оказывался прав.
Он предвидел, что страна проголосует за лейбористов, был убежден в своей личной победе на выборах, не сомневался, что жизнь его будет идти предсказанным им самим курсом, не отклоняясь ни на йоту.
– Значит, «все к лучшему в этом лучшем из возможных миров»[25], – довольно банально заметил я.
Гэбриэл помрачнел и нахмурился.
– У вас удивительная способность – вечно наступать на любимую мозоль, – раздраженно сказал он.
– В чем дело? Что-то не так?
– Ничего... в общем-то ничего. – Он помолчал. – Случалось вам когда-нибудь загнать занозу в палец? Знаете, как это раздражает? Ничего по-настоящему серьезного... но постоянно напоминает... покалывает... мешает...
– Кто же эта заноза? – спросил я. – Милли Барт?
Он с таким удивлением воззрился на меня, что я понял: это не Милли.
– С ней все в порядке, – сказал он. – К счастью, все обошлось, никто не пострадал. Она мне нравится. Надеюсь, повидаю ее как-нибудь в Лондоне. Там хоть нет этих мерзких провинциальных сплетен.
Внезапно густо покраснев, Гэбриэл вытащил из кармана пакет.
– Вы не могли бы посмотреть?.. Как по-вашему? Годится? Это свадебный подарок. Для Изабеллы Чартерно.
Надо, наверное, что-то ей подарить. Когда свадьба? В следующий четверг? Может, это нелепый подарок?
Я с большим интересом развернул пакет. То, что я увидел, явилось для меня полной неожиданностью. Никогда бы не подумал, что Джон Гэбриэл выберет такой свадебный подарок.
Это был молитвенник, искусно украшенный изящными рисунками. Вещь, достойная музея.
– Я толком не знаю, что это такое, – сказал Гэбриэл. – Должно быть, что-то католическое. Ему несколько сотен лет. Я подумал... Конечно, я не знаю... Мне показалось, что ей подходит. Но если вы считаете, что это глупо...
– Это прекрасно! – поспешил я успокоить Гэбриэла. – Любой был бы счастлив иметь такую превосходную вещь.
Это музейная редкость!
– Не уверен, что ей понравится, но, по-моему, здорово подходит. Если вы понимаете, что я имею в виду.
Я кивнул. Да, мне было понятно.
– В конце концов, должен же я что-нибудь подарить!
Нельзя сказать, что девушка мне нравится. Мне она ни к чему. Высокомерная гордячка. Уж она сумеет обуздать его светлость лорда Сент-Лу! Желаю ей счастья с этим напыщенным ничтожеством!
– Руперт – несколько больше, чем напыщенное ничтожество, – возразил я.
– Да, конечно... в сущности, так... Во всяком случае, мне нужно сохранить с ними обоими хорошие отношения.
Как члена парламента от Сент-Лу меня будут иногда приглашать в замок на обед. Ежегодные приемы в саду и все такое. Думаю, что старой леди Сент-Лу придется теперь переехать в дом, доставшийся ей как вдове по наследству – в эту заплесневелую развалину возле церкви. По-моему, любой, кто поживет там хоть немного, вскоре умрет от ревматизма.
Гэбриэл взял молитвенник и снова завернул его.
– Вы в самом деле думаете, что это стоящая вещь? И что она подойдет?
– Великолепный и очень редкий подарок! – заверил я.
Вошла Тереза, и Гэбриэл поторопился уйти.
– Что это с ним? – спросила она, когда за Гэбриэлом закрылась дверь.
– Думаю, это реакция.
– По-моему, что-то большее, – сказала Тереза.
– Мне все-таки жаль, что он победил на выборах, – сказал я. Поражение отрезвило бы его. А так – через несколько лет он станет совершенно невыносим! Вообще говоря, он неприятный тип, но мне кажется, что он преуспеет в жизни. Как говорится, доберется до самой верхушки дерева.
Я думаю, что именно слово «дерево» побудило Роберта высказать свое мнение. Он вошел вслед за Терезой, но держался так тихо и незаметно, что, когда вдруг заговорил, мы вздрогнули от неожиданности.
– О нет! – решительно произнес Роберт.
Мы оба вопросительно посмотрели на него.
– Гэбриэл не поднимется на верхушку дерева. Я бы сказал, что у него нет ни единого шанса.
Роберт кружил по комнате, сокрушенно вопрошая, кому это нужно постоянно прятать его мастихин[26].
Глава 23
Свадьба лорда Сент-Лу и Изабеллы Чартерно была назначена на четверг.
