Кун-Суук Шин - Я буду рядом
– Да… когда-нибудь. – У меня возникло непреодолимое желание непременно сдержать это обещание.
– Настанет ли этот день? – Миру говорила так, будто прочитала мои мысли.
– Непременно настанет, если будем об этом помнить, – ответила я.
– Если мы будем об этом помнить?
Меня вдруг охватила грусть, я села рядом с ней и предложила:
– Давай и Эмили возьмем с собой.
– И Мен Сё, – добавила Миру. А затем, закрыв глаза, она монотонно произнесла: – И профессора Юна.
Мы некоторое время молчали. Неужели они так сблизились, что она предлагала взять его вместе с нами? И словно желая нарушить затянувшееся молчание, Миру добавила:
– И Водопада тоже.
Я расхохоталась. Мы принялись перечислять всех своих знакомых. Я назвала Дэна, хотя Миру никогда его раньше не видела.
– А кто такой Дэн? – спросила она.
– Парень, с которым мы вместе росли.
– Я хочу с ним познакомиться.
– Когда-нибудь непременно познакомишься.
– Юн… Когда-нибудь мне хотелось бы жить в том доме. Я хочу возделывать землю, как бабушка. Сеять семена по весне, а осенью собирать урожай. Сажать овощи в огороде, питаться плодами своей земли и писать. Бабушка, должно быть, потому и оставила дом мне, а не сестре, ведь знала, чего я хочу. И хотя после того лета я больше туда не ездила, она все равно знала об этом. Сейчас дом пустует, но я собираюсь вернуться и снова открыть его. Никто не запрещал нам ездить туда, но после того несчастного случая дом стал запретной темой, о нем мы никогда не упоминали. Узнав о решении бабушки оставить дом мне, сестра не сказала ни слова. У нас не испортились отношения. Мы были близки, как многие сестры, просто никогда не вспоминали о том происшествии. Сестра упомянула о доме лишь тогда, когда хотела спрятать его там.
– Кого – его?
– Человека, которого любила так же сильно, как балет.
«Она любила кого-то так же сильно, как балет?» Я глубоко вздохнула.
– Когда сестра поступила в колледж, она забрала Эмили и переехала в город. На следующий год Мен Сё и я присоединились к ней, она показалась нам совершенно другим человеком. Темное облако, окружавшее ее с тех пор, как она перестала заниматься танцами, полностью исчезло. Она даже стала называть меня по имени точно также, как в детстве. Стоило сестре увидеть то, что нравилось ей или удивляло ее, или то, чем она хотела похвастаться, тут же заявляла: «Миру! Только взгляни на это!» На первом курсе она редко приезжала домой, и мы мало виделись. Она была погружена в свои дела, а я вовсю готовилась к вступительным экзаменам. Когда мы снова стали жить вместе, она изменилась – волосы сделались блестящими, щеки порозовели, и даже ее лоб, казалось, излучал сияние. Ее походка стала напоминать походку Эмили. Она превратилась в ту девушку, какой была до несчастного случая. И все благодаря мужчине, появившемуся в ее жизни. Похоже, все свое время она посвящала ему, а не учебе. Такие слова, как «социализм», «трудовая теория стоимости», «права человека», теперь звучали из ее уст вполне естественно. Но это были далеко не единственные изменения. На ее столе появились книги, каких мне раньше не приходилось видеть. Например, «Западная экономическая история» и «Капитал». У нее были книги Франца Фэнона[14], а также «Крик камня», «Как закалялась сталь», «Коммунистический манифест», «Педагогика», «История и классовое сознание». Утром я часто заставала сестру за столом, увлеченно читающую что-нибудь вроде «Белой Розы». С таким же энтузиазмом она когда-то поглощала книги о балете. Эмили спала на столе перед ней. Сестра была так увлечена чтением, что я могла подойти к ней совершенно незаметно. Я умирала от любопытства, кто же такой этот человек. Все чаще и чаще я ловила себя на мысли, что хочу выяснить, кто заинтересовал мою сестру такими книгами, как «Теология освобождения». Но я знала о нем только со слов сестры. Как-то раз сестра сказала, что пригласила его на ужин. В наш дом. «Все в порядке, да?» – спросила она, но я могла думать лишь о том, что наконец увижу этого человека. Я никогда не забуду тот день. И дело вовсе не в нем, а в поведении моей сестры. Она встала на рассвете, вместе с Мен Сё они отправились на рыбный рынок Норянчин и купили целую сетку голубых крабов. Сестра сказала, что он их любит. Голубые крабы? Я едва не лишилась дара речи. Голубые крабы как-то плохо вязались с образом человека, из-за которого сестра прочитала «Критическую биографию Че Гевары». Но они с Мен Сё действительно принесли этих крабов и выпустили в кухонную раковину.
Миру умолкла, чтобы перевести дух. Казалось, она снова переживает тот момент своей прошлой жизни.
