Мэтью Квик - Нет худа без добра
Инспектор задумчиво постучал нашими паспортами по ладони, словно размышляя, что с нами делать.
– Добро пожаловать в Канаду, – сказал он наконец и отдал паспорта отцу Макнами.
– Уф-ф! – произнес отец Макнами, когда мы отъехали. – Я уж думал, он примется обыскивать машину. А у меня в багажнике припрятано несколько бутылок «Джеймсона», которые я не декларировал!
Минут десять мы ехали в молчании. Было заметно, что каждому из нас не по себе после беседы с таможенником. Но мы это не обсуждали и просто смотрели в окна.
– Какого хрена, а? – высказался наконец Макс, чтобы разрядить напряжение, и сам рассмеялся, словно удачно пошутил.
Элизабет только простонала.
Когда никто не подхватил его шутки, Макс сказал:
– Мы ведь в долбаной Канаде, а?
Отец Макнами засмеялся, как будто шутка наконец дошла до него, а когда я спросил, над чем он смеется, он сказал, что канадцы очень часто заканчивают свои фразы вопросительным «а?».
– Тогда они могут воспринять это как насмешку, – заметила Элизабет.
– Какого хрена, а? – повторил Макс дурашливым голосом и подтолкнул меня локтем.
Я рассмеялся, хотя и понимал, что Элизабет этого не одобрит.
После этого опять надолго воцарилось молчание.
– Мне не понравился этот таможенник, – сказал я своему отражению в оконном стекле.
Никто из моих спутников не откликнулся на это.
Мы ехали по засыпанной снегом унылой ровной местности с большим количеством силосных башен, на которых было написано что-то по-французски, и создавалось впечатление, что Земля все-таки не круглая, а плоская, как стол, и какой-то гигант соорудил на нем диораму и назвал ее Канадой.
Я думал о вопросах, которые нам задавал таможенник. Могли ли ответы на них в самом деле позволить оценить нас: определить, являемся ли мы достойными и добропорядочными людьми и не представляем ли угрозы для страны?
Куда вы направляетесь?
Каковы источники вашего дохода?
По делу или отдыхать?
Много ли говорят наши ответы о нас самих и о том, заслуживаем ли мы разрешения въехать в Канаду?
Представляем ли мы опасность?
Какой смысл в этих вопросах? Нам ведь ничего не стоило сказать первое, что в голову придет.
Любой преступник, который хоть чего-то стоит в своем деле, является профессиональным обманщиком и легко проникнет сквозь любые пограничные препоны, а люди вроде меня, если предоставить их самим себе, будут задержаны.
Жаль, что мы не сказали, что мы врачи, работающие над проблемой излечения рака мозга, и направляемся в секретную подземную лабораторию на Крайнем Севере, что мы едем по важному государственному делу и у нас нет времени отвечать на несущественные дурацкие вопросы.
– Отойди, таможенник! Нас ждут великие дела, которые потрясут тебя! – мог бы тогда сказать отец Макнами, и все мы были бы очень горды. – Не смей задерживать нас, не стой на пути прогресса всего человечества!
Вы, Ричард Гир, несомненно, действовали бы в этой ситуации легко и непринужденно. Вы очаровали бы таможенника и без труда преодолели бы все преграды. Но дело в том, что Вам и не надо было бы трудиться – таможенник мгновенно узнал бы в Вас знаменитую кинозвезду и пригласил бы в Канаду, не задав ни одного вопроса, разве что попросив автограф на фотографии, где Вы обнимались бы с ним, улыбаясь, как давние друзья.
Почему это людям, которые всегда знают, как отвечать на трудные вопросы, никогда не задают трудных вопросов, а других, вроде меня, всегда вынуждают делать что-нибудь почти невозможное?
Хуже всего было сознавать, что, если бы отца Макнами с нами не было, таможенник не пропустил бы нас в Канаду. Возможно, он даже арестовал бы нас и бросил в тюрьму, потому что Макс, Элизабет и я заикались бы, потеряв самообладание во время этого допроса на границе, и вели бы себя, с его точки зрения, очень странно.
«Кретин!» – завопил маленький человечек, и на этот раз трудно было не согласиться с ним.
Больше ничего интересного не происходило до самого Монреаля.
Отец Макнами зарезервировал для нас номера в фешенебельном отеле, где мы припарковали машину под землей и могли плавать на крыше, потому что там был бассейн с подогревом, расположенный наполовину в помещении, наполовину под открытым небом. Мы с Максом сходили посмотреть на него, но не плавали – я не умею плавать и страшно боюсь воды, да к тому же у нас не было купальных костюмов.
Когда мы стояли на крыше и смотрели, как пар поднимается из бассейна в морозный воздух, Макс сказал:
– Как, блин, мы будем оплачивать все это? У нас с Элизабет нет ни гроша! Этот отель стоит охрененно дорого! Какого хрена, алё?
– Отец Макнами сказал, что Бог позаботится об этом.
– Ты, блин, всерьез веришь в Бога? – спросил Макс.
– Да, – ответил я. – А ты всерьез веришь в пришельцев?
– Да, блин.
– Что вы будете делать после поездки к Кошачьему парламенту?
– Не имею, блин, понятия, – сказал Макс. – Мы взяли с собой всю нашу одежду, долбаные ключи оставили в квартире. Не заплатили за последний месяц. Мы, блин, настоящие бездомные.
– Тебя это беспокоит?
– Ну да, блин, – кивнул Макс, приподняв брови.
– Я тоже беспокоюсь.
– А ты-то, блин, о чем?
– О том, что мне делать без мамы. Я даже не знаю, что у меня там со счетами – за электричество, воду, телефон и все прочее. Раньше этим всегда занималась мама.
– Ты ни разу не платил этим козлам?
– Нет.
– Значит, кто-то платит за тебя. Иначе эти козлы давно бы все отключили. Бесплатно ничего, блин, не бывает.
– Кто может за меня платить?
– А я, блин, откуда знаю?
Мне этот вопрос уже приходил в голову, и всякий раз она начинала при этом болеть.
Как только я узнаю, кто платит по моим счетам, я буду должен деньги конкретному человеку. А у меня их не было, и потому, откровенно говоря, я не слишком стремился разгадать эту загадку.
Я повернулся и стал рассматривать город Монреаль.
– Очень примечательно, что мы здесь вместе, согласись, – заметил я. – Даже, я бы сказал, невероятно.
Макс кивнул.
– Никогда не думал, что побываю в Канаде.
– Я, блин, тоже.
Мы стояли на бетонной площадке спиной к бассейну около ограждения высотой футов пять и глядели на город.
– Наверное, обычные нормальные люди не увидели бы в этом ничего особенного.
Макс опять кивнул и сказал:
– Как ты думаешь, какого хрена мы получились такими ненормальными, отличающимися от всех других? Ты, блин, когда-нибудь думал об этой хренотени? Зачем такие люди, как ты, я, Элизабет, вообще, на хрен, существуют?
Я задумался и, обыскав весь свой мозг в поисках ответа на его первый вопрос и не найдя его, ответил на второй:
– Все время думаю.
Спустя минуту ко мне пришла еще мысль, и я сказал:
– Может быть, миру нужны такие люди, как мы?
– На кой хрен? Мы же, блин, ничего не делаем! Я только рву билеты в этих долбаных кинотеатрах. Это любой может.
– Ну, если бы не было странных, необычных людей, которые делают странные вещи или не делают ничего, то не могло бы быть и нормальных людей, которые делают нормальные полезные вещи, согласен?
– Алё, какого хрена? – отозвался Макс, глядя на меня прищурившись.
– Слово «нормальный» потеряло бы смысл, если бы не было слова с противоположным значением. А если бы не было нормальных людей, мир, наверное, развалился бы на части, потому что это нормальные люди заботятся обо всех нормальных вещах вроде подвозки продуктов в магазины, доставки почты, установки светофоров на улицах, обеспечения нормальной работы туалетов, выращивания пищевых культур, управления самолетами, контроля за состоянием президентских костюмов…
– Вы не поможете? – раздался голос. – Слишком холодно вылезать из бассейна.
Мы обернулись и увидели большой пляжный мяч у наших ног.
Целое семейство выплыло из-за стеклянной перегородки на открытый участок бассейна.
– Алё, какого хрена? – чуть слышно пробормотал Макс, пихнув яркий мяч мужчине.
Тот поймал мяч двумя руками и, глядя на нас, сказал:
– Спасибо!
Он выглядел как Ваша более молодая копия, Ричард Гир. Красивый, уверенный в себе, мускулистый. Хотя его волосы были мокрыми и взлохмаченными, на прическу и ухаживание за ней явно уходило немало денег и усилий. Он напомнил мне также мужчин, которые рекламируют нижнее белье на проспектах, вываливающихся из воскресной газеты. На его жене было зеленое бикини, и хотя она не дотягивала до Синди Кроуфорд, ее вполне можно было сравнить с Кэри Лоуэлл, которая тоже очень симпатична, как Вам хорошо известно. С ними были мальчик и девочка лет пяти-семи, оба белокурые, с жемчужно-белыми зубами; такие малыши все время улыбаются тебе с экрана телевизора, пока ты ешь утреннюю овсянку. Все они смеялись, перебрасывались мячом и старались поймать языком падающие снежинки. Только тут я обратил внимание на то, что и в самом деле пошел снег.
