Владимир Корнев - Нео-Буратино
Будучи не в силах преодолеть волшебные чары, Тиллим спустился с заоблачных высот к самой земле, покрытой сплошным ковром из роз. Пролетая на бешеной скорости над благоуханным земным покровом, тянувшимся до самого горизонта, он норовил попробовать на ощупь атласный шелк изысканных соцветий, дотронуться до тугих, влажных бутонов, готовых вот-вот раскрыться, однако эти действия были весьма опрометчивы. Розы, как известно, имеют шипы, а Тиллим вспомнил об этом, только когда острые тернии исцарапали его руки. Он рассердился и решил, что уж теперь-то непременно должен нарвать букет в качестве компенсации за испытанную боль и свою невинно пролитую кровь, но не тут-то было: проклятые колючки безжалостно впились в ладони. Не ожидавший встретить такое отчаянное сопротивление со стороны изнеженных растений, Тиллим отпрянул в сторону, но ему показалось, что через коварные иглы в раны успел проникнуть нектар розы. Он уже чувствовал, как сладостный яд, растворившись в крови, разливается по всему телу. На фоне мучительного опьянения красотой в душе Тиллима прорезалось что-то угрожающе тревожное. Проснулся он в бреду, тяжело дыша, сжимая в руках розу.
XVI
Собираясь, по обычаю, на пробежку, Тиллим переоблачился в спортивный костюм и, к своему ужасу, обнаружил на собственном теле глубокие царапины, их можно было даже назвать ранами. Сон опять бесцеремонно вторгался в его жизнь. Вопреки традиции бегать трусцой, до Петропавловки он добрался шагом, обуреваемый образами ночного полета, проносившимися на фоне безутешной скорби об утрате феноменальных способностей. И все же вид знакомой тропы у стен крепости, истоптанной множеством пар ног таких же, как Папалексиев, физкультурников-любителей, обязывал его прибавить скорости. «Не видать мне счастья, как своих ушей, не догнать ни шагом, ни бегом», — пессимистически рассуждал Папалексиев, грустно наблюдая за тем, как мелькает под ногами вековой дорожный булыжник. И тут из памяти торжественно выплыла многообещающая фраза: «Продолжай стремиться этой дорогой к своей мечте, и так, замыкая круг за кругом, ты добьешься всего, о чем мечтаешь».
Воодушевленный советом мудрой актрисы, Тиллим почувствовал небывалый прилив бодрости и, как дикий жеребец, обгоняя ветер, рванулся навстречу новым обретениям. В голове его циркулировала навязчивая идея: «Нужно вернуть прежние способности, а заодно приобрести новые». Первые два круга он миновал в считанные мгновения, не замечая ничего на своем пути, и только на третьем был остановлен Бяней, буквально бросившимся ему под ноги.
— Ну что, метеор? Может, уделишь мне минутку своего драгоценного времени или ты решил поставить мировой рекорд по бегу? — произнес Бяня, поднимаясь с земли, и Тиллим понял, что уделить придется.
Бяня сегодня не был похож на самого себя, выглядел серьезнее обычного. Приятели обменялись традиционными репликами, из которых невозможно было понять, чем он так озабочен. Тиллим хотел уже было продолжить погоню за счастьем, не дожидаясь, когда грузчик-книгочей в очередной раз пустится в откровения, но тут-то как раз Бяню понесло:
— Проходя вчера мимо вашего двора, я видел нечто неописуемое. Ты, конечно, догадываешься, о чем я говорю? Могу сказать тебе, Тиллим, что согласился бы на участь воробья ближайшей округи, только бы облетать ваш двор и вдыхать его ароматы. То, что я увидел и почувствовал, несравнимо ни с какими феерическими зрелищами в атмосфере самых изысканных восточных благовоний. Тема роз так увлекла меня, что вот уже второй день я нахожусь во власти любопытнейших исторических фактов и богатейших культурологических ассоциаций. Видишь ли, Тиллим, вся эпоха раннего Средневековья исполнена поклонения цветку розы. Рыцарское ристалище, наряду с демонстрацией воинской доблести и чести, сопровождалось вручением розовых венков и букетов восхищенными зрителями и самими участниками поединков королеве турнира. Трубадуры Прованса и всей Франции сочиняли в честь дамы сердца мадригалы, в которых сравнивали свою возлюбленную с розой. Изящная форма розового цветка рождала впечатляющие образы в воображении поэтов и художников, музыкантов и архитекторов. Последние, не отягченные куртуазной премудростью и далекие от аристократического самодовольства, возводили соборы, воплощая идеалы католицизма, устремляя их ввысь, к Богу, разрывая оковы земных страстей. Готический собор устремлялся в высоту, будто