Дэниэл Хэндлер - Наречия
— Вызовите такси, и все дела, — буркнула себе под нос Аллисон, трясущейся рукой наливая из бутылки пиво в стакан. Впрочем, она была слишком робкой, чтобы предложить этот свой совет своим шумным соседям. Пиво, стакан, блюдце с кубиками льда — все это прилетело вместе с ней из Вашингтона, потому что ей все равно не выдержать зрелища, когда будут распродаваться вещи, и такси довезло Аллисон из аэропорта, и в конце концов она неплохо устроилась. Но так ли это? Но так ли это? Но так ли это? Но так ли это? Если подумать, то огромный и засушливый, битком набитый миллионерами и мексиканцами Техас куда более реален, нежели ее нынешняя ситуация, которая включала в себя эпических размеров катастрофу, случившуюся с Аллисон на северо-западе страны, и самый жуткий ковер во всей промышленной зоне южного Сан-Франциско. Нет, при таком раскладе из нынешней ситуации никак не выбраться. Конечно, дело это сугубо добровольное, но все присутствующие, кажется, садятся по местам.
В течение следующих сорока минут библиотекарша подробно разжевала то, что они уже сами успели прочитать на листках бумаги, и неожиданно закончила.
— У меня все, — сказала она. — Я закончила. Вы свободны, можете заниматься своими делами. Вечер целиком и полностью ваш.
Для Аллисон вечер, который целиком и полностью ваш, был взглядом вдоль длинного коридора, и потому она предпочла запереться в туалете. Она вспомнила, что собиралась стащить рулончик туалетной бумаги, который все время забывала купить в магазине, лишь когда вышла на улицу, и ей надо было добраться до дома. В распоряжении Аллисон была машина ее хорошей знакомой с разбросанными повсюду кассетами и дисками, зато не было никого, кто помог бы ей выехать на автостраду, которая привела бы Аллисон, совершенно ошибочно, к вшивой квартирке, в которой она теперь жила. Думаю, нет необходимости говорить вам, кто был тот единственный, кто стоял снаружи на ступеньках и постукивал сигаретной пачкой о шорты.
— Эй! — обратилась к нему Аллисон.
— Лично мне деньги до фени, — ответил мужчина. — Я не этот, как его там, представитель еврейского народа.
Аллисон и этот конкретный Стивен стояли на самом верху длинной лестницы. Куда вы обращаетесь, если вам нужно спросить, как выехать на автостраду? Аллисон подумала, что это не совсем то, что ей нужно. Снаружи было холодно — в Сан-Франциско бывает холодно, да еще пресловутый туман, так что вы с трудом понимаете, где вы, если только точно не знаете, куда вам надо. Аллисон положила руку на сумочку, чтобы он не увидел продолговатого отверстия в боку — через него просвечивал украденный ею рулон туалетной бумаги, который не мог дождаться, когда же ее задница вернется домой.
— Что-что? — переспросила Аллисон.
Стивен обернулся, и она увидела, что к уху у него прижат телефон — весьма слабое, однако, утешение. Что ж, по крайней мере он вел разговор о евреях не с ней самой, а с кем-то еще.
— Одну минутку, — сказал он собеседнику в трубке, после чего перевел взгляд на Аллисон. — Что такое?
— Я слышала, что вы сказали, — ответила Аллисон. — Я слышала, как вы сказали, что живете в промышленной зоне южного Сан-Франциско.
— Я не хвастал, — отозвался мужчина по имени Стивен.
— Я тоже там живу. Вот я и подумала, не могли бы вы подсказать, как отсюда выехать на автостраду. Я здесь недавно и потому не знаю, где эта самая автострада.
Стивен накрыл телефон грязноватой ладонью.
— Вам не кажется, что момент не самый подходящий?
— Нет, — ответила Аллисон. Подходящих моментов в ее жизни не было с тех самых пор, как она в Сиэтле пережила с подругой кошмарный день. — Извините, я не хотела вам надоедать. Мне просто нужно домой.
Стивен вздохнул и, не говоря ни слова, нажал на кнопку отбоя, прервав разговор с невидимым собеседником, который — к вашему сведению — был его подружкой.
— Пристраивайся мне в хвост. Скажи, ты поставила машину на этой долбаной парковке? Моя там, на парковке. Пойдем.
— Я не знала, что здесь есть парковка, — заметила Аллисон.
— В принципе нам там парковаться нельзя, — ответил Стивен, — но я в любом случае сваливаю отсюда, так что какая разница.
Аллисон бросила взгляд вниз — туфли на ее ногах тоже принадлежали подруге.
— Я сейчас подгоню машину, — сказала она. — Вы меня подождете?
Стивен заморгал и пригладил шорты, словно умоляя их сделаться чуть длиннее, затем посмотрел на Аллисон. И тогда она увидела еще один проблеск в конце длинного коридора. Когда кто-то говорит вам, что некий парень недостаточно для вас хорош, значит, этот кто-то еще не переехал к вам во вшивую квартирку в городке, о котором известно, что он расположен к югу от всем известного города.
— Что я только что сказал?