Я долго не мог уснуть. Ночь выдалась тяжелая: боль не давала покоя. Время близилось к часу ночи, когда я услышал шаги за окном. Я подумал, что у меня разыгралось воображение, но готов был поклясться, что это Изабелл она шла по террасе.
Потом послышался ее голос:
– Хью, можно войти?
Выходящее на террасу французское окно было постоянно открыто. Его закрывали, только когда с моря дул штормовой ветер. Изабелла вошла, и я включил лампу у своей постели. Меня не покидало странное чувство, что все это сон.
Изабелла казалась очень высокой. На ней было длинное пальто из твида и на голове темно-красная шаль. Лицо было серьезное, спокойное и какое-то печальное.
Я не мог понять, что заставило ее появиться здесь в такое время ночи... Или утра? Но почему-то мне стало тревожно.
Все происходившее больше не казалось сном. Напротив, то, что случилось со времени возвращения Руперта Сент-Лу, воспринималось как сон, а теперь настало пробуждение.
Мне вспомнились слова Изабеллы: «Я все еще боюсь проснуться...»
«Именно это и произошло!» – подумал я. Девушка, стоявшая сейчас возле меня, больше не жила как во сне.
Она проснулась.
Вспомнил я также и слова Роберта, – что при крещении Руперта Сент-Лу не было ни одной злой феи. Позже я спросил его, что он хотел этим сказать. «Видишь ли, раз нет ни одной злой феи – значит, нет и сказки!» – ответил Роберт. Может быть, именно отсутствие недостатков и делало Руперта Сент-Лу не вполне настоящим. И тут уж не могли помочь ни его красота, ни ум, ни «правильность».
Все это промелькнуло в моей голове, прежде чем я услышал слова Изабеллы:
– Я пришла проститься.
Не понимая, я глупейшим образом уставился на Изабеллу.
– Проститься?
– Да. Понимаете... Я уезжаю...
– Вы хотите сказать... уезжаете с Рупертом?
– Нет, с Джоном Гэбриэлом.
В эту минуту я обратил внимание на странную двойственность человеческого сознания. Одна половина моего мозга была поражена словно молнией. То, что сказала Изабелла, было абсолютно невероятным, невозможным... настолько фантастичным, что просто нельзя себе представить.
Но где-то в глубине души я не был удивлен. Как будто внутренний голос насмешливо произнес: «Ну конечно, тебе это было известно!..» Я вспомнил, как, не повернув головы и не видя, Изабелла почувствовала, что Гэбриэл прошел мимо террасы и узнала его шаги... Вспомнил лицо Изабеллы, когда она пришла из нижнего сада в ночь праздника, устроенного в Длинном Амбаре... Как быстро она действовала в случае с Милли Барт. Вспомнил слова Изабеллы: «Руперт должен скоро приехать» – и странную напряженность в голосе. Она была напугана тем, что с ней происходит.
Я смутно понимал темное чувство, которое влекло ее к Гэбриэлу. Этот человек обладал странной привлекательностью для женщин. Тереза давно говорила мне об этом...
Любила ли его Изабелла? Я в этом сомневался. И я не верил, что она может быть счастлива с таким человеком, как Гэбриэл... Человеком, который хотел обладать ею, но не любил.
Со стороны Гэбриэла это было чистейшее безумие.
Конец политической карьеры. Крушение всех амбиций. Я не мог понять, почему он решился на такой безрассудный шаг.
Любил ли он Изабеллу? Думаю, нет. Скорее всего, в какой-то мере даже ненавидел. Она олицетворяла собой все то, что невольно унижало его с первого дня появления в Сент-Лу. Может быть, это и явилось скрытой причиной теперешнего безумного поступка? Месть за свое унижение?
Неужели он готов разрушить свою жизнь, чтобы таким образом уничтожить то, что его унижало? Не месть ли это «простого мальчика из простонародья»?
Я любил Изабеллу. Теперь я твердо знал это. Любил так сильно, что был счастлив ее счастьем. А она была счастлива с Рупертом в своей сбывшейся мечте – о жизни в Сент-Лу. Она только боялась, что все это может оказаться ненастоящим .
А что же настоящее? Джон Гэбриэл? Нет! То, что она собирается сделать, – чистейшее безумие. Ее нужно остановить... упросить, уговорить!..
Слова готовы были сорваться с моих губ... но остались несказанными. До сих пор я так и не знаю почему...
Скорее всего потому, что Изабелла – это Изабелла.
Я ничего не сказал.
Изабелла наклонилась и поцеловала меня. Это был поцелуй не ребенка женщины. Прохладные свежие губы прижались к моим губам в ласковом и сильном прикосновении, которого я никогда не забуду. Так мог бы поцеловать цветок.
