Питер Мейл - Отель «Пастис»
Статьи, подборка его последних колонок в воскресной «Глоб», полны желчи, маскируемой под заботу об окружающей среде. Такое впечатление, что Крауч был против всего, что выглядело современнее осла. Из своего средневекового пристанища в Провансе он с ужасом смотрел на супермаркеты, сверхскоростные поезда, автострады и новое строительство. Прогресс приводил его в смятение, а туризм доводил до бешенства. Он в равной мере питал ненависть ко всем иностранцам, будь то голландцы, швейцарцы, немцы или англичане, глумился над ними за то, что они посмели приехать, как он не забывал подчеркивать, в его деревню, выставляя напоказ свои автомашины и вульгарные яркие одежды. Словечко «вульгарный» часто появлялось в его статьях. Интересуясь, много ли у Крауча читателей, Саймон заглянул в последний листок — данные о тираже газеты и доходах от рекламы. Хотя статьи этого человека полны злобы и снобизма, писать он, несомненно, умел. Никакого сомнения, он увидит в отеле неотразимую мишень для нападок. Из любопытства он явится на вечеринку, и вскоре последует полная яда колонка. Такой проблемы Саймон не предусмотрел. Откуда было знать, что прямо у твоего порога живет негодяй, журналист. Он снова заглянул в справку о тираже, и в голове зародилась мысль.
— Еще шампанского, мистер Шоу? — Девушка наполнила бокал. — Еще двадцать минут, и будем на месте.
Саймон поблагодарил ее улыбкой и сложил папку, стараясь забыть о Крауче. Он летит праздновать Рождество в Провансе, с Николь. Шампанское приятно пощипывало язык. В иллюминаторе светился розовато-лиловый закат.
Самолет коснулся земли, свернул с полосы и подрулил к стоянке в сотне метров от здания аэровокзала. Полет доставил удовольствие, правда, не сказать, чтобы он стоил платы, более чем на четыре тысячи фунтов дороже обычного билета, но, подумал Саймон, подходящий способ завершить карьеру, в значительной мере оплачиваемую за счет служебных расходов.
Поискал, кому предъявить паспорт, но иммиграционная стойка пустовала, в зале прилетов ни души. Недоуменно пожав плечами, Саймон пошел искать Николь — радостно забилось сердце, когда увидел ее, стремительно приближающуюся с сияющим лицом. Нагнувшись, поцеловал в шею и, отступив назад, полюбовался ею.
— Слишком большая роскошь болтаться в аэропорту, чтобы встретить безработного менеджера, — улыбаясь, погладил ее по щеке. — Вижу, обедала в Авиньоне с одним из престарелых любовников.
Николь поправила ему галстук и хитро подмигнула.
— Разумеется. Он покупает мне бриллианты и шелковое белье.
— А я привез копченого лосося, — сказал Саймон. — Устроит?
Они направились получать багаж. Саймон обнял ее за плечи. Ее бедро мягко прикоснулось к его ноге.
— Боюсь, что довольно много багажа, — заметил он. — Эрн оставил мне огромный список нужных вещей. Как он?
— Доволен. Крутится как заведенный. Готовит нам ужин. Я отвозила его в Ришеранш купить трюфелей.
По пути Николь доложила Саймону об успехах. Он увидит большие перемены: бассейн почти закончен, террасы расчищены, идет подготовка к вечеринке. Эрнест снял в деревне небольшой домик. Блан полон оптимизма. Местные жители проявляют дружелюбное любопытство.
— Как насчет Крауча?
Николь поморщилась, словно от неприятного запаха.
— Послала ему приглашение. Приходил в жандармерию, расспрашивал, но от Блана ничего не добился. Знаешь, он такой vaseux. Как это сказал Эрнест? Скользкий? Правильно?
— Возможно. Завтра узнаем. — Саймон положил руку ей на бедро и привлек к себе. — Мне тебя не хватало.
Они въехали на гору, и перед глазами Саймона предстала украшенная к празднику деревня. Обе церкви подсвечены прожекторами. Между двумя платанами натянута рамка из разноцветных огней с пожеланиями Joyeuses Fetes.[49] Мясник и булочник выставили в витринах бутылки шампанского, а на дверях кафе висело объявление, возвещавшее о грандиозной рождественской лотерее. Первым призом была объявлена микроволновая печь, второй приз — баранья ножка из Систерона, для остальных — многочисленные бутылки.
Саймон вышел из машины и посмотрел в огромное холодное небо. Глубоко вдохнул чуть пахнущий древесным дымком свежий воздух. Очень скоро это место станет его домом. Николь смотрела, как он оглядывается вокруг.
— Доволен?
— Чудесно. — Он облокотился о крышу машины. Сквозь поднимавшийся изо рта пар виднелись огни кафе. В открывшуюся дверь вырвался взрыв хохота. — Не могу представить себе другого места, особенно на Рождество. — Вздрогнув от холода, потянулся. — Ступай. Я занесу багаж.
В знакомом теперь доме было тепло и полно музыки. На этот раз Эрнест был увлечен Пуччини, и из комнаты лился чистый чарующий голос Миреллы Френи. Свалив чемоданы и сумки в прихожей, Саймон, вдыхая лесной аромат трюфелей, прошел на кухню поприветствовать Эрнеста, франтовато одетого в темно-синий свитер и слаксы. Эрнест тут же вручил ему стакан.
— Как дела, Эрн? Еще жив?
— Сплошной восторг, дорогой. Ну и пришлось же поработать в эти дни! Как ты? Не терпится узнать о вечеринке в конторе. Должно быть, как обычно, сплошное пьянство и всякие вольности. Надеюсь, кое-кто подмочил себе репутацию. — Он поднял стакан. — С возвращением!
Смеясь, они принялись обсуждать последние сплетни из агентства. Спустившаяся вниз Николь, стараясь поймать суть разговора, думала, не будет ли он грустить обо всем этом, погрузившись в тихую, замкнутую жизнь деревни.
— …и тут, — продолжал Саймон, — за Джорданом заехала жена, а он в это время уединился в зале совещаний с Валери из творческого отдела.
— Это такая длинная, толстозадая?
— Она самая. Ну, я устроил супругу у себя в кабинете, сунул ей журнал «Хорс энд хаунд», а сам пошел его искать. — Он остановился отхлебнуть вина. — Знаешь, первый раз в жизни увидел его в расстегнутом жилете.
Эрнест театрально передернул плечами.
— Не продолжай, дорогой. Просто не могу представить себе такого гадкого зрелища.
Саймон обернулся к Николь.
— Извини… когда не знаешь людей, это не так интересно. Обещаю, больше никаких светских новостей из Лондона.
Николь казалась озадаченной.
— А почему они не пошли в гостиницу?
— А-а, — махнул рукой Саймон, — француз так бы и поступил, но на английских служебных вечеринках так уж принято — заниматься любовью за картотечными ящиками. Дешевле.
Николь сморщила носик.
— Никакого изящества.
— Думаю, тебе не часто доведется обвинять нас в изяществе. Но по части любви мы вполне на высоте. — Он нагнулся и поцеловал ее.
— Не портите себе аппетит, — вмешался Эрнест. — Сегодня у нас омлет с трюфелями и громадный кролик в горчичном соусе. Если не боитесь, что слишком много яиц, подумываю после сыра подать шоколадное суфле. — Он вопросительно посмотрел в их сторону. — Как у вас с холестерином?
За ужином они говорили об уже проделанной работе по отелю и обсуждали детали завтрашней вечеринки. Эрнест был в своей стихии, витийствуя о блюдах и цветах, которые доставят утром, уверяя, что вечеринка станет событием, разговоров о котором хватит в Брассьере на весь год.
— Меня беспокоит всего одна вещь, — сказал Саймон. — Тот самый журналист.
Эрнест удивленно поднял брови.
— Что о нем беспокоиться?
— В обычных условиях я не стал бы. Но довольно неподходящее время. Двадцать седьмого я встречаюсь в Лондоне с Зиглером и Джорданом, чтобы сообщить им о своих намерениях. Затем нужно поставить в известность клиентов. Они должны услышать от нас нашу версию. Если что-то просочится раньше, особенно в печать, придется долго и трудно объясняться. Тебе, Эрн, это хорошо известно. — Саймон, вздохнув, потянулся за сигарой. — У меня есть одна мыслишка, которая должна сработать, а ему явно не понравится.
— Выпустить кишки?
Саймон рассмеялся, повеселел. Ему уже приходилось иметь дело с журналистами. Разве Крауч не из того же теста?
— Можно сказать и так, Эрн.
Саймона разбудили льющиеся в окно спальни косые солнечные лучи. Простыни еще хранили тепло тела Николь. Из кухни доносились шипение кофеварки. Он протер глаза и посмотрел на беспорядочно брошенную прошлой ночью на спинку стула одежду. К мужчине не первой молодости возвращается юношеская страсть, подумал он. Совсем неплохо.
Почуяв запах кофе, сполз с постели, надел в ванной махровый халат и спустился вниз. Николь ждала, когда наполнится кофейник, одной рукой натягивая подол рубашки Саймона, чтобы прикрыть ягодицы.
— Доброе утро, мадам Бувье. У меня для вас сообщение.
Она улыбнулась ему через плечо.
— Oui?
— Вас просят в спальню.
Разлив кофе по кружкам, она подошла с ними к столу и, толкнув Саймона в кресло, села к нему на колени.
— Через пять минут будет Эрнест, — сказала она, целуя его. — С утра тебе придется много поработать.
