Лишний в его игре - Филипенко Алена Игоревна
Идем вдоль канала. По пути натыкаемся на уличную колонку, пьем много, жадно. Умываем лица, кое-как стираем с кожи краску. Следы все равно остаются, но хотя бы уже не так заметно. А вот куртки мы отмывать не стали. Не хочется ходить в мокром.
Напившись, бредем дальше.
— Интересно, почему колонка зимой не замерзает? — задумчиво спрашивает Ярослав.
Он меня злит: опять треплется о ерунде! Пока я думаю, как выбраться отсюда, его волнуют лодки и колонки!
— Нет, ну правда, — продолжает он. — Сейчас хоть тепло, это понятно. Но вот зимой я тоже пил из колонки. Хотя на улице было минус десять!
— Да какая разница? — ворчу я. — Не замерзает и не замерзает, радуйся!
Контрольный пункт стоит на мосту на пересечении канала и водохранилища. Этот мост — довольно величественное сооружение: серый, каменный, с арками-шлюзами, через которые осуществляется сброс воды. Перед ним и после него высятся две каменные башни; на въезде и выезде — шлагбаумы. Это место напоминает мне Форт Боярд. В голове невольно играет музыка из заставки одноименного шоу: «Ту́-у-у… Ту-ту́-у-у. Ту́-ту́-ту́. Ту-ту-ту́-ту-ту́…».
Мы ступаем на мост, идем к шлагбауму. Я даже не сомневаюсь, что нам удастся уговорить охранника пропустить нас. Отсюда до работы минут двадцать пешком, с моей больной ногой чуть подольше. Я судорожно соображаю, что такое придумать, чтобы не уволили. Тут же меня осеняет: нога! Даже выдумывать ничего не надо, явлюсь на завод с распухшей лодыжкой и веслом-костылем, сострою несчастные глаза. Думаю, мне не только простят опоздание, но еще и домой отпустят.
Охранник выходит нам навстречу.
— Покажите пропуск! — требует он.
— Но мы выйти хотим! — говорит Ярослав.
— Все равно. На вход и выход нужен пропуск.
— У нас его нет, — признаюсь я.
Мужчина хмурится:
— Это охраняемая территория. Как вы сюда попали?
Ярослав поясняет:
— Через другой мост, там никто пропуска не проверяет.
— Не может быть! — хмурится охранник.
— Не проверяют!
— Вот тогда и идите откуда пришли!
— Но мост ночью не работает! Нам до утра ждать? Мой друг подвернул лодыжку, вдруг ему станет хуже? — Ярослав смотрