Андрей Рубанов - Жизнь удалась
Однако Разблюев – в отличие от мальчиков, нанятых через кадровое агентство, – с самого начала взял себе за правило не покидать рабочее место ранее восьми вечера. Не то чтобы развил бурную деятельность, но быстро сделался практически незаменим. Разгрузил Матвея, взял на себя все мелочи. Он отлично помнил, какую печать ставить на ту или иную бумажку. Он совершал ошибки, он пил в обед водку и норовил заявиться на работу в рокерской куртке, но Матвей был очень доволен, и Марина это заметила сразу. Она не только изменила свое мнение на противоположное, но даже, как это почти всегда бывает, прониклась к седому барабанщику искренней симпатией. Шутка ли, у мужика двое детей от двух жен, и всех содержит. Стало быть, объективно не сволочь…
Теперь он сидел напротив нее, еле заметно подергивая головой и отстукивая что-то свое по колену (на коленях имелись пузыри, поскольку, все знают, приучить современного мужчину поддергивать штанины практически невозможно), – и смотрел своим фирменным, слегка отсутствующим взглядом то на хозяйку дома, то на свою бывшую потенциальную подругу жизни – и ждал, когда они его отпустят.
– Про казино я поняла, – сказала Марина задумчиво. – Чего еще я не знаю?
– Это все.
– Если было чуть-чуть казино, значит, были чуть-чуть и девки, – твердо сказала заметно протрезвевшая Надюха.
Логично, подумала Марина и не удержалась – ложечкой сняла крем с остатков пирога.
– Девок, – Разблюев прокашлялся, – точно не было.
– Врешь. Давай серьезно. Не та ситуация, чтобы его покрывать. Не может быть, чтобы ты ничего не знал. Вспоминай.
– Марина, – жалобно сказал барабанщик, – вчера ко мне приходил твой мент. Капитан. Мы с ним обсуждали эту тему. И договорились, что отодвигаем ее. Как бесперспективную.
– А сейчас мы думаем, – вставила Надя, – что рано! Рано отодвигать.
Разблюев сменил ритм. С босановы перешел на вальс. Раз-два-три. Раз-два-три. Установилась на несколько мгновений тишина, и стало слышно, как стучат, почти в такт, дождевые капли, ударяясь в окно. Напоминая, что у людей своя жизнь, а у природы – своя.
– Он тебя любит, Марина. Всегда любил.
– Это к делу не относится! – Надюха повысила голос (почему же не относится, раздраженно подумала Марина). – Одну любит, с другой трахается! Такое бывает сплошь и рядом. Вон, у Наташки как было: муж на руках ее носил, золото-брильянты дарил, прислугу нанял, пылинки сдувал – а потом мандавошек в дом принес…
– Надя!!! – закричала Марина, морщась. – Мы же – кушаем!!!
Разблюев сменил вальс на нечто резвое. Вдруг помрачнел.
– Успокойтесь обе, – велел он. – У меня нет никаких оснований думать, что Матвей сейчас зависает с блядями. На него это совсем не похоже. Он не распиздяй какой-нибудь. Он серьезный человек. К другому я бы на работу не пошел, ясно?
Марина впервые за много лет услышала, как барабанщик ругается, ей стало противно и расхотелось продолжать следствие; Надюха же, наоборот, сочла нужным ответить адекватно:
– И чего? Ты что, охуенный знаток человеческой природы? Знаешь, какие тихушники бывают? Мы же тебя не обвиняем в том, что он тебе все рассказывал про своих блядей, а ты нам признаться не хочешь. Мы просим тебя вспомнить. Может, ты что-то краем уха слышал…
Разблюев – по нему было видно – честно задумался.
– Два года назад… – медленно начал он, – у нас… работала одна деваха. Менеджер по продажам. – Надя и Марина синхронно выпрямили спины и сложили руки на груди. – Между прочим, очень толковая. Французский – в совершенстве. Внешность – четыре с плюсом… Все при ней. Брюнетка. Ноги, попа… – Барабанщик показал большой палец. – Она к Матвею… ну…
– Подкатывала?
– Вроде того. Но – очень культурно. То его одеколон похвалит, то пошутит, что галстук плохо завязан…
– Сука, – с чувством произнесла Марина.
– Не то слово, – согласилась Надюха. – Где она сейчас? Телефон есть?
– Год, как уволилась. Замуж вышла. За американца. В Штаты уехала.
– Откуда знаешь?
– Знать все – это моя работа.
