Жозеф Кессель - У стен Старого Танжера
В этот момент раздались какие-то визгливые всхлипывания, и все увидели, как старый ростовщик Наххас обеими руками выдирает волосы из своей желто-зеленой бороды.
— Ай! Ай! — стонал он. — Такое дело должно принести пятикратный доход, а честный ростовщик…
Но безработный грузчик Исмет, который уже отнес Наххасу все, что имел, прервал его жалобы:
— Ростовщик обирает бедняков, ничем при этом не рискуя. А с контрабандистами дело обстоит иначе. Я работал у них и видел, что часто они возвращаются в порт совершенно разорившимися, потому что таможенники конфисковали их груз.
Тут многие слушатели стали нетерпеливо спрашивать Башира, успешно ли прошло задуманное у его друзей.
— Придет время — и вы все узнаете, — ответил Башир и продолжил свой рассказ:
— Маноло, прекрасный певец, страдающий неизлечимой болезнью, переступил порог «Маршико». Увидев, что Франсиско по-прежнему в отчаянии, он сел за его столик и, не говоря ни слова, стал тихонько напевать ему фламенко. Он знал, что для Франсиско это единственное утешение. А я опять позабыл обо всем на свете и вышел из-за стойки, чтобы быть поближе к поющему Моноло.
Когда он прекратил петь и пошел есть горячие сосиски, я увидел, что перед нами стоит госпожа Элен и, напрягая память, разглядывает Франсиско.
«Это тот самый человек, который был с девушкой неподалеку от садов „Ан-Салах“?» — спросила она меня.
Я ответил утвердительно. Тогда взгляд госпожи Элен воспламенился тем огнем, который всегда вспыхивал у нее в глазах, когда мужчина ей нравился, и она стала выказывать Франсиско свое особенное расположение. Но Франсиско сказал ей:
«Прекраснейшая и благороднейшая госпожа, я вижу, что ты желаешь мне добра, и я тронут этим. Но я горячо люблю одну девушку и не могу испытывать нежность ни к какой другой женщине».
Госпожа Элен поняла, что сказал ей Франсиско, но, привыкнув получать иные ответы на свою благосклонность, не могла поверить его словам и велела мне перевести их на английский. Когда я перевел, госпожу Элен охватил гнев. Однако на нее смотрели такие бесхитростные, грустные и гордые глаза Франсиско, что внезапно лицо ее переменилось: она оробела. Отведя меня в сторону, она спросила, не потому ли у Франсиско такой печальный вид, что девушка покинула его. Я ответил, что дело вовсе не в этом, и рассказал ей, какие постигли Лею неприятности с работой.
«Надо помочь этим молодым людям! — воскликнула госпожа Элен. — Мы набираем для предстоящего путешествия новых матросов на судно, вот я и скажу, чтобы твоего друга взяли механиком. Это плавание принесет ему много денег, потому что каждый матрос получит часть прибыли. И тогда он сможет жениться. Счастливая девушка!»
Сказав это, госпожа Элен в сопровождении господина Флаэрти и Ноэла покинула «Маршико».
Я передал ее обещание Франсиско. Тот вначале схватил меня за грудки, решив, что я шучу, потом стал просить прощения, порывисто обнял меня и, словно безумный, бегом потащил к кабаку Варноля. Он хотел немедленно во что бы то ни стало увидеть Лею и все ей рассказать. Пусть она разделит с ним его надежду и радость! Он не мог ждать, пока Лея закончит работу. Я понял, что, если не покорюсь ему, он помчится в кабак один и натворит там каких-нибудь глупостей.
Вскоре мы были на месте, и я пошел известить Лею. Ей удалось тайком от хозяев выбежать к нам. У нее была всего одна минута, так что Франсиско пришлось говорить с ней тут же, у кабака. Я переводил быстро, как только мог. Лея долго молчала, потом наконец спросила с тревогой в голосе:
«Разве это не опасно — идти в испанский порт?»
«Я не буду сходить на берег, — отвечал Франсиско, — они даже не узнают, что я на судне. А потом ведь судно-то английское».
В этот момент мы услыхали неприятный голос:
«Эй, Лея, я, кажется, плачу тебе не за то, чтобы ты околачивалась на улице!»
На пороге стоял Варноль. Сколько времени он так вот наблюдал за нами?
Франсиско, вспылив, хотел было удержать Лею, но та оттолкнула его и скрылась за дверями кабака. Варноль пристально посмотрел на Франсиско и тоже пошел внутрь. Я сперва последовал за ним, но он замахнулся на меня, и я вынужден был остаться на улице.
Тут Зельма-бедуинка воскликнула:
— Так ты, оказывается, не знаешь, что было потом?
— Тогда я не знал, — ответил Башир, — но после Лея мне все рассказала, а я расскажу сейчас вам.
