Сара Миллер - Я знаю все твои мысли
Каллен улыбается в ответ. Если до этого Гиду было хорошо, то сейчас он просто влюблен в целый мир… хотя я все равно влюблена в него вдвое сильнее.
Первое побуждение Гида, когда чуть позже он видит Лиама Ву за обедом, — извиниться. Он подходит к столу, уже раскрыв рот и держа на языке слова «знаю, вчера я был слишком резок» или «надеюсь, я тебя не обидел». Однако подойдя ближе, он видит на лице Лиама выражение, которое никогда не видел раньше. Кажется, Лиам рад его видеть. Лиам симпатизирует ему! Невероятно: не всегда лучший способ завоевать друзей — доброе отношение или лесть. Иногда лучший способ — дать понять, что не намерен мириться с их мерзким поведением. Я это узнала совсем недавно.
А Гид — вчера вечером.
За обедом Гид привлекает внимание всего стола и на следующий день тоже. Он представляет Лиаму и Девону полный отчет об их затянувшейся стычке со школьными властями. Рассказывает, как подсыпал траву в директорское жаркое вместе с розмарином. Как всего через пять минут после того, как Гид вернулся в дом директора, пришел констебль с собакой. Как пришел Яйцеголовый и стал плеваться и, багровея, настаивать, чтобы констебль лучше искал марихуану, которую в результате так и не нашли. В ответ на что констебль, одетый, несмотря на отсутствие дождя, в желтый макинтош, и его собака — это действительно оказался золотистый ретривер — одинаково недобро на него посмотрели. Яйцеголовый наконец поплелся домой спать, и директор тоже. Последний, естественно, проспал регулярное совещание утром в понедельник и появился на пороге своего кабинета лишь после обеда, двигаясь заторможенно и озираясь по сторонам ошеломленным, расфокусированным взглядом.
Разумеется, все также хотят услышать о Пилар.
— Расскажи, как вы вместе провели ночь, — умоляет Девон. Лиам тоже склоняется ближе.
Ровно настолько, насколько Гиду понравилось рассказывать им о происшествии в директорском доме, ему не хочется распространяться о Пилар.
— Тут я воспользуюсь пятой поправкой, ребята, если не возражаете, — говорит он и с притворно-невинным видом поднимает руки. Девон и Лиам смеются, но он видит, как на их лицах пробежала тень, — они завидуют, что не в центре внимания, особенно когда Каллен показывает Гиду поднятый вверх большой па- лец, а Николас улыбается в тарелку. И неважно, что рассказывать-то нечего. Главное, эти парни думают, что Гидеону известно нечто, что они хотели бы узнать, и это вызывает у них желание быть рядом. И симпатию к нему.
— Не стоит раскрывать им свои секреты, — говорит Каллен, и его зеленые глаза складываются в подо- зрительные щелочки.
— Привет! — К их столику подходит Молли. Она одним быстрым взглядом скользит по головам Каллена, Николаса, Лиама и Девона и наконец останавливается на Гидеоне. — Что за секреты?
Заметили, что слух у Молли, как у немецкой овчарки?
— У Гида в эти выходные выдалась горячая ночка, — отвечает Лиам. — По крайней мере, по слухам.
— Хмм, — хмыкает Молли. — А мы в нашем захолустье ничего об этом не слышали.
Каллен тычет Гида под столом и шепчет одними губами:
— Хочет показаться не такой, как все. Гид медленно кивает в знак понимания.
— Неважно, — бросает Молли, — я вот зачем: только что проверила почту. Мисс Сан Видео хочет, чтобы мы все приняли участие в этом тупом проекте по испанскому. Мы в одной команде: я, ты и… — Она смотрит в пол и закусывает губу. — Лиам. — У нее еле вы- ходит взглянуть на него. Он мельком косится на нее, почти с досадой, и возвращается к разговору с Девоном. Гид никогда прежде не видел, чтобы она вела себя так.
Она что, боится этих ребят?
Она поднимает взгляд, потом снова смотрит в пол. Ее губы напряженно сжаты, взгляд рассеян, точно она пытается не смотреть ни на кого, и в это же время не хочет создать впечатление, будто отводит взгляд. Она и вправду немного напугана.
Конечно, — говорит Гид и встает, отводя ее в сторону. Он видит, что все смотрят на них, но не ощущает себя неуверенно. Он лишь чувствует, что на него обращено внимание.
— Зачем ты это сделал? — спрашивает Молли. Они стоят у автоматов с газировкой.
— Потому что увидел, что тебе неловко, — отвечает Гидеон. Пусть он и стал увереннее, но по-прежнему не способен скрывать правду.
Молли чуть выпячивает грудь.
— Я их не боюсь, — говорит она.
— Я и не говорил, что боишься, я сказал, тебе неловко, — замечает Гид.
На лице Молли появляется маленькая горькая усмешка.
— Ты меня подловил, — говорит она.
И тогда Гид понимает, что нравится ей. Потому что… ну… это же очевидно. Она вся засветилась, когда он отвел ее в сторону. Может, и она понимает, что он видит ее насквозь, потому что вдруг спрашивает:
— И с кем это у тебя была горячая ночка? — Она даже не пытается, хотя бы кокетливо, по-девчачьи, скрыть обиду под маской любопытства.
— О боже, — вздыхает Гид. Как много способов ответить на этот вопрос. Он знает, что Молли, может быть, и полезно думать, что у него есть кто-то еще. Может, это даже повысит его привлекательность в ее глазах. С другой стороны, это может ее и отпугнуть.
— Вообще не знаю, о чем это Лиам, — наконец отвечает он.
Он чувствует, что все глаза в столовой устремлены на него. Гидеон стал темой дня в «Мидвейле». Люди, с которыми он едва знаком, включая девочку в оранжевой рубашке, которую он видел в первый день, и стайку низкорослых неряшливых младшекурсников, при хвостней Микки Айзенберга, подходят к нему в сумрачных коридорах и на зеленых тропинках на школьном дворе и шепотом говорят: «Хорошая работа». А теперь предметом их любопытства становится его интимное перешептывание с Молли Макгарри. Он также надеется, что о нем и Пилар ходят слухи, хотя и знает, что сейчас его первоочередная задача — выиграть пари. Гид понимает, что идея пари была ему ненавистна лишь до тех пор, пока он думал, что ему не выиграть. Теперь мысль о пари — как маленький моторчик внутри него. Я стою здесь на виду у всех, думает Гид, однако этому есть причина, о которой знаю лишь я и два моих ближайших друга (да, кажется, теперь можно их так назвать). Это такое волшебное чувство, как в утро Рождества.
— А я думаю, ты знаешь, о чем это Лиам, но это неважно, — говорит Молли. Она смотрит на часы — большие мужские часы, занимающие половину запястья. Она среднего роста, но он замечает, что ее руки, запястья и ступни совсем маленькие. Он надеется, что это вызовет в нем умиление и нежные чувства, но ничего не происходит. И все же она ему нравится. Нравится настолько, что он готов ради пари «предать интересы» Пилар, как выразился бы Каллен. И это самое главное.
— Мне пора, — говорит она.
— Нет, это мне пора, — отвечает Гид, пытаясь отшутиться.
— Это типа шутка? — бросает Молли и уходит. Гид не может удержаться, чтобы не проводить взглядом ее задницу. Она у нее ничего. Задница Пилар — это про- сто произведение искусства. Ну а у Молли она ничего. Просто хорошая задница. Нормальная. Ее не стоит приравнивать к произведению искусства. Он думает, не слишком ли это тупое сравнение.
Позднее Гид идет на английский, где получает тройку за сочинение с комментарием «посредственная работа». Надо же, думает он, одно дело всегда ощущать себя посредственностью, и совсем другое, когда ты чувствуешь себя потрясающе и тебя опускают! Разочарование и тупое чувство вины застревают у него в горле до самого конца урока. После звонка он идет к питьевому фонтанчику. Он сломан.
— Привет, Гее-де-он. В горле пересохло? — Это Пилар. — Эта штука все время ломается, — говорит она.
Она выглядит совершенно ошеломляюще: черные брюки и облегающая оранжевая рубашка. Естественно, в голове у Гидеона возникают ассоциации со Днем Всех Святых.
— Хочешь? — Она протягивает баночку с диетической колой, и Гид берет ее у нее из рук. Она холодная и почти полная. Он забывает о сочинении и украдкой косится на зад Пилар.
И решает: произведение искусства — самое подходящее описание. Жаль, что учитель не может оценить его лингвистическую точность.
— Мы так и не поговорили с той вечеринки, — замечает Гидеон.
Пилар улыбается. Гидеон очарован. А я вижу, что улыбка ненастоящая. Она улыбается одними губами: — Нет, не поговорили. Но я… много думала, и наконец приняла решение.
В этот момент из английского класса выходит Эди. Гид думает, что надо бы пойти за ней, отыскать Молли…
— Думала? — спрашивает он, а сердце неровно бьется. — О чем?
— Ну, — начинает Пилар, — я решила переехать из «Уайт» в «Эмерсон». Сказала, что у меня посттравматический синдром, потому что я побывала рядом со взрывом «Ситибанка» в Буэнос-Айресе год назад или около того, помнишь? Читал об этом? А в «Эмерсоне» спокойнее. И мне разрешили! — Она улыбается обворожительно и торжествующе. — Но на самом деле я все это затеяла из-за того, что в моей комнате есть выход на пожарную лестницу, — она подмигивает Гиду, — поэтому…
