Грэм Джойс - Скоро будет буря
– О Джесси?
– Я слегка обеспокоена. Нет, пожалуй, я сильно беспокоюсь. У нее есть тень.
То, как Доминика произнесла французское слово ombre, сразу же заставило Сабину насторожиться.
– Что ты имеешь в виду?
Доминика наклонилась над могилой, чтобы выдернуть густо разросшиеся волокнистые сорняки.
– Ты не парижанка. Ты из провинции, так же как я, поэтому тебе кое-что об этом известно. Это нечто, о чем моя мать всегда любила поговорить. Я в этом отношении не так подкована и, по правде говоря, всегда избегаю подобных тем. Но что касается Джесси… Я это видела.
– Что ты видела?
– Я уже сказала – тень. Призрак. За Джесси кто-то наблюдает. Но кто, не могу сказать. Некто старается оказать на нее пагубное влияние, и ты должна что-то предпринять, чтобы защитить свою дочь.
– У меня уже есть предположение, кто бы это мог быть, – произнесла Сабина.
– Прежде чем прийти к каким-либо выводам, – предупредила Доминика, – моя мать не торопилась осуждать людей, приносящих неприятности. – Она поцеловала кончики пальцев и коснулась фотографии матери. – Мать сказала бы о них, что они не всегда осознают зло, которое совершают.
Мэтту понадобилось съездить в банк, и Бет спросила, не может ли он взять ее с собой прогуляться. В городе он купил ей огромное мороженое и куклу в ситцевом платье. При малейшем сомнении насчет того, как развлекать девочек, он им что-нибудь покупал. И если они, хотя бы на секунду, проявляли признаки скуки, он тащил их в магазин и безудержно тратил на них деньги. Сабина неоднократно порицала его за такое баловство.
– Что правда, то правда, – отвечал он каждый раз. – Балую их напропалую.
Это была достаточно честная тактика и единственный способ, которым он мог убедить девочек в своей безусловной привязанности. Не имея собственных детей, он завидовал Джеймсу за крепкие объятия, которыми Джесси и Бет часто награждали отца. Мэтту также очень хотелось обнять их, но, памятуя о существующем табу, он каждый раз, когда чувствовал такое – вполне невинное – желание, запускал руку в бумажник и обычно покупал девочкам туристские безделушки. А Бет, конечно, любила кукол и готова была играть с ними с утра до вечера.
– Папочка вернется? – спросила его Бет на обратном пути.
– Конечно, вернется. А почему ты спросила?
– Джесси говорила, что Крисси сказала… Нет, Рейчел сказала… Нет, Крисси…
– Бет!
– Кто-то из них сказал Джесси, что у папочки сумбур в голове и он ушел, чтобы там все улеглось. И может не вернуться. Это правда?
Мэтт остановил автомобиль.
– Послушай, Бет. Твой папочка ушел всего лишь на пару дней. Он же и раньше изредка уезжал из дома по делам. И на этот раз ему было необходимо привести дела в порядок. Вот и все. О'кей? – Но, судя по всему, Бет уже не слушала его. Она играла с куклой. – Хочешь посмотреть дворец? Или замок? – изменил тему Мэтт. – Давай поедем домой другой дорогой.
Мэтт сделал крюк в несколько километров, чтобы показать ей весьма впечатляющий мрачный замок с башнями, увитыми буйно разросшимся плющом. Когда они ехали обратно по узким деревенским дорогам, их путь лежал мимо огромных полей кукурузы, окаймленных зарослями мака с гигантскими красными и желтыми головками. Бет захотела остановиться, чтобы собрать небольшой букет.
Мэтт остановил свой «Ка» на обочине дороги. Забравшись в гущу маков, Бет наклонилась, чтобы их понюхать.
– Впредь ты никогда не должна засыпать, когда у тебя маки вокруг головы, – предупредил ее Мэтт.
– Почему?
– Потому что рискуешь никогда не проснуться.
– Ты правду говоришь? – поинтересовалась Бет.
– А то как же! Я никогда не лгу.
Пока Бет собирала маки под шелест листьев кукурузы, Мэтт, закурив сигарету, уселся в тени высоких кукурузных стеблей. Легкий ветерок пробегал между толстыми стеблями, заставляя покачиваться увесистые початки. Мэтт массировал свою загоревшую шею и, погруженный в раздумья, только вполглаза приглядывал за Бет.
– Не забирайся глубоко в кукурузу, – рассеянно предупредил он.