Что он только что сказал? «Какая разница», — сказал он, и это мало кому хотелось бы слышать. Аллисон включила радио, чтобы только не слышать эти слова у себя в голове, и пристроилась в хвост машине Стивена, что катила вперед по унылой дороге, которую ей самой ни за что бы не найти. В колледж она приехала по другой дороге, и почему-то Аллисон показалось, что эта дорога ведет ее отнюдь не ко вшивой квартирке в промышленной зоне. Возможно, это ловушка. Малоприятная ловушка. Дорога производила впечатление загородной, какой практически не сыщешь в Сан-Франциско. По одну сторону, позади неприветливого сетчатого забора, тянулось темное поле для игры в гольф, по другую, отбрасывая свет на побуревшие от засухи газоны, выстроились унылые коробки многоквартирных домов. То там, то здесь на заборе сидели темные, усталые птицы, глядя на которых можно было подумать, что им тоже хочется домой. Про эту дорогу вряд ли известно многим, хотя она прямиком идет в промышленную зону южного Сан-Франциско, если, конечно, вам именно сюда и надо. Моя мать тоже как-то раз ехала по этой дороге, а за рулем сидел один мужчина. Она вышла из машины, потому что ей не хотелось раньше времени на тот свет. Мужчина был пьян и орал на нее. Ей пришлось нести в руках туфли. Мать рассказала мне эту историю, когда мы с ней ехали по дороге, но я так и не узнал ее конец. Куда она пошла с этими своими туфлями? Неужели и вправду можно послать все подальше и вот так взять и выйти из машины, которая увозит вас в какое-то ужасное место? Аллисон казалось, что такое невозможно. Потому что это была часть любви, которая, имейте в виду, ждала ее в будущем с насупленным курящим парнем, позади которого она ехала. Зажженная сигарета торчала из окна его машины, отчего дорога казалась еще темнее. Сигареты — ну кто этого еще не знает? — способны убить вас наповал, и все равно они во рту практически у каждого, и все из-за дыма, который струится из них, делая вас привлекательнее. Промышленная зона южного Сан-Франциско страшна, как смертный грех, но ведь кто-то же там живет. Например, Аллисон. Любовь и кошмарные квартирки, западни и насупленные парни — разве такое пошлешь подальше? Только не в наше время. Только не после катастрофы. Это похоже на один старый шлягер, где герой перечисляет ужасные вещи, которые случились с ним в жизни. Он заблуждался, и его мучил страх. Его ударили по голове и как-то раз бросили, приняв за мертвеца. Над ним издевались, ах как над ним измывались, как его обвиняли, как морили голодом. И так далее, и тому подобное, ведет он свой рассказ все дальше и дальше — как его пинали, толкали, теряли, находили, как велели до заката сматывать из города удочки, а не то… И все же его песня — она в первую очередь про любовь. Судьба трепала парня и так, и эдак, и что же? Это любовь.
Такую песню грех не послушать по радио. Жаль, что Аллисон ее не слышала, пока катила за Стивеном по дороге. На самом деле у нее в машине звучала другая песня, хит посвежей, хотя, сказать по правде, Аллисон он не слишком нравился. Зато слова песни составили ей компанию, пока руки Аллисон лежали на руле, а взгляд был устремлен сквозь ветровое стекло вперед, на дорогу, ей было видно, что там, впереди, видно так же явственно, как и потраченные ею деньги. Может, Стивен все-таки останется или в конце концов заглянет на студенческую вечеринку. В любом случае раньше она вряд ли его увидит. Они поладят не сразу, и вообще их отношения будут не подарок, зато их объединит презрение к Бернис и второму Стивену, и они пораньше улизнут в бар, в котором еще не перевелись пепельницы. Или ей был виден и не бар вовсе, а салон, где можно сделать ксерокопии, единственный во всей промышленной зоне южного Сан-Франциско. Она там будет снимать ксерокопии с каких-то бумажек — например, с текстом песни, что сейчас переходит в припев, и Аллисон к великому стыду своему поняла, что будет делать ксерокопии поэзии, а он зайдет туда с постером в руке. И они выйдут оттуда вместе — язык Стивена будет кислым на вкус от выкуренной сигареты, но все равно неплох. Видны препирательства — надо сказать, препираться они будут постоянно — и старый, застеленный пледом диван с плоскими подушками в прожилках словно водяные лилии. Взбешенная бывшая подружка, на которую они наткнутся в тот день, когда он опоздает на три часа и даже не сочтет нужным извиниться. Случится ли так, что она забеременеет? Аллисон почему-то не могла увидеть ребенка, зато она легко представила, как ее рвет по утрам, рвет по утрам, рвет по утрам. Она видела будущее, как ледяная прорицательница из старого фильма, бормочущая прописные истины, напечатанные на трех листках бумаги. Аллисон видела буквально все, и тогда, именно тогда, в самом ближайшем будущем, случилось нечто такое, чего она не могла предвидеть. Машина Стивена посигналила, словно он сам подмигивал ей, затем сбросила скорость и остановилась на обочине темной-претемной дороги. Так что Аллисон не оставалось ничего другого, как тоже остановиться.