– Крабы расползлись по всей кухне, щелкая клешнями. Они были такими проворными и полными жизни, что нам пришлось втроем гоняться за ними и водворять обратно в раковину. И дело было не только в крабах. Сестра накупила столько продуктов, что, будь у нее возможность, она скупила бы весь рынок. Морские ушки, гребешки, морские огурцы, разнообразные моллюски… Судя по всему, она потратила половину денег, присланных родителями нам на месяц. Кухня превратилась в зону бедствия. Эти крабы оказались такими сильными. Я помню, как сестра, беспомощно глядя на живых крабов, спросила Мен Сё, что ей с ними делать. Он ответил: «Может быть, они умрут, если снять с них панцири?» – и сестра попыталась голыми руками оторвать панцирь с одного краба. И этот краб едва не прищемил ей пальцы своими клешнями. Раньше я себе такое и представить не могла. Когда мы жили в Пусане, сестра не могла выносить рыбный запах, возникающий при отливе, и потому никогда не ходила в порт. К заходу солнца крабы перестали шевелиться. Она сварила несколько кастрюль с крабами и выложила их на поднос. Мы пытались помочь ей, но она все хотела сделать сама. Мой интерес к ее другу нарастал с каждой минутой, мне хотелось поскорее узнать, что же это за человек, который заставил так сильно измениться мою сестру. У Мен Сё был такой вид, словно он никогда раньше не присутствовал при готовке. Оказалось, он считал, что у крабов красные панцири, и пришел в такой восторг от наблюдения за покраснением крабов, что постоянно приоткрывал крышку и недоверчиво заглядывал в кастрюлю. Я недовольно спрашивала сестру: «Почему именно голубые крабы?» Встречаясь с кем-то в первый раз, чувствуешь себя неловко, когда ешь руками крабов – приходится пальцами раскрывать их панцири и выковыривать мясо. Я не могла представить, как копаюсь в крабовом мясе на глазах у незнакомого человека, и думала: «Даже если он так сильно тебе нравится, не пойму, зачем покупать столько крабов?» Мне были непривычны хлопоты сестры, но одновременно я чувствовала удивление и радость. Я впервые в жизни видела ее озабоченной на кухне. В городе она сначала жила в пансионе, а когда стали жить все вместе, еду готовили в основном мы с Мен Сё. Я и не надеялась, что она вдруг займется приготовлением пищи, просто от нее не ожидала.
Но вот она сновала по кухне, готовила суп из камбалы и полыни, для этого все вымыла и аккуратно нарезала.
– И это было вкусно?
– Я понятия не имею. В тот день никто ничего не ел. Даже в моем блокноте напротив этой даты стоит прочерк.
– Что же произошло?
– Он не пришел.
Миру еле слышно пробормотала, словно слова выходили наружу из самых потаенных глубин ее души.
– Мне это показалось странным, ведь он звонил, когда сестра готовила крабов. Она сказала, чтобы он ничего с собой не приносил, и потому я решила, что он хотел узнать, надо ли что-нибудь купить по пути к нам. Он продолжал о чем-то ее спрашивать, и сестра ответила: «Она любит лилии. Но купи только одну…» Я вопросительно взглянула на нее: «Ты говоришь обо мне?», но ответа не последовало. Похоже, он уже знал дорогу к нашему дому. Но прошло два часа, крабы остыли, а он так и не появился. Вскоре совсем стемнело. Моя сестра выглядела настолько взволнованной, что я сказала: «Наверное, у него какие-то срочные дела. Мы поужинаем в другой раз». Сестра с отсутствующим видом пробормотала: «В другой раз?», словно не понимая смысла моих слов. Затем она будто спохватилась: «Конечно, мы можем поужинать в другой раз», а затем добавила: «Меня беспокоит не ужин. Будем надеяться, что с ним ничего не случилось». До этого момента я ничего не понимала. Она спросила, не хотим ли мы поесть, но у нас пропал аппетит. И она слишком беспокоилась, чтобы есть. Потом она принялась звонить каким-то людям по телефону. «Да, да, нет, нет…» После нескольких коротких разговоров она вдруг быстро обулась и стремительно выскочила из дома. Эмили бежала за ней до двери, но она даже не обернулась. Мен Сё не на шутку разволновался и выскочил следом за ней, а я поспешила за ним вдогонку. Сестра вела себя как безумная. Когда мы спустились с горы, она с края тротуара шагнула на проезжую часть и собиралась перебежать через шоссе. Прямо перед ней промчался автобус и резко затормозило такси. Водитель высунулся в окно и принялся ругать ее. Мен Сё подбежал к ней и завел обратно на тротуар, но она по-прежнему пыталась вырваться и ринуться через шоссе. Мы не сводили с нее глаз, но она не слушала нас и выглядела такой растревоженной, что ее нельзя было оставить одну. Я сказала Мен Сё, что нам надо силой тащить ее обратно в дом, но неожиданно она вскочила в притормозившее у тротуара такси и скрылась из глаз. Мы еще некоторое время молча глядели вслед удаляющейся машине, а затем побрели домой. К тому времени наступила ночь. Мен Сё накрыл тарелкой остывших крабов и убрал еду со стола. После всего произошедшего мы и думать не могли о еде.
