Любимчик Эпохи. Комплект из 2 книг - Качур Катя
В начале двухтысячных дядя Володя позвонил Илюше и спросил, как у него с деньгами.
– Как всегда, ж-живу за счет Р-родиона, – признался тот.
– Есть халтура на две тыщи баксов, но заказчица – вздорная баба, кукуха сорвана напрочь, – предупредил Володя.
– Да похрен, п-первый раз, ч-что ли?
– Я тоже подумал, что ты справишься. Там нужен всего один исполнитель. История прямо для романа. Частный коттедж в провинции. Хозяева – местные олигархи. Жена росла в детдоме или интернате, из окна видела панно на каком-то доме культуры. И тут вдруг разбогатела, дожила до полтинника и топ ножкой – хочу из окна спальни видеть такую же точно мозаику. А дворец культуры этот сраный давно снесен. Куды бечь? Стали искать, расспрашивать, документы поднимать. И оказалось, что там была работа Славы Польского, помнишь, по его эскизам мы ставили памятник в Петрозаводске? Слава в маразме, ему за восемьдесят, но сын порылся в его бумагах и нашел этот проект. Там ни много ни мало Гагарин на фоне звездного неба и советского флага. Короче, два на четыре метра – стена бани или что у нее там. Смальту итальянскую уже закупили, готовую, кубиками. Нужно выложить по эскизу.
– Я на с-старте, – сказал Илюша.
– Тебе передадут смету, рисунок, колор. Она подо всем подписалась. Это и будет твоей библией. Потому что баба склочная, каждые полчаса свое решение меняет. Если что, ты ей прямо в морду подпись – ничего не знаю, вот здесь все вами заверено. Стекло, цемент, песок – все привезут на место. Езжай и делай.
Илюша поехал. Элитный коттедж находился на краю Тольятти в сосновом лесу. Его встретил управляющий, угрюмый, неразговорчивый, и поселил в маленькой конуре дома для прислуги. Помещение было холодное, хмурое, впрочем, как и все его обитатели. Полотном для мозаики служил торец личного спортивного комплекса с бассейном и сауной. С утра Илюша вышел осматривать объект и делать разметку стены. Стоял ноябрь, беспросветная тоска грифелем расчертила небо. На участке около сада возились таджики в грязных фуфайках. Воздух был рыхлым и ощущался в легких разодранными на куски облаками. Единственным лучом света во всем этом пессимистичном наброске были две тысячи баксов. Илюша вдохнул полной грудью, почему-то непроизвольно ухватился за сердце, замер, но через минуту приступил к работе. Спустя пару часов из главного дома вышла женщина. Если бы она была скульптурой, то явно брошенной автором на начальном этапе обработки камня. Грубо скроенная, с низким лбом, расплющенным носом, в шелковом красном кимоно, она двигалась как лягушка, накинувшая плащ Дракулы. Прищурив и без того узкие глаза, хозяйка презрительно посмотрела на Илюшу.
– Ну че, работничек, если накосячишь тут мне, я ни копейки не заплачу, понял? Чтобы все по высшему разряду сделал!
– П-понял, – ответил Илюша.
– Че, заика? – не смущаясь, спросила она.
– Да, – сказал Илюша.
– Убогого, значит, прислали, – фыркнула хозяйка. – Я ж тебя из Москвы заказывала, сказали, что лучший приедет.
– Я из М-москвы. Л-лучший.
– Ну да, нормального-то в Москве они не могли найти. Обращаться ко мне Фаина Ивановна будешь.
– Х-хорошо.
Фаина Ивановна снова оглядела его с ног до головы:
– Что-то в тебе меня бесит.
У Илюши возникло странное желание двинуть ей ведром с цементом по плоской роже, но он промолчал. Фаина Ивановна подходила к нему каждые полтора часа и требовала отчитаться о проделанной работе. Илья коротко пояснял по ходу процесса и каждый раз получал в ответ недовольные комментарии. Мимо него ходили туда-сюда какие-то люди, из которых он выделил главу семьи – сухого длинного мужичонку, и коренастую дочь, похожую на Фаину Ивановну как две капли воды. Отца увозили рано утром и привозили поздно вечером на синем «мерседесе». Дочь болталась сама, одетая сплошь во все черное, с тугими дредами и татуировкой ящерицы на шее. Похоже, она не была паинькой, поскольку из дома постоянно доносились вопли матери в ее адрес, на которые она огрызалась густым хриплым басом. Всякий раз, проходя мимо Илюши, девица останавливалась и нахально разглядывала его, как покупатель обнаженную скульптуру на аукционе Сотбис.
