Ален Роб-Грийе - Ластики
Возможно, мадам Смит, хоть она и совсем глухая (и «со странностями»), несмотря на то что она утверждает, будто ей «решительно ничего не известно о гостях хозяина», могла бы назвать имя этого молодого человека и сказать, зачем он приходил к Дюпону.
Следовало бы еще раз допросить экономку, но, к сожалению, она уехала из города. В ее отсутствие инспектор попробовал разговориться с хозяином кафе «Союзники»; как он мимоходом замечает, «люди этой профессии обычно хорошо осведомлены о частной жизни своих клиентов». Хозяин не желал говорить, и от инспектора потребовались все его терпение и все его дипломатическое искусство, чтобы узнать подоплеку этого дела.
Лет двадцать назад Дюпон «поддерживал постоянные отношения» с женщиной «из низов», и какое-то время спустя она родила сына. Профессор, который «сделал все, чтобы предотвратить нежелательное событие» (?), испытал сильнейшее давление, но категорически отказался жениться. Не видя иного средства «положить конец преследованиям», он вскоре вступил в брак с девушкой из своего круга. Но его побочный сын, успев подрасти, стал являться к нему и требовать значительные суммы денег, «что приводило к бурным дискуссиям, эхо вторых доносилось до соседей».
Переходя к выводам, инспектор первым делом доказывает, что Даниэль Дюпон во многих отношениях «намеренно исказил правду».
«При поверхностном осмотре вещественных доказательств, – пишет он, – даже без привлечения свидетельских показаний становится очевидно, что:
во-первых, нападавших было двое: человеку с маленькими руками (отпечатки пальцев № 3) и маленькими ногами (следы на газоне), у которого короткий шаг, было бы не под силу оборвать провод электрического звонка у садовой калитки; с другой стороны, если первому пришлось ступать по траве газона, чтобы гравий не скрипел под ногами, это значит, что был еще кто-то, ступавший по выложенному из кирпичей бордюру дорожки; будь он один, он сам бы пошел по этому бордюру, широкому и удобному;
во-вторых, по меньшей мере один из этих двоих был не обычным преступником, а знакомым хозяина, который часто бывал в доме; он прекрасно ориентировался там и прекрасно знал, кто, что и когда там делает;
в-третьих, профессор, несомненно, узнал его; профессор утверждает, будто получил пулю в грудь, не успев еще как следует открыть дверь, а потому и не увидел стрелявшего в лицо; но на самом деле он вошел в кабинет и говорил с этими двумя; между ними даже завязалась борьба, о чем свидетельствует беспорядок в комнате (развалившиеся стопки книг, передвинутый стул и т. д.) и отпечатки пальцев (№ 3), обнаруженные на пресс-папье;
в-четвертых, мотивом преступления была не кража: человек, который так хорошо ориентировался в доме, не мог не знать, что в этой комнате красть нечего.
Дюпон не захотел назвать имя убийцы, ибо знал его слишком близко. Он даже скрывал, насколько серьезна его рана, скрывал так долго, как только было возможно, надеясь, что его друг доктор Жюар сумеет его вылечить и скандала удастся избежать. Именно поэтому экономка уверяла, будто ее хозяин всего лишь легко ранен в руку».
Попробуем восстановить всю сцену от начала до конца. Молодой человек пытался достичь цели разными средствами: он настаивал на своих правах, изображал любящего сына, взывал к жалости, не побрезговал шантажом, но все было напрасно. И тогда, отчаявшись, он решил прибегнуть к силе. Сам он тщедушный, отца побаивается, а потому позвал на подмогу приятеля, покрепче и постарше себя; этот тип, которого он собирается представить как своего поверенного, на самом деле больше похож на наемного убийцу. Предприятие назначается на понедельник, двадцать шестое октября, на половину восьмого вечера…
Даниэль Дюпон подходит к двери кабинета, глядя себе под ноги, он уже протянул руку, чтобы открыть дверь, как вдруг у него возникает мысль: «Жан там, он ждет его!» Профессор останавливается, затаив дыхание. Возможно, Жан пришел не один: разве не угрожал он позавчера, что приведет с собой «делового партнера»? Никогда не знаешь, до чего может дойти сегодняшняя молодежь.
Надо принять меры предосторожности: профессор на цыпочках крадется в спальню за револьвером, который со времен войны хранится у него в ящике ночного столика. Когда он собирается снять револьвер с предохранителя, его вдруг охватывают сомнения: нет, стрелять в сына он не будет, он хочет только напугать его.
