Тьерри Коэн - Я знаю, ты где-то есть

Элиза погладила больного по голове, и тот открыл глаза. Испуганным, словно у потревоженного во сне ребенка взглядом он окинул комнату в поисках чего-нибудь надежного, за что можно было бы зацепиться.

– Элиза… – прошептал он.

– Да, папа, – улыбнулась она, радуясь, что отец ее узнал.

– Мне снился сон…

– О чем?

– Помнишь, как мы отдыхали на Маврикии?

– Конечно.

– Мне приснилось, что мы снова все вместе, вчетвером, в том доме на берегу. Мы поставили стол в воду и обедали. Вы с братом крошили хлеб, чтобы рыбки плавали у ваших ног.

– Правда, мы так и делали.

Старик замолчал, как будто отыскивая внутри себя новые картины и ощущения.

Ноам почувствовал ком в горле. Отец говорил о нем, обо всех них, как о семье. В ту поездку на остров ему было всего три года, и единственными его воспоминаниями были фотографии, которые он увидел позже, да рассказы сестры, тщетно старавшейся убедить его в том, что у него было и счастливое детство. И тогда он понял, что у них с отцом разные воспоминания. Ноам позабыл почти все, что было до гибели матери, отец же, похоже, помнил только это.

Элиза подняла глаза на Ноама и заметила его смятение. Она немного помедлила, не осмеливаясь подозвать его ближе, но потом, не зная, как долго продлится этот период просветления, все же решилась.

– Папа, а я пришла не одна.

– Да? С кем же? – удивился он, пристально вглядываясь в нее.

Она кивком показала ему на то место, где стоял Ноам. Увидев его, отец замер. Он молчал, но глаза его наполнились слезами.

– Сынок, – наконец сказал он, – счастье какое!

У Ноама перехватило горло, настолько неприлично ласковыми показались ему эти несколько слов. Когда в последний раз обращался он к нему с такой нежностью? Когда говорил с ним как с сыном и радовался, увидев его? Может, он пытается его разжалобить? Да нет, на лице старика читалась искренность больного человека.

– Подойди, чтобы я тебя лучше видел.

Ноам шагнул вперед, встал рядом с ним по другую сторону кровати. Он не знал, что делать: наклониться и поцеловать его или взять за руку.

– Какой ты красивый! Иди ко мне, сядь рядом.

Он послушался, отец взял его руку. Почувствовав прикосновение холодной, истонченной кожи, хрупких костей, Ноам вздрогнул.

– Ты прости меня. Каждый раз, когда ты приходил, я был не в себе.

– Да, Ноаму меньше везло, чем мне, – вступила в разговор Элиза, чтобы Ноам сообразил, что она все время лгала отцу.

– Я знаю, ты осуждаешь меня за то, что я не занимался вами. Но я не мог, Ноам, я был совершенно потерян. Я так любил твою маму. Рядом с ней я чувствовал себя сильным, а когда ее не стало, я будто опустел.

– Я знаю… папа, – с трудом произнес Ноам.

– Ты ведь долго на меня за это сердился, правда?

– Да, правда.

– И сегодня все еще сердишься?

– Нет.

– Знаешь, для меня это очень важно. Ты женат? У тебя есть дети? Элиза, должно быть, говорила мне, но…

– Нет, я живу один.

– А ты был когда-нибудь влюблен, Ноам?

Этот вопрос его озадачил. Как отец, с которым он никогда ничем не делился, мог ожидать, что Ноам будет с ним откровенничать? Болезнь, близость конца, подумал он.

– Да, один раз.

– По-настоящему?

– Да.

– И ты ее потерял?

– Да. Она меня бросила.

– Значит, ты потерял ее не по-настоящему. Потому что у тебя осталась надежда снова встретиться с ней, верно? А вот у меня, Ноам, надежды не осталось, она ушла навсегда.

– Я знаю, как это бывает, папа, я ведь тоже потерял маму.

Неожиданно для Ноама в его ответе прозвучал вызов, задевший отца.

– Ты все еще сердишься, Ноам, тебе не удалось справиться с гневом. Подумай сам: так было лучше – уйти и оставить вас бабушке с дедушкой, ведь я был бы для вас плохим отцом.

Ноаму захотелось ответить ему что-то резкое, но он сдержался. Слишком поздно затеяли они этот откровенный разговор. К чему теперь выяснять отношения?

– Прости меня, Ноам, – добавил старик.

Сын от волнения не мог вымолвить ни слова. Он лишь крепче сжал в знак прощения исхудавшую руку.

– Я устал, – прошептал отец.

– Тогда мы пойдем, – предложил Ноам.

– Нет, побудьте со мной, пока я не засну. При вас мне будут сниться прекрасные воспоминания.

