Сергей Герасимов - Шаги за спиной
– Вон тот, в зеленой рубашке, убил Пашку. Я это знаю так же точно, как то, что меня зовут Валерий Деланю. И в милиции мне сказали тоже самое. Это он. А Никиты с ними не было.
Смотри, каким крендебобелем он идет.
– Когда не было?
– В тот раз в лесу. Но почему Пашка никого из них не узнал?
– Не хорошо говорить о мертвых плохо, – задумчиво растянула Тамара, – но он бирюк был, твой Пашка. Не хотел ни с кем знаться и со всеми ссорился. С этими гадами тоже ссорился. А с ними ссориться нельзя, я точно знаю, мне девочки рассказывали. Может быть, они и были знакомы, но вели себя как незнакомые, как ты думаешь?
– А что говорит твое чувство чести? – спросил Валерий.
– У меня женское чувство чести. Спроси лучше у своего.
– Его нужно наказать, – сказал Валерий, – наказать или хотя бы остановить. Ты мне поможешь?
– Нет, – она сжала руки на его шее; уже несколько минут она лежала на его спине, прижавшись животом; Валерий чувстовал как стекает струйка пота между лопатками и ниже; грудь оставалась такой же твердой. – Нет, я схвачу тебя вот так и не пущу. Ты не вырвешься!
– Но…
– Я не дам тебе с ними связываться. Они наедут и размажут тебя по полу.
– Но есть еще одна вещь, – сказал Валерий, – мне ведь везет.
– Интересно, в чем? – откликнулась Тамара. – Ты уже столько раз говорил о своем везении, что я хотела бы на него посмотреть. Единственное, в чем тебе повезло, так это со мной. Оглянись вокруг, везунчик мой, где ты? Что у тебя есть кроме меня? Это им везет, а не тебе.
– Это потому, что я не пользуюь своим везением.
– А почему бы не попользоваться?
– Потому что… – Валерий говорил обдумывая слова, – потому что, во-первых, я никак не могу к нему привыкнуть.
Со мной было в детстве то же самое. Классе в седьмом я начал накачивать мускулы, не очень веря в успех, но накачал. С тех пор я недоверчиво смотрю на себя в зеркало, я так к ним и не привык. Наверное, Бог создал меня без них и не расчитывал на изменение плана. Сейчас то же самое. Я знаю, что мне везет, но как-то не могу в это до конца поверить. И есть еще одна вещь – в тот день, когда я попросил его, он недоговорил.
– Кто недоговорил?
– Чертик; я видел чертиков в больнице. Один говорил со мной и исчез на полуслове. Мне кажется, что пользуясь своим везением, я что-то делаю неверно. Я не знаю что, но меня это удерживает.
– Да, мускулы у тебя на месте, – согласилась Тамара, пощупав. – А я подумала сейчас знаешь о чем? Если этот Юра сегодня сбил женщину, а раньше убил твоего друга, то он ведь не остановится. Не остановится, если его кто-то не остановит.
Если бы я была мужчиной, я бы что-нибудь сделала. Но только не из мести. Я бы сделала это ради справедливости.
– Почему не из мести?
– Месть – это очень дикая и детская вещь. Маленькие дети любят мстить. Даже могут ударить камень, о который споткнулись. А взрослые мужчины из этих же соображений устраивают всемирные войны. Месть – это гадко и бесполезно.
Если буцать каждый камень на своей дороге, то просто сломаешь ногу в конце концов, Но ради справедливости – можно.
– Я понимаю, – сказал Валерий.
– Да, – сказала Тамара, – но пообещай, что сделаешь это не из мести.
– Обещаю, если это так важно.
66
Еще два года назад эта местность была мелкокустистым пустырем со старыми столбами, выгоревшей травой и разноцветным мусором, неизвестно как попадавшим сюда из города. Город заканчивался метрах двухстах, пашкиным домиком.
Еще была здесь остановка редкого, почти вымершего сейчас автобуса; домик остановки был вкопан в землю под наклоном, что дало повод прозвать этот домик пизанским. Столбы тоже были пизанскими, наклоненными в разные стороны и под разными углами – общий вид местности был уныл и напоминал учебную картинку о последствиях землетрясения. Тут же была и полуразобранная развалюшка, подтверждающая впечатление.
Но Павлу Карповичу место понравилось. Первый архитектор появился здесь второго мая позапрошлого года. Он был кудрявым белоусым парнем, недавно закончившим архитектурный, очень прилежным и очень способным, мечтающим создать особенный стиль, загрести кучу денег и сбежать из отвалившегося куска тюрьмы народов. Первый архитектор погулял по местности, позаписывал цифирки в записную книжицу, сел на траву и начал есть бутерброд. Бутерброд он вынул из кулька с надписью Corona. День был ветренным и ветер унес освободившийся кулек, надув его мнимой реальностью. Потеряв кулек, первый архитектор доел бутерброд, поднялся, огляделся вокруг, облыжно обругал свою жизнь, ненавистную, и начал чертить.
Чертил он долго, с упоением, карандашом в блокнотике. Когда закончил, уже вечерело и уютно пахло ромашкой лекарственной.