Для Мэтта этот отпуск явно не оправдывал возложенных на него ожиданий. Идиллии расслабления не получилось. Правда, он не предвидел, что первой жертвой станет Джеймс. Если Мэтт и испытывал чувство вины перед ним, оно быстро исчезло. Он получал удовольствие, выискивая все новые и новые способы досадить Джеймсу. Это стало настоящим искусством – зайти в своих хитростях как можно дальше, не будучи обнаруженным. Большая часть выдуманных им козней может быть приписана скорее беспечности, присущей натуре Мэтта, чем его мстительности. Однако эта тактика требовала определенной меры и знания натуры изучаемого объекта, чтобы выбрать кусок мяса настолько жирный или сорт вина столь кислого, чтобы неудовольствие Джеймса было гарантировано. А уж как Мэтт развлекался, водружая этот деревянный крестик, найденный в амбаре, затем пряча и снова возвращая его на место. Эти манипуляции с крестом должны были заставить Джеймса, подобно Макбету, снова и снова испытывать уколы нечистой совести. Мэтт знал, как воздействуют рекламные ухищрения на сознание человека. В конце концов эта игра утомила Мэтта, и с немалым отвращением к своим собственным уловкам он спрятал крест в амбаре, в котором тот был найден.
А кто-то снова вернул его на прежнее место.
Но гораздо больше, чем Джеймс, беспокоила его Крисси. Ее сомнамбулизм начинал пугать Мэтта. Трижды, просыпаясь, он обнаруживал, что ее нет в спальне, и находил жену возле бассейна – раздетую, покрытую обильным потом и бормочущую что-то нечленораздельное. Он опасался, что она может в конце концов пораниться. Очевидно, все это было как-то связано с домом, думал он. По-видимому, что-то в этом доме выводило ее из равновесия.
Бет пронзительно вскрикнула, и Мэтт мгновенно очнулся от своих дум. Она стояла на краю густых зарослей высоко вымахавшей кукурузы, красные и желтые маки были рассыпаны у ее ног. Мэтт бросился к ней:
– Что случилось, Бет?
– Там, в кукурузе, кто-то есть.
Мэтт инстинктивно схватил ее на руки и вынес на свободное место рядом с кукурузой. Заросли сухих стеблей, похожих на камыши, казались, не считая первые несколько рядов, непроходимыми, образуя мертвое, душное и темное пространство на пыльной, растрескавшейся земле. Мэтт шагнул ближе к кукурузе. Легкий ветерок шевелил верхушки стеблей, шуршал ими и раздвигал початки так, словно какой-то зверь пробирался внутри этого темного пространства.
– Что ты увидела?
– Что-то.
– Это был человек?
– Вроде того. Не совсем.
Мэтт снова повернулся к кукурузе. Дразнящие шелест и потрескивание доносились откуда-то из глубины зарослей. Свет на верхушках стеблей, полусонно кивающих перезрелыми початками, был золотым и зеленым. Даже Мэтту было не по себе, но он достаточно уверенно произнес:
– Там ничего нет, малышка.
– Джесси говорила, что в кукурузе водятся духи.
– Духи? Это кто же ей сообщил?
– Ты, – ответила Бет. Мэтт опустил ее на землю.
– Ну-ка, собери свои цветы. Мы отправляемся домой.
Позднее в этот же день, ближе к вечеру, когда солнечные лучи, просачиваясь сквозь листву, покрывают красными пятнами створки раскрытого окна, Крисси встретилась на лестнице с Джесси.
– Эй, Джесс, ты не хочешь пойти на прогулку? – улыбаясь, пропела она, и тускнеющее солнце заливало ее лицо кроваво-красным светом. – Хочешь на прогулку?
– Еще бы! Подождите, я только надену туфли, – откликнулась Джесси и, чуть ли не приплясывая, побежала в дом.
Все еще под тяжелым впечатлением от сказанного Доминикой, Сабина вышла из своей комнаты с несколькими полотенцами в руках.
– Сейчас не самое подходящее время для прогулок, Джесси.
– Но до обеда еще несколько часов, – отвечает за нее Крисси.
– Ты не пойдешь, – обращается Сабина к Джесси, отводя глаза от Крисси.
Лицо Джесси покраснело.
– А я хочу пойти!
– Я сказала – нет.
Крисси, удивленно пожимая плечами, обратилась к Джесси:
– Твоя мама сказала «нет». Вот и все. Лицо Джесси, казалось, налито кровью. Ее яро-
ста не было предела. Перепрыгнув через перила, она с грохотом сбежала по ступенькам, предоставив Сабине пялиться на свои полотенца, а Крисси – на Сабину.
– Почему «нет»?
Ретируясь в свою комнату, Сабина бросила через плечо:
– В последнее время она часто бывает перевозбуждена. Мне необходимо ее успокоить. Немного дисциплины.
Крисси последовала за ней.
– Что значит «успокоить»? Я как раз собиралась взять ее на прогулку. Что может быть спокойнее?
– Ну и что?
– Ну и что? Как это понимать? Она сейчас словно бомба, готовая вот-вот взорваться. Чему это может помочь?
– Я уже сказала, что она не пойдет! – вспылила Сабина. – В конце концов, Джесси – моя паршивая дочь. Почему вы никак не хотите это понять?
– Нет, почему же. Я вполне понимаю, – спокойно ответила Крисси. – Я признаю, что она твоя паршивая дочь.
