Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна
Но тут в дверях возник Дмитрий. Я поняла, что для меня это во всех отношениях единственно надежный, беспроигрышный вариант. Очень кстати оказался здесь Дима. Одно коробило: я знала — Дмитрий в этой ситуации не упустит возможности продемонстрировать и подчеркнуть нашу дружбу. Но в данном случае он просто проявит рыцарство, а с моей стороны в известном смысле, это нормальная попытка выйти из сложного положения с наименьшими потерями. Размышлять и анализировать не было времени. Дмитрий уже подошел, опустил руки по швам и, чуть склонив голову, вежливо сказал:
— Можно тебя пригласить?
Я ни секунды не помедлила и, избавившись от вульгарной, пошлой галантности кавалеров, с удовольствием закружилась в вальсе. Я успела заметить завистливые взгляды многих девчонок. Мне показалось, что каждой из них захотелось быть приглашенной вот так же достойно. А ребята хмыкнули и, сдвинув кепки-блины на затылок, пошли к «своим». «Хотя между нами остались декоративные отношения, окажи мне честь, танцуй с улыбкой. Давай хоть здесь не ссориться», — смиренно попросил Дмитрий. Я улыбалась, хотя совсем по другой причине, чем воображал себе мой довольный партнер. Уму непостижимо! Он еще надеется, что моя твердость может быть побеждена его обаянием и жаром красноречия! Но в тот момент это было неважно. Я была премного благодарна спасителю, позволившему мне достойно выйти из жутко неприятного, я бы даже сказала, щекотливого положения.
Примитивная обстановка зала претила мне. После танца я больше не захотела оставаться в клубе и заторопилась покинуть отвратительное место, чтобы поскорее отделаться от тягостных ощущений. Незаметно, по стеночке, пробралась в коридор. Но прошмыгнуть не удалось. Ко мне со всех сторон потянулись, как щупальца черных чудовищ, похотные ручищи вдребезги пьяных ребят, посыпалась черная брань, сальные шутки и гадкие предложения.
У меня волосы встали дыбом. Я поражалась неслыханной дерзости, неослабевающему безграничному хамству, но не пыталась прекратить пошлые излияния, боясь подлить масла в огонь. В моем бедственном положении было не до шуток и разглагольствований. Не пристало в такой компании умничать. Я уже не шла с гордо поднятой головой, а старалась тихо, как мышка, проскочить жуткое место. Скудным желто-красным светом горела под потолком пыльная лампочка. Нагнетая, нагоняя страх, скрипели половицы коридора, стонали дверные петли, серые закопченные стены усиливали стыд и страх.
В спертом, задымленном воздухе было трудно дышать. Я чувствовала тяжесть в груди и звон в ушах. Одуряющая липкая духота раздражала. Вдруг наступило гнетущее, непроницаемое молчание, которое давило намного страшнее оглушительного шума зала. За своей спиной я услышала слова, произнесенные пренебрежительным тоном: «Еще одна, кому нужна любовь!» И сжалась от ощущения гадливости. Успокаивало то, что противные руки не касались меня, только дразнили и пугали.
Уже в следующее мгновение чьи-то сильные загребущие клешни схватили меня за плечи. Огромный парень держал меня на расстоянии вытянутых рук, бесцеремонно разглядывал, как вещь, и нагло скалил зубы. Холодно горели разбойничьи, выпуклые глаза, над которыми застыли крутые бугристые надбровья. Я попыталась освободиться, но даже на миллиметр не сдвинулась. Вцепился гад, как приклеился!
Зрители загоготали, довольные моей беспомощностью. Мое положение было унизительным и обидным. Все внутри меня задрожало от возмущения и злости. Закипали слезы, зловещее предчувствие ломило голову, от страха поташнивало. Я содрогнулась и сначала почувствовала себя беззащитным олененком, окруженным стаей злых, голодных волков, потом вдруг раненым зверем, прикованным в клетке короткою цепью. «Так, дружочек, сплоховала. Ничего, сдюжим», — это была спасительная мысль. И когда нахал высказался, что никогда не изображает из себя наставника малолетних, любит необъезженных лошадок, хочет сегодня сотворить что-нибудь «разнеможное», и начал потихоньку притягивать меня к себе, я выхватила из-под кофты двадцатисантиметровый нож и замахнулась. В полумраке мелькнуло серебристое лезвие. Парень отшатнулся, тупо посмотрел на меня и выпустил из рук. Потом лишь хрипло вскрикнул:
— Чумная! Я пошутил.