Перед уходом первый архитектор подошел к столбу с обьявлением. «Только у нас! Единственный шанс изменить свою жизнь! Остановись!», – так гласило обьявление.
Архитектор остановился. Все, кроме заголовка было набело смыто дождями и в чем был шанс изменить свою жизнь навеки осталось тайной. Первый архитектор вынул ручку и написал на белом пространстве:
Вива Италия!
После этого он отправился на автобусную остановку и прождал омерзительные час двадцать три минуты. К концу ожидания многочисленные стрижи в небе были вытеснены многочисленными нетопырями.
Две недели спустя он принес Павлу Карповичу набросок.
Павел Карпович поглядел и остался недоволен: будущий дворец был прекрасен, но слишком напоминал китайскую пагоду.
Особенно портили вид пологие и широкие скаты крыш, и блестящие водосточные трубы, стоящие как кобры, готовые напасть. Проект был отвергнут и первый архитектор затерялся в пространстве и времени. Увидел ли он Италию? Кто знает…
Второй архитектор появился на следующий же день. Это был низенький, заносчивый человечек, уже в летах, с широкой грудью и навесным пузом. Пузо делилось пополам линией, начинавшейся с пупка, и казалось, что под рубашкой этого человека сидит мальчик, выставивший, скажем так, каудальную область и приготовившийся к дефекации. Если короче, то снявший штаны в туалете. Второй архитектор тоже побродил по местности, хмыкая и поглядывая на часы, но ничего не записал.
Записал, ошибаюсь, – он увидел обьявление о единственном шансе и долго изучал его. Потом под надписью «Вива Италия!» сделал добавление:
Что может быть лучше?
Этот тоже страдал тягой к свободе. Но даже тяга к свободе должна оставаться в разумных пределах. Очень скоро второй архитектор был арестован и посажен за взятки. Павел Карпович не стал его выручать – второй проект ему тоже не понравился – однообразнейшая башня в четыре этажа.
Третий архитектор был человеком с размахом и без комплексов. Он приехал на иномарке с хозяйским шофером, осмотрел площадку и через четверть часа план был готов.
Уезжая, третий архитектор прочитал надпись:
Вива Италия! Что может быть лучше?
и добавил:
Большая гениталия! Что может быть лучше?
Как сказано выше, он был человеком без комплексов.
Третий проект был роскошен. Будущий дворец изображался сверху, спереди и сбоку, и еще в некоторой промежуточной проекции. Главное здание выпирало полукруглой полубашней, сделанной из естественного камня (над нею – солярий), сбоку – в три этажа жилые помещения, совсем сбоку – две одноэтажных башенки, как в фильмах о героическом французком прошлом, а еще дальше башенок – два совершенно стеклянных флигелька, похожих на елочные игрушки. Во флигельках сушилась нарисованная одежда на нарисованных веревках. Во дворе нарисованная женщина кормила нарисованных кур. Главные детали женской анатомии были сохранены. Нарисованым курам предводительствовал нарисованый петушок. Еще два здания стояли сбоку и сзади, буквами «Г» и создавали фон. Все это размещалось на сваях. Четыре автомобильные дороги, две вперед и две вбок; одно хмурое строение для хозяйственных нужд; тайный подземный бункер, высталяющий на поверхность сталь вентиляционных труб. Третий проект устроил Павла Карповича и работы начались.
Архитектор любил спать, пить, есть, но особенно любил женщин, что можно было понять уже из объявления, так и оставшегося на столбе, как памятник началу строительства.
Последняя из указанных любовей архитектора немного раздражала Павла Карповича, потому что работа никогда не начиналась с утра, а архитектор являлся только к полудню и до самого вечера тер глаза, пытаясь проснуться. Однажды архитектор обратился даже к личному врачу хозяина:
– Когда я тру глаза, они почему-то скрипят. Это не страшно?
– Я пропишу вам вот это, – ответил врач и архитектор стал «вот это» принимать. А в остальном с ним был полный порядок.
Вначале сделали фундамент и положили на него блоки.
Огромный дом казался маленьким, похожим на игрушечный, сделанный из кубиков. Потом землекопы стали рыть бункер, а каменщики заделывать дыры между блоками; потом вставили лестницы и каркас для крыши. Скелет был готов. Первой построили центральную башенку.(Ее прозвали «бешенкой» – после смены работники собирались сюда, чтобы выпить. А на третем месяце работы Гныря замордовал здесь нерадивого работника.) Бешенка оказалась не из натурального камня, из подделки под него. Павел Карпович осмотрел фальшивку и согласился. День и ночь на строительстве орала музыка (ночью работы не прекращались), каменщики матерились, что свойственно их профессии, землекопы взметывали в свет прожекторов подземную глину, автокран поднимал на крышу домик для персонала, сделанный из вагона, и никак не мог справиться с этой работой. Потом привезли облицовочный кирпич и каждая кирпичинка была в отдельном пакетике, как особенная ценность. Скелет стал обрастать кожей. К началу августа вставили стекла и закончили стеклянные флигельки.