Гюбер Бомон посмотрел сыну прямо в глаза, словно хотел, чтобы тот прочитал в его взгляде все, чего они до сих пор никогда не говорили друг другу. Затем его веки закрылись.

Элиза встала, Ноам последовал ее примеру. На лестнице она вытерла слезы.

– Нам повезло, – тихо сказала она. – Он так долго был с нами. Поразительно, что это случилось именно тогда, когда ты пришел его навестить.

Ноаму не хватило сил, чтобы ответить ей, и духа, чтобы признать, что, несмотря на боль, ему стало легче.

Тетрадь откровений

Поход к отцу очень много мне дал. Горы кажутся непреодолимыми, когда мы смотрим на их вершину, задрав голову. Но стоит только опустить ее и шагнуть вперед, как понимаешь, что покорить эту высоту в твоих силах.

До сих пор я лишь поддерживал тлеющую во мне злобу, соблюдая дистанцию, которую он сам установил между нами, награждая его разными эпитетами и таким образом снимая с себя вину. Элиза сделала первый шаг, потом еще и еще, и они в конце концов привели ее к прощению. Сомневаюсь, чтобы она когда-либо думала добраться до вершины отцовского утеса, но по крайней мере она оказалась способна сострадать.

Я же в своей злобе так и остался стоять внизу, глядя вверх и стуча в каменную стену. Я думал, что злюсь на отца, обвиняя его в том, что он добровольно ушел из моей жизни, предал меня. Но я ошибался: моя злоба была направлена против меня самого. Эта холодная, всепоглощающая, разрушительная ярость питалась и до сих пор питается моим бездействием. Я так и остался маленьким мальчиком на обочине – испуганным, растерянным, беспомощным.

Но сегодня я чувствую в себе желание действовать, сразиться с обступившими меня тенями, отыскать источник света, который рассеет их. Или по крайней мере отгонит назад, чтобы они шли не впереди меня, а тащились у меня за спиной.

14

Три дня спустя, придя домой, Ноам снова увидел сообщение от Сары. Что делать? Открыть его? Удалить? Задумавшись, он отошел от стола, налил себе виски, закурил и, встав у окна, принялся размышлять о событиях последних недель.

После всего, что произошло за это время, он был уверен в одном: его жизнь должна измениться. Ему пора перестать плыть по течению. На это были нацелены все принятые им в последнее время решения. Но для того чтобы задуманное действительно удалось, ему предстояло преодолеть последний этап: научиться не поддаваться страхам, порожденным его мрачным темпераментом. К этим мучительным страхам относились и загадочные сообщения, вообще вся эта нелепая – и слишком легко воспринятая им – идея, эта странная терапия, которая на самом деле таковой вовсе не являлась. Идти вперед по жизни, сменить обстановку, работу, преодолеть страх перед будущим – вот цели, гораздо более полезные и здоровые, чем эти сверхъестественные, гибельные поиски. Он принял твердое решение бросить эту странную авантюру. Попытка следовать путем, указанным Линетт Маркюс, ничего ему не дала. Хотя, если быть честным, она все же открыла ему глаза на собственные ошибки, на бессмысленность его существования. Уже одно это можно было отнести к положительной стороне дела. Что касается самого предсказания, он забудет о нем. В конце концов, даже если оно верно, крайне глупо посвящать последние дни своей жизни разгадыванию какой-то загадки. Приговоренные к смертной казни молятся, прощаются с близкими, пишут им письма, курят, едят, но никогда не требуют медицинского осмотра.

Он вернулся к столу и удалил сообщение.

– Так ты сделал это? – воскликнула Аврора.

– Да, я удалил это сообщение. Пустячное дело для всего человечества, но для меня – поступок весьма серьезный, – смеясь, ответил он.

Они перешли бульвар Осман и зашли в магазин. Аврора попросила его сходить вместе с ней купить кое-что перед отпуском. И он согласился, радуясь тому, что их отношения принимают дружеский характер. Расширение круга друзей – первое дело для того, кто желает добавить в свою жизнь позитива.

Аврора примеряла летние наряды, спрашивала его мнение, смеялась над его слишком мужскими суждениями.

Затем они зашли в бар, чтобы пропустить по стаканчику.

– Ты все еще думаешь о том предсказании? – спросила она.

– Да, но я стараюсь избегать этих мыслей.

– Уже хорошо. У тебя есть новости об итальянском профессоре?

– Судя по информации, которую мне удалось найти, его состояние стабилизировалось.

– Значит, ты все же не совсем разделался с этими дурацкими идеями.

– Я работаю над этим, – буркнул Ноам.

– А тебе не кажется иногда, будто ты живешь последние дни своей жизни?

– Бывает. Я стараюсь не думать об этом, но у меня не очень получается: страх все равно меня настигает.