И Башир продолжил:
— Через несколько минут после того, как Лея вернулась, ее позвали в кабинет хозяев. Там была только Эдна. Она поинтересовалась, для чего Франсиско вызвал Лею на улицу. Лея ничего не ответила. Она решила, что лучше уж потерять место, чем сказать что-либо Эдне.
Но та приблизилась к ней и вполголоса потребовала:
«Говори…»
В ее глазах вновь появилось выражение жестокости и презрения, совсем как в те времена, когда она служила в проклятых лагерях. И Лею охватил ужас. Однако у нее была еще воля сопротивляться. «Я в Танжере, — сказала она себе. — Эта женщина больше ничего не может мне сделать! К тому же она не знает, что я была ее рабыней». И Лея продолжала молчать.
Тогда Эдна взяла левую руку Леи и, задрав рукав платья, обнажила цифры. Да, она знала. Она узнала Лею в первый же день. И теперь девушка пропала. У нее не было больше воли. Тело и даже душа перестали принадлежать ей. Ее больше не существовало.
Когда Эдна снова приказала ей говорить, несчастная слово в слово повторила все, что узнала от Франсиско.
«Ну и к чему ты так упорствовала, дело-то самое обычное, — сказал Эдна тем жестким голосом, каким говорила в лагере смерти. — Забудь обо всем. И никому ни слова».
И Лея ничего нам не сказала — ни Франсиско, ни мне.
Тут крики из толпы прервали Башира: слушатели были крайне изумлены, а некоторые просто ушам своим не поверили.
— Эта девушка обезумела!
— Зачем же она подчинилась?
— Да как такое возможно?
Башир намеревался ответить, но не успел. Тонкая таинственная мелодия внезапно зазвучала где-то внизу, у его ног. Все узнали флейту Кемаля, заклинателя змей. Из раздувшегося мешка, что лежал у него на коленях, показались две страшные головы и принялись раскачиваться в такт музыке. Все поняли, что хотел сказать молчун Кемаль.
И Башир продолжил свой рассказ:
— Если есть деньги, дела в Танжере можно уладить быстро. Так, Ноэл раздобыл для Франсиско фальшивые документы и вписал его по всем правилам в команду «Радуги» (так называлась яхта).
Очутившись на судне, Франсиско немедленно отправился в машинное отделение и занялся двумя моторами. Он возился там целыми днями, отдавая этому делу всю душу, поскольку, кроме любви к Лее и к свободе, он еще испытывал большую любовь к красивым сложным машинам. Он без конца собирал, разбирал и вновь собирал детали, наматывал и разматывал проволоку, ввинчивал и вывинчивал винты и болты, до блеска начищал каждую железку. Он обращался со всем этим так заботливо и бережно, как лучший ювелир обращается со своим дорогим товаром. Работая, он все время пел. Матросы на яхте оценили его трудолюбие и веселый нрав.
Я проводил время то с ним, в машинном отделении, то развлекался на палубе яхты.
И вот однажды утром неподалеку от «Радуги» я заметил Варноля. Он разговаривал с одним арабом, которого все сторонились из-за его связей с таможней и полицией. Я почувствовал в душе некоторое волнение, но в тот момент я и знать не знал о том, что Лея все рассказала Эдне. Варноль больше не появлялся. Араб же вернулся тогда, когда яхта вышла из порта. Я его видел, но было уже слишком поздно: я не мог ни с кем переговорить, поскольку спрятался в спасательной шлюпке, накрытой чехлом и подвешенной за бортом яхты.
Тут бездельник Абд ар-Рахман, тугодум с большими претензиями, воскликнул:
— Что ты хочешь этим сказать, горбатый дьяволенок?
Ему с раздражением ответил Мухаммед, уличный писец:
— Ты что, не понимаешь: он тайно проник на борт яхты и оказался в открытом море.
С десяток восхищенных голосов подхватили:
— В открытом море!
И Башир продолжил свой рассказ:
— Ну что мне оставалось делать, друзья мои? Я не мог отказать себе в удовольствии совершить это путешествие, ведь я никогда не бывал на столь великолепном судне, которое к тому же должно было плыть так далеко.
Все обернулось для меня весьма благоприятно. Досмотра не было. Когда яхта вышла из порта, я покинул свое укрытие. Ноэл и госпожа Элен вскрикнули от удивления, но ничуть не рассердились, а мой друг Флаэрти подмигнул мне. Потрогав мои горбы, Ноэл сказал, что я очень хорошо сделал, что сел на судно: я принесу им счастье…
О друзья мои, о мои братья! Сколько чудес, сколько очарованья явилось передо мной в тот день! Солнце светит на море совершенно иначе, чем на суше. И море совсем иное, когда плывешь по волнам под лучами солнца. И у ветра иной вкус. И у старого города и касбы иные очертания и краски. А какое восхитительное спокойствие! И какой простор!