– А где твой друг и босс – не знаешь…
Разблюев печально развел руками. Ничего не выйдет, подумала Марина. Надо прекращать глупую беседу. Выпроваживать обоих. В первую очередь – пьяную подружку. Тоже мне, специалистка по чужим тайнам. «У Ленки вон как было», «у Наташки вон как было»… А завтра она побежит к Ленке и Наташке, будет рассказывать, как было «у Маринки»? Конечно, мы, бабы, любим сплетни, но надо же знать меру. Что за жизнь она себе придумала? Все подруги при богатых мужьях, а эта – бегает в дырявых сапогах от одной к другой и сплетни собирает. Зачем? Боится, что перестанут звать в гости?
Не бойся, Надюха, не перестану я тебя в гости приглашать. Я тебя люблю. Но сейчас – отправляем к черту Надюху. Отправляем туда же барабанщика. Он, кстати, ее и подвезет до дома. А я сделаю вот что: деньги в охапку – и за шмотками! Шопинг! В одиночку! Не спеша, вдумчиво. Мне нужна новая куртка. Короткая. В пояс. С меховым воротничком. Под курточку – хорошие приятные сапожки. Не замшевые, а чисто кожаные. Не сильно нарядные. На каждый день. Под нынешнюю погоду. А под сапожки – сумку. Это надо сделать срочно. Сегодня. Сейчас. Во-первых, скоро декабрь, начнутся распродажи, и в магазинах будет не протолкнуться. А во-вторых, ничто так не успокаивает нервы, как хорошая пробежка по магазинам…
Судьба крупно сжалилась над ней. Предоставила целых пять полноценных часов. До самого вечера. Судьба так устроила, чтоб батарейка в ее телефоне разрядилась в тот момент, когда она, попрощавшись с гостями (Надюха уходить явно не хотела, только во вкус вошла, она бы Разблюева еще помучила, но в итоге именно он, джентльмен, ее повез домой), наскоро подкрасившись и выпив чаю с таблеткой валерьянки, выскочила из дома и села за руль. Батарейка умерла, и Марина, никем не потревоженная, провела много упоительных минут в торговых галереях близлежащих гипермаркетов, погружая проворные пальцы в кожу, мех, бархат и шелк, перебирая, придирчиво рассматривая, с аристократическим презрением выслушивая аккуратные советы продавщиц (что эти девочки могут понимать в трендах сезона?), жонглируя дисконтными и кредитными картами, уединяясь в примерочных, сладостно фиксируя уважительные, раздраженные и завистливые – да, завистливые! – взгляды конкуренток; и судьба даже позволила ей довезти связки огромных картонных сумок до дома, там неторопливо распаковать, разложить, включить свет – верхний и настенный – и перед огромными зеркалами еще раз все осмотреть, каждый шов проверить (чеки сохранены, не понравится – можно сей же момент вернуть обратно), покрутиться, приложить одно к другому, всласть покомбинировать, еще раз насладиться – и все без единой мысли о пропавшем Матвееве, как будто его никогда не существовало, в этом и заключается польза шопинг-терапии, в этом весь смысл: чтоб в голове плескалась только гордость за себя, такую красивую, молодую и умную, самую лучшую, королеву мира и окрестностей.
И только потом, когда шмотье, с некоторыми усилиями, нашло свое место в шкафах, в самый этот момент, когда решено было проверить, сколько осталось наличных в кошельке, выпал из сумочки уснувший телефон. Марина зарядила батарею – и он зазвонил.
– Привет, – бодро, но сухо сказал Свинец. – Я тебя уже три часа ищу. Есть новости. Только не нервничай раньше времени.
Ее сердце заколотилось.
– Что?
– Захаровский район Московской области. Город Захаров. Нашли тело. Оно сейчас там. В городе Захарове. В морге.
– Где?
– В морге. По приметам похож на Матвея. Тебе надо приехать и посмотреть. Завтра днем. Пока не плачь. Возможно, не он. Не сто процентов.
– А сколько процентов? – глупо спросила она.
– Приезжай, – уклончиво ответил капитан. – Завтра поговорим. Извини, что расстроил.
13. В аду все бесплатно
– Значит, я на том свете? – осторожно спросил Матвей. – В загробном мире?
– Если угодно – да. А что такое? Тебя что-то смущает? Беспокоит? Что-то не так?
– Я себя неважно чувствую.
– А что именно ты чувствуешь? Как надо понимать это твое «неважно»? Что может быть важнее собственной смерти?
– Извините. Я выразился неточно.
– Выразись максимально точно.
– Ну… Мне неуютно. Некомфортно. Страшно, в конце концов.
На самом деле все было хуже: Матвей переживал не страх и даже не ужас, а засасывающее, зоологическое оцепенение. Так обмирает кролик при виде удава. Впадает в ступор, лишается воли, не может двинуть ни единым мускулом.
– Это нормально, – услышал он. – Это пройдет. Через некоторое время.
– А что будет потом?
– Не бойся. С тобой не случится ничего особенного.
– Но что именно? Что случится?
– Сначала в тебе возникнет любопытство.
