Дэймон Гэлгут - В незнакомой комнате
— А меня Фэй Данауэй, — подхватывает Кэролайн.
— А меня Джулия Робертс, — присоединяется к игре Анна, и мы все смеемся. Но общий подъем длится недолго. Через несколько минут Анна соображает, что мы едем не в гостиницу, и начинает протестовать: — Я хочу к морю, я хочу закончить свой отпуск. Вы не имеете права. — Когда я напоминаю ей, что в гостинице ее быстро найдет полиция, она на время замолкает, но потом все начинается сначала: — Отдай мне мой пояс с деньгами, отдай мне его! Он не твой. Отдай его и высади меня на обочине!
К счастью, она зажата на заднем сиденье между Кэролайн и Полой, а то вполне могла бы выскочить на ходу.
— Видите, что они со мной делают, — взывает она к таксисту, — они меня похитили, они преступники, воры.
Таксист, которого зовут Рекс, за последнюю неделю повидал немало удивительного. Несколько раз он поднимался с нами в отделение и видел, на что способна Анна, но сегодня она превзошла самое себя. Когда мы подъезжаем к клинике, я прошу Рекса пойти вместе с нами, на тот случай, если понадобится дополнительная помощь. Увидев палату, в которой она будет спать, и услышав, что соседняя кровать предназначена для медсестры, которая будет следить за ней, Анна приходит в неистовство и кидается к двери.
— Я требую, чтобы меня немедленно отпустили!
Я загораживаю ей дорогу, хватаю за запястья, и с полминуты мы, на радость разинувшему от изумления рот Рексу, молча боремся, изображая оживший фрагмент какого-то фриза. В этот момент я ощущаю физический страх перед ней. Сейчас в нее вселилась сила, намного превосходящая ее мускульные возможности, и в глазах горит огонь безумия. Но в конце концов она слабеет, обмякает, а когда я отпускаю ее, в припадке ярости начинает колотить стены и лягать дверь, пока не оседает бесформенной воющей кучей на кровать.
Всю обратную дорогу в деревню Рекс переживает эту сцену. Бах. Шмяк. Он, слегка дергаясь, имитирует ее броски и удары руками, ногами, корпусом и изумленно качает головой. Можно с уверенностью сказать, что ничего подобного он никогда не видел. Год или два спустя он неожиданно пришлет мне в Южную Африку электронное письмо: «Как продвигается ваша работа? Надеюсь, вы продали кучу книг. У меня все в порядке, дела идут хорошо. Я всегда вспоминаю ваши добрые слова, они многому меня научили. Если в будущем вы опубликуете книгу, вы должны написать в ней о той девушке, которая хотела умереть».
Теперь ее глушат транквилизаторами, и она стала гораздо спокойнее, чем была в государственной больнице. Однако это не останавливает бесконечного потока брани в мой адрес, обвинений в неспособности выполнить обещания, в пренебрежении, а также многочисленных требований самого разного рода. В клинике есть телефон, которым больные могут пользоваться в кредит, и она маниакально звонит ему в гостиницу со все новыми поручениями, которые он должен выполнить к следующему визиту. Ей нужны ее туфли, ее деньги, ее рюкзак. Такие требования он не выполняет, потому что знает, к чему это может привести, но то, что можно, приносит. Он никогда не слышит от нее благодарности, только нескончаемую череду обвинений, которые он устало пропускает мимо ушей. Ты воруешь мои вещи, я сделаю так, что тебя арестуют. Какой же ты жестокий и эгоистичный. Я ненавижу тебя! Никогда больше не буду с тобой разговаривать.
Теперь у Анны круглосуточные платные сиделки, и это означает, что он не должен больше проводить в больнице весь день. Он рад, что теперь между ними существует определенная дистанция. Каждый день он заезжает на час, потом возвращается к себе в комнату, но возможности отдохнуть у него почти нет. Все время уходит на лихорадочную подготовку возвращения Анны домой, на консультации с ее партнершей и членами семьи. Решено, что ее будут сопровождать доктор Аджой и врач, который срежиссировал ее побег. В короткий срок получить для них визы и достать билеты дьявольски трудно, нужно без конца посылать факсы в южноафриканское посольство и авиакомпанию, подкрепляя их всякими документами, иные из которых должны прийти из дому. Но в конце концов все устраивается, и наступает вечер, когда он может отнести ей в больницу рюкзак вместе с паспортом и билетом и попрощаться.
После всего случившегося прощание получается скомканным и пустым. Ее внимание сосредоточено не на нем, а на багаже, который она бесконечно открывает, проверяет и перекладывает.
— Видишь, — укоризненно говорит он ей, — все на месте, ничего не украдено.
Пакеты с одеждой, от которой еще даже не отрезаны фирменные этикетки, печально напоминают о том, как начиналось это путешествие.