– А ты клафный, – наконец сказала она, сильно шипя глухими согласными. – Фочешь меня?
– Б-боже упаси. – Илюша накладывал раствор на стену и тут же вдавливал в него кусочки стекла.
– А чо так? Меня Фаина зовут, как маму, – она почесала шею по ходу изгиба синей Саламандры.
– В т-тюрьму неох-хота.
– Мне уже через два мефяца вофемнадцать, – похвалилась Фаина.
– Ч-через два месяца и п-приходи.
Фаина подошла вплотную и растянулась в улыбке. У нее были красивые зубы и голубые глаза в узких прорезях. Это делало ее милой лягушечкой на фоне ушлой жабы Фаины Ивановны. Во всем остальном, подобно матери, она была наспех отесана и брошена пьяным скульптором как неудачная заготовка.
– Я тоже фочу нафтыкать эту хрень в стену, – сказала она.
– Нав-втыкай. – Илюша насыпал ей в ладонь несколько цветных кубиков.
Короткими пальчиками с кургузыми ногтями, покрытыми черным лаком, она погрузила в цемент три ярких фрагмента.
– Блин, клево! – Фаина по-детски затопала ножками. – Знаешь, завтра мама шопиться уезжает на весь день, давай повефелимся?
– З-значит, так, – сказал он, – мне надо пом-мыться в нормальных ус-словиях. П-приготовишь мне п-полотенце, крепкий к-кофе и сваришь б-борщ. И с-сладенького купи че-нить. На секс даже н-не рас-считывай. П-просто сделаешь мне мас-саж. Спина бол-лит.
– Правда? – Голубые щелочки Фаины засветились: – Все будет по высфему разряду. Только зря от фекфа отказываешься, я много чего умею.
– Д-даже боюсь п-представить, – ответил Илюша.
На следующий день, когда Фаина Ивановна на своей «ауди» с демоническим гулом мотора покинула коттеджный поселок, Илья наконец встал под горячий душ. В домике для обслуги таковой был сломан, прыскал из крана по всем направлениям, кроме исходно задуманного, вода не нагревалась больше 30 градусов. Илюша простыл и покрылся прыщами. В ванной комнате Фаины Ивановны сверкала немецкая сантехника, стояли пузырьки и флаконы всех видов и мастей. Илья намылился сразу тремя шампунями и, мыча от удовольствия, натер себя одноразовой мочалкой из какой-то нежной махры. Фаина-младшая собачкой сидела под дверью в надежде застать художника врасплох и распорядиться им по-своему. На радость ей, Илья вышел абсолютно голым, растирая красное тело пушистым полотенцем. Она тут же содрала с себя черную футболку и осталась в одних стрингах. Накачанные тяжелые полупопия нависали над короткими ногами с крепкими икрами.
– От-тставить, – скомандовал Илюша тоном прапора Курбатова, – будешь лишена права д-делать мас-саж.
Фаина вздохнула и снова зачехлилась в майку.
Илюша намазал себя шалфеевым маслом со столика и лег на хозяйскую кровать вниз животом. Девица запрыгнула на него, проминая кулачищами разогретую спину.
– В-вот в чем т-твое призвание, – стонал он от удовольствия, – руки ч-что надо!
Фаина легла на его спину и дотянулась губами до белых локонов на шее. В этот момент из-за стены раздался грохот и странный, обдающий мурашками звериный вой, будто доктор Моро без наркоза резал живую пантеру. Илюша вскочил, массажная прелюдия оборвалась, едва начавшись.
– Кто эт-то? – в ужасе спросил он.
– Не обращай внимания, – с досадой ответила Фаина, – это моему брату меняют подгузники.
– Б-брату?
– Ну да, старшему брату. Он больной, ДЦП, кретинизм. Ему давно пророчили умереть, но он все живет. Очень мучается. Двадцать девять лет уже.
– Почти к-как мне, – оцепенел Илюша, – к-кошмар.
– Это наше проклятие, – подтвердила Фаина, – за ним круглосуточно три человека ухаживают.
Вой то нарастал, то затихал, то переходил в скрежет, то в щенячий скулеж. Илья передернул плечами.
– П-пойдем есть борщ, – сменил он тему, – и н-надень штаны.
Фаина с неохотой натянула узкие лосины и, косолапя ногами-сардельками, двинулась на кухню. Налила в расписную тарелку розовый суп, шмякнула ложку сметаны и уселась рядом, наблюдая, как Илюша поглощает еду.