— Осчастливил вниманием, гад! Проваливай! Чего таращишься? Оставь свои шуточки тем, кому они нравятся. По себе дерево руби, болван! — злобно крикнула я, ощетинившись.
Ребята оторопело притихли и расступились. У меня тряслись ноги, но я неторопливой походкой вышла на крыльцо, смешалась с толпой и, оказавшись в кромешной тьме, насмерть перепуганная, во весь дух припустила в сторону школы. Первые секунды этой гонки пролетели в бессознательном состоянии. Потом будто очнулась. Немного успокоилась. «Пронесло! Слава богу, выбралась из преисподней. Какая мерзость! Ничего не скажешь! Насытилась впечатлениями! — тихим бормотанием я пыталась унять ощущение брезгливости. — Вот где растворяются смешные иллюзии милого наивного детства, в котором всякая трогательная мелочь кажется сияющим чудом!»
Свой картонный, оклеенный серебристой бумагой кортик на бегу спрятала за пазуху. Он свою роль сыграл. (Я всегда беру с собой «обманку» для устрашения, если случается одной ехать на велосипеде в Обуховку или еще куда-нибудь по дальним делам. Уверенней, спокойней с ней чувствую.)
Насилу сладила с разбушевавшимися чувствами. Но настроение бесповоротно испорчено скверной, неподходящей компанией. Не было эмоциональных сил даже на радость спасения. Перешла на шаг. Тьма стояла стеной. Небо казалось черной зияющей дырой. Застыла, вслушиваясь в тревожащие звуки. Все в порядке. Дальше пошла. Почему-то подумалось, что в ночи все больше одиночки бродят.
Странно, внешне я совсем не похожа на мальчишку. Что же за чертик сидит во мне и толкает на всякие приключения, заставляет делать все наперекор? Может, он и правда перепутал, в кого влезть? Да, очень расширила я в клубе существующий круг своих понятий! К чему оправдания и бесполезные упреки своей нравственности и оскорбленному болезненному самолюбию? «В некультурном обществе достоинство часто вознаграждается страданиями», от кого я такое слышала?
Немного послонялась по улице и по родным, привычным, булыжникам направилось к школе. Хотелось поскорее забыть безотрадное происшествие, как неясное, далекое чужое. Когда проходила мимо учительской, увидела отца. Он все еще сидел за шахматной доской. Совершенно опомнилась только в зале. Каким же милым мне показался наш маленький, уютный школьный зал! А какие красивые, умные и галантные у нас мальчишки!
ТАНЦЫ НА СТАНЦИИ
Близится конец учебного года. Суббота. Идет урок физики. Мы выполняем контрольную работу по теории. Я задумалась над тем, как лучше изобразить схему опыта, и машинально посмотрела в окно. У мачты для поднятия спортивных и праздничных флагов стоял Алексей, брат Нины, с незнакомым парнем. Оба в форме курсантов военного училища. Я заерзала на парте. Зачем он пришел под окна нашего класса? Почему я разволновалась? Он же мне не нравится? Примитивный, самовлюбленный, избалованный! Отчего же горят уши и рука торопится дописать задание?
Ольга Денисовна заметила мое настроение и погрозила пальцем. Я сдала работу и помчалась во двор. Но Алексей уже исчез. Тут вспомнила, что второпях не написала ответ на третий, самый маленький и легкий вопрос зачета. «Черт возьми! Теперь четверку получу!» — разозлилась я. Волнение от несостоявшейся встречи мгновенно улетучилось, и я отправилась домой, раздраженно размышляя: «Зачем он так поступил? Хотел увидеть мою реакцию? Конечно, он заметил, как я поднимала голову от тетради и поворачивалась в сторону окна, где он стоял. Заглотила наживку. Дурочка! Что еще можно сказать?!»
В плохом настроении села за уроки. Учеба быстро привела меня в нормальное, деловое состояние, и я забыла про мелочи жизни. Выполнив письменные задания, принялась за дела по хозяйству. Когда приехала с поля, где доила корову, услышала от матери неожиданные слова:
