Янн Мартел - Жизнь Пи

Я оглядел море. Кругом — длинная ровная зыбь. Ни одного пенистого гребня. Ветер слабый, устойчивый. Я глянул вниз. У самой поверхности моря мелькали рыбы: здоровенные рыбины с выпуклыми лбами и длиннющими спинными плавниками — большими корифенами называются, — и рыбки поменьше, тощие и длинные — как называются, не знаю, — и совсем крохотные рыбешки… ну и, конечно же, акулы.

Я спустил плот за борт. Если б он, не ровен час, затонул, мне бы точно пришел конец. Но плот держался прекрасно. Благодаря своей плавучести спасательные жилеты буквально выталкивали из воды весла вместе со спасательным кругом. И вдруг у меня оборвалось сердце. Едва плот коснулся воды, как рыбы метнулись врассыпную — все, кроме акул. Они остались. Их было три или четыре. Одна плыла прямо под плотом. Ричард Паркер зарычал.

Я почувствовал себя пленником, которого пираты собираются бросить за борт.

Я подтянул плот как можно ближе к шлюпке, насколько позволяли торчавшие наружу концы весел. Подтянулся сам и обхватил руками спасательный круг. Сквозь «щели» в днище плота — вернее, широченные дыры — я заглянул в бездонную морскую глубь. И снова услышал, как зарычал Ричард Паркер. Я навалился животом на плот. Распластался и так и замер. Мне казалось, плот того и гляди опрокинется. Или на него бросится акула — и прокусит жилеты вместе с веслами. Но ничего такого не случилось. Плот только малость осел, чуть погрузившись в воду, и закачался — концы весел тоже оказались под водой, — однако на плаву он держался все так же ровно. Акулы подплыли совсем близко — но плот не тронули.

Я почувствовал легкий рывок. Плот развернуло. Я вскинул голову. Плот отстал от шлюпки на всю длину линя — футов на сорок. Линь натянулся, целиком показавшись из воды, и повис в воздухе, дергаясь и болтаясь. Зрелище не из самых приятных. Ради спасения своей жизни я бросил шлюпку. Теперь мне захотелось обратно. Уж больно опасна вся эта затея с плотом. Если только акула перекусит линь, или развяжется хоть один узел, или меня накроет волной, — пиши пропало. По сравнению с плотом шлюпка уже казалась мне надежным оплотом — уютным и безопасным.

Я осторожно перевернулся навзничь. И сел. Плот держал хорошо — во всяком случае, пока. Подножка тоже оказалась кстати. Хоть и была маловата. В общем, места хватало, чтобы сидеть, и то с трудом. На таком игрушечном мини-микроплотике впору в пруду плавать, а не в Тихом океане. Я схватился за линь и стал тянуть на себя. Чем ближе подплывал я к шлюпке, тем медленнее тянул линь. А когда подплыл совсем вплотную, то снова услышал Ричарда Паркера. Он все еще чавкал.

Я долго раздумывал.

И остался на плоту. А что дальше — даже себе не представлял. Выбор у меня был не так уж велик: сидеть под носом у тигра или у акул. Я прекрасно знал, насколько опасен Ричард Паркер. А вот акулы в этом смысле пока себя никак не проявили. Я еще раз проверил узлы, которыми линь был привязан к шлюпке и плоту. Потом отпустил его и стал ждать, когда меня отнесет от шлюпки футов на тридцать — на то самое расстояние, которое уравнивало два моих опасения: оказаться слишком близко к Ричарду Паркеру или слишком далеко от шлюпки. Свободный конец линя, длиной футов десять, я намотал на весло-подножку. Так, чтобы, в случае чего, успеть отмотать его обратно.

Близился вечер. Заморосило. День был пасмурный, но теплый. К вечеру температура упала, а тут еще разошелся дождь, нудный, холодный. Тяжелые капли пресной влаги гулко и попусту шлепались в море, взъерошивая его поверхность. Я опять подтянул линь. Привстал и осторожно заглянул через планширь. Но его не заметил.

Я юркнул в ящик. Схватил дождесборник с пятидесятилитровым пластиковым мешком, одеяло, инструкцию по спасению. И захлопнул крышку. Я вовсе не собирался греметь — хотел только прикрыть мои сокровища от дождя, но она выскользнула у меня из руки. Досадная оплошность. Я не только выдал себя, убрав преграду, отделявшую меня от Ричарда Паркера, но и шумом привлек его внимание. Он сидел склонившись над гиеной. Голова его тут же повернулась. Какому зверю понравится, когда его отвлекают от кормежки? Ричард Паркер зарычал. И выпустил когти. Кончик хвоста у него задергался, точно от удара током. Я рухнул на плот, и расстояние между плотом и шлюпкой стало быстро увеличиваться — думаю, не только благодаря ветру и течению, но и охватившему меня ужасу. Я вытравил весь линь до конца. Потому что боялся, как бы Ричард Паркер, оскалившись и выпустив когти, не сиганул на меня прямо со шлюпки. Я не сводил с нее глаз. И чем дольше смотрел, тем сильнее нервничал.

Он так и не появился.

Между тем я успел промокнуть до костей, пока раскладывал у себя над головой дождесборник, стараясь втиснуть ноги в пластиковый мешок. Одеяло тоже намокло — когда я свалился на плот. И все же я закутался в него.

Ночь надвинулась незаметно. Все вокруг разом кануло в непроглядную тьму. И только по равномерному подергиванию линя я догадывался, что плот мой по-прежнему связан со шлюпкой. Море, хоть и невидимое, билось о плот всего лишь в нескольких дюймах подо мной. Так что снизу меня тоже обдавало водой, прорывавшейся сквозь щели в днище плота.

54

Дождь шел всю ночь. Я не сомкнул глаз ни на минуту — ужас какой-то. Кругом все бурлило. Дождь барабанил по дождесборнику и вокруг меня; он с шипением прорывал мрачную пелену, и мне чудилось, будто я сижу в змеином гнезде, среди злобных ползучих тварей. Порывистый ветер беспрестанно менял направление, и те части моего тела, которые начинали было согреваться, намокали вновь и вновь. Я передвинул дождесборник — но через несколько минут, когда ветер опять изменился, был неприятно удивлен. Я старался, чтобы у меня осталась теплой и сухой хотя бы грудь, где я пригрел инструкцию по спасению, но всепроникающая сырость добралась и сюда. Так что всю ночь напролет у меня зуб на зуб не попадал. К тому же я боялся, как бы не оторвало плот, если развяжутся узлы, соединявшие его со шлюпкой, и как бы не напала акула. Я то и дело ощупывал узлы и стяжки, пытаясь определить, как слепой по шрифту Брайля, не разболтались ли они, крепко ли держат.

Дождь разошелся не на шутку, море штормило. Линь, привязанный к шлюпке, уже не просто дергало, когда он натягивался как струна, а рвало, мотало и крутило, и плот здорово раскачался. Оставаясь на плаву, он взлетал на гребень то одной волны, то другой, однако, поскольку у него не было борта, буруны с каждой новой волной накрывали его целиком, вместе со мной, словно река, бьющаяся о валун на стремнине. Море было теплее дождя, но какая разница — я все равно вымок с головы до пят.

По крайней мере, хоть вдоволь напился. Хотя жажда меня совсем не мучила, я заставлял себя пить через силу. Дождесборник походил на перевернутый зонт — вернее, зонт, вывернутый наизнанку от ветра. Дождевая вода собиралась посередине, где было отверстие. Оно соединялось резиновой трубкой с водозаборным мешком из прочного прозрачного пластика. Сперва вода отдавала резиной, но скоро дождесборник начисто промыло, и на вкус она оказалась просто замечательной.

В эту долгую, промозглую, темную ночь, под шум и грохот дождя и под шипение морских волн, мотавших меня по-всякому, я думал только об одном — о Ричарде Паркере. И даже придумал не один план, как от него избавиться, чтобы стать полноправным хозяином шлюпки.

План номер один: столкнуть его со шлюпки. Но что это даст? Даже если мне удастся спихнуть за борт свирепого зверя весом четыреста пятьдесят фунтов, да еще живьем, что толку: ведь тигры отлично плавают. В Сундарбане они, известный факт, одолевали вплавь пять миль по открытой бурной воде. Так что, окажись Ричард Паркер за бортом, он без труда забрался бы обратно, и уж тогда-то за мое коварство мне точно несдобровать.

План номер два: усыпить его шестью шприцами морфина. Только как они на него подействуют — вот вопрос. Хватит ли такой дозы, чтобы свалить его замертво? Да и как я смогу вколоть ему этот самый морфин? Допустим, как-нибудь подсижу, как когда-то было с его матерью, но хватит ли мне времени, чтобы всадить ему шесть шприцев подряд? Вряд ли. Единственное, что успею, так это раз ткнуть его иглой, а он за это одним ударом снесет мне голову с плеч.

План номер три: напасть на него со всеми подручными средствами. Смешно. Я же не Тарзан. А тщедушный слабак и к тому же совсем не кровожадный. В Индии на тигров охотятся с громадных слонов да с крупнокалиберными винтовками. Ну а мне-то как быть? Пальнуть ему в морду из сигнальной ракетницы? Или наброситься с топориком в каждой руке и с ножом в зубах? Или, может, до смерти истыкать прямыми и кривыми швейными иголками? Если я хотя бы разок его уколю, это уже подвиг. А он в отместку разорвет меня на части, на жалкие, мелкие кусочки. Тем более что самый опасный — не здоровый зверь, а раненый.