Он снова выходит в коридор, и тяжесть револьвера в руке кажется ему несоизмеримой с тем страхом, который шевельнулся в нем минуту назад; более того, страх тут же улетучивается: зачем бы сыну приходить сегодня? Впрочем, Дюпон его и не боится. Он кладет револьвер в карман. Завтра он распорядится, чтобы экономка запирала двери с наступлением темноты.
Он поворачивает дверную ручку и открывает дверь в кабинет. Там его ждет Жан.
Жан стоит между стулом и письменным столом и читает разложенные на столе бумаги. Подальше от середины комнаты, перед книжным шкафом стоит другой, руки в карманах, смахивает на жулика.
– Добрый вечер, – говорит Жан.
Сегодня глаза у него опять блестящие, наглые и боязливые одновременно; наверно, опять выпил. Губы кривятся в подобии улыбки.
– Что ты здесь делаешь? – сухо спрашивает Дюпон.
– Пришел поговорить с тобой, – отвечает Жан. – Вот это – (он указывает на него подбородком) – Морис… мой поверенный – (и снова гримаса).
– Добрый вечер, – говорит Морис.
– Кто вас впустил?
– А зачем кому-то нас впускать, – говорит Жан, – мы дом знаем.
Это должно означать: «Мы тут свои!»
– Что ж, как пришли, так и уйдете, – спокойно говорит профессор. – Дорогу вы знаете.
– Так скоро мы не уйдем, – говорит Жан. – Мы пришли поговорить – поговорить о делах.
– Эту тему, малыш, мы уже исчерпали. А сейчас ты уйдешь.
Дюпон решительно направляется к сыну; он видит, как в глазах юноши появляется паника… паника и ненависть… Он повторяет:
– Сейчас ты уйдешь.
Жан хватает первое, что попалось ему под руку: тяжелое пресс-папье с острыми углами, и потрясает им в воздухе, готовый ударить. Дюпон делает шаг назад, его рука тянется к револьверу.
Но Морис заметил это движение, он проворнее, и вот уже он сам целится в профессора:
– А ну-ка брось. Вынь руку из кармана.
Некоторое время все молчат. Гордость не позволяет профессору смириться с тем, чтобы ему приказывали и «тыкали» в присутствии сына.
– Сейчас прибудет полиция, – говорит он. – Я знал, что вы меня тут поджидаете. Перед тем как войти сюда, я зашел в спальню и позвонил.
– Легавые? – говорит Морис – Что-то не слышно.
– Не волнуйтесь, скоро услышите.
– Еще есть время договориться!
– Они будут здесь с минуты на минуту.
– Телефонный провод два дня как перерезан, – говорит Жан.
На этот раз гнев пересиливает осторожность. Все происходит в какую-то долю секунды: попытка профессора выхватить револьвер, выстрел, поражающий его в грудь, и отчаянный крик молодого человека:
– Не стреляй, Морис!
4
Но шефа, похоже, это не убеждает. Он не решается безоговорочно отвергнуть гипотезу своего подчиненного, – чтобы не оказаться в дурацком положении, если она вдруг подтвердится. И вообще, темные и противоречивые обстоятельства в деле надо как-то объяснять… Но у этой версии есть недостаток: она приводит к выводу о причастности – и даже виновности – высокопоставленных лиц, которых лучше не трогать – независимо от того, виновны они или нет. Он говорит:
– У нас здесь не принято… в разведывательной службе при президенте не принято опираться на такие смутные подозрения…
Он бы с удовольствием отпустил какую-нибудь злую шутку насчет Бюро расследований и «великого Фабиуса», но предпочитает промолчать: сейчас это уместнее.
Чтобы не дать заместителю вступить на этот скользкий путь, шеф предлагает ему командировку в город, где произошло убийство: там он сможет вступить в контакт с местной полицией и с доктором, которому профессор Дюпон все рассказал и который присутствовал при его последних минутах. Он сможет также побывать в особняке убитого, поискать там какие-нибудь ранее не замеченные улики; он сможет… Но заместитель качает головой. Незачем ему терять время в этом унылом, сонном, окутанном туманами провинциальном городе у Северного моря. Там он не увидит ничего интересного, абсолютно ничего. Настоящая драма разыгралась не там, а здесь, в столице… точнее, разыгрывается.
«Он решил, что я струсил», – думает шеф; но ему все равно. Он говорит как о чем-то обыденном:
– Иногда бывает, что убийцу упорно ищут…
– …где-то очень далеко, – подхватывает заместитель, – а на самом деле достаточно протянуть руку.
– Да, но не забывайте, убийство все-таки произошло там…