летел, вытянув окна и двери, прокалывая шпилями небо, а божественный свет проникал внутрь через круглые, в форме розана, украшенные каменным переплетом в виде радиальных лучей, исходящих из центрального круга, окна. Самое большое из них, располагавшееся в центре главного фасада, так и называлось — «Большая роза». Может быть, именно этим важнейшим элементом готики вдохновился великий Данте, создавший на страницах «Божественной комедии» грандиозный образ Райской Розы, в центре которой восседает сам Христос, а вокруг, на лепестках, — святые, и всех выше — возлюбленная поэта, Беатриче. Есть даже такой сорт розы — «Gloria Dei», что в переводе с латыни означает «Слава Богу». Нет, это не простой цветок, Тиллим, это подлинная царица в цветочном мире, с гордым характером настоящей августейшей особы. Это очаровательное и коварное существо, распространяющее свое влияние в виде сводящей с ума сладко-терпкой ауры, обволакивающей ее. Оказывается, у Нерона было такое чудовищное развлечение: пригласив в гости патрициев, он дожидался, когда те напьются, а потом забрасывал их розами из отверстия в куполе — опеона. Гости ликовали, думая, что удостоились особой благосклонности императора, а тем временем в зале закрывали двери и лепестки роз продолжали сыпаться сверху, пока несчастные патриции не умирали от удушья, к удовольствию венценосного безумца.
Даже слепой, проходя мимо розового куста, безошибочно угадает его близость и на мгновение задержит шаг в благоуханном облаке, чтобы утолить жажду обожания. А во внешности этой особы наряду со стройным стеблем, иногда слегка изогнутым и увенчанным припухлым бутоном, который со временем раскроется в причудливый розан, имеется и нечто устрашающее. Если на обычный полевой цветок можно наступить и без ущерба шествовать дальше, то роза, сознавая свою исключительность, в отместку за непочтение к ней обожжет жестокими шипами. И в политике она тоже оставила свой след. Взять хотя бы войну Алой и Белой розы за английский престол между династиями Ланкастеров и Йорков в пятнадцатом веке, получившую такое поэтическое название потому, что в их гербах были, соответственно, алая и белая розы. Кровавые столкновения, придворные интриги, отравления и казни сопровождали эту войну, в ходе которой погиб весь цвет феодальной знати. Только объединение Ланкастеров и Йорков против коварнейшего злодея и гениального узурпатора Ричарда III Глостера, чей страшный образ вдохновил Шекспира на создание знаменитой хроники, спасло тогда Англию от неминуемой гибели. Роза — цветок мистический, таинственный, но далеко не всегда служит светлому началу. Масоны-розенкрейцеры на рубеже семнадцатого — восемнадцатого веков избрали ее, наряду с крестом, символом своего тайного общества. Исподволь влиявшие на политическую жизнь Европы, они подвергались преследованиям, приводившим часто к трагическому концу, и как знать, может быть, именно колючая роза отбрасывала зловещую тень на их судьбу. Если бы ты знал, Тиллим, сколько разновидностей роз существует на белом свете! Одни названия чего стоят: бенгальская, бурбонская, муазетовая, пернецианская, полиантовая, ремонтантная, чайная… Просто «ананасы в шампанском» какие-то, а не цветы! Ей-богу, роза вездесуща: моряки мили не проплывут, не сверившись с розой ветров, булочники испокон веков выпекают пышные розанчики, и даже банальная электрическая розетка…
Здесь Тиллим, который долго ждал, за что уцепиться в Бяниных разглагольствованиях, чтобы прервать эту бесконечную лекцию, произнес:
— Ну хватит, хватит! Уже до физики добрался! Смотри не вздумай сунуть нос в эту розетку, проверяя, не исходит ли от нее небесный аромат, — тогда тебе точно обеспечен венок из роз, искусственных.
При этих словах Тиллим вспомнил про свои израненные руки и почувствовал, как они начинают ныть.
— Ты ни во что не веришь! Так нельзя жить, Тиллим, — досадовал Бяня. — А я вот определенно знаю, что ваш дом — место необычное, мистическое, иначе там не происходили бы подобные чудеса. Да и такой феноменальный экземпляр, как ты со своим телепатическим даром, просто не мог бы появиться в обычном доме! А ведь, кстати, четвертак-то я нашел, причем именно там, где ты и сказал. Да пойми, Тиллим, тебе же цены нет с такими способностями! Я на твоем месте пошел бы в газету, дал бы объявление: предлагаю телепатические услуги по сходной цене. Столько ведь можно заработать! Опомнись, говорю тебе, пока не поздно!