Она выходит проводить его. На ней туфли, которых она так долго добивалась, и вид у нее почти безмятежный. Прилив обостренного безумия схлынул, и теперь эта женщина похожа на его старую подругу. Почти, но не совсем. Между ними установилась холодная сдержанность, которая напоминает пролив, столь широкий, что вряд ли через него когда-либо можно будет перекинуть мост. Тем не менее ему хватает духу обнять ее. До свидания. Береги себя. Ты тоже. Желаю хорошо провести остаток времени. Или что-то в этом роде. Какими бы ни были их последние фразы, они прохладны, бессодержательны или, напротив, подразумевают слишком многое.
Уезжая на такси Рекса, он лишь один раз обернулся на растворяющуюся в сумерках одинокую потерянную фигуру.
Только теперь до него начинает в полной мере доходить, что случилось. До этой поры он постоянно находился в действии и не имел возможности поразмыслить. Сквозь его жизнь словно бы пронесся ураган, сметая все строения на своем пути, поэтому тишина и пустота, воцарившиеся после этого, кажутся безмерными.
Ему теперь нечего делать, но его организм никак не может к этому приспособиться. Он постоянно находится на грани, постоянно готов к новому кризису. Он плохо спит, сон его неглубок, он просыпается задолго до рассвета. Дни текут бессодержательно, и он не знает, чем их заполнить. Но постепенно он отрешается от того, чем полна его голова, и начинает замечать то, что вокруг. Он снова видит свое лицо, видит, как он похудел, каким неподвижным сделался его взгляд.
Большую часть времени он сидит и разговаривает с Кэролайн или ковыляет по берегу. Его жизненный ритм замедляется, и тело принимает бесцельность его существования, правда, внутри, где-то в самой глубине, у него словно бы продолжает работать мотор, он работает с перебоями, скрежеща, но на одной и той же высокой скорости.
Из Южной Африки приходят известия. Анна благополучно добралась домой. Ее поместили в клинику. Большая часть друзей не может или не хочет видеть ее, они шокированы тем, что она сделала. Поначалу она пыталась дезавуировать свою индийскую выходку, представить ее как незначительный сбой в замечательном в целом отдыхе, но потом призналась в катастрофе в полном ее масштабе. Она в постоянной связи с Жаном, но непонятно, куда ведет эта связь.
Всю эту информацию он получает преимущественно от подруги Анны, которая ведет с ним долгие слезливые разговоры почти каждый день. Она продолжает регулярно навещать Анну в клинике, несмотря на то что они договорились расстаться и посмотреть, что принесет будущее. Она нуждается в утешении, которое я едва ли могу ей дать, и поэтому утешает себя сама. Иногда просит совета. В этих случаях я не мешкаю. Оставь ее, однажды она все равно лишит себя жизни. Я действительно уверен в этом. Анна словно бомба, которая способна взорваться в любой момент, и я не хочу, чтобы кто-нибудь оказался тогда рядом с ней.
Все это, хаос и страсти, кипящие вокруг Анны, теперь далеко, на другом конце мира. Он больше не несет никакой ответственности и никому ничем не обязан. Но, разумеется, по-своему он всегда будет ответствен за случившееся, и понимание этого горит внутри его огненным клеймом. По крайней мере она не умерла. Он представляет себе, что было бы, если бы это случилось, и насколько иной оказалась бы для него вся оставшаяся жизнь.
Наряду с другими темами он в последующие недели обсуждает это с Кэролайн. Кроме них, здесь не осталось больше участников недавно закончившейся драмы, и они льнут друг к другу, ища утешения, они как люди, которые связаны семейными узами: ссорятся, но не расстаются, потому что взаимно зависимы. Она теперь стала его другом, хотя и не по его сознательному выбору. Просто одним случайным утром судьба столкнула их жизни и сплавила воедино. Она могла спокойно уйти, когда услышала мои крики, или остаться в стороне, как другие, и, вероятно, сейчас жалеет, что не сделала этого. Но она поднялась по лестнице, вошла в комнату и с тех пор заняла свое место в уголке его жизни.
Это отягощает их союз и привносит в него неловкость, он чувствует, что обязан ей, и ему это неприятно, он хочет оставить весь этот инцидент в прошлом, стереть его из памяти, но она своим существованием каждый день напоминает о нем. И она несет в себе собственные боль и утрату, которые оказались привитыми на дерево Анны и распространились на него. Она в таком же плохом состоянии, как и он, дурно спит, предрасположена к приступам слезливости. Но, похоже, надеется, хоть и не говорит об этом вслух, что решит с его помощью свои проблемы, и он съеживается от ее молчаливого ожидания. Он подвел Анну, подведет и ее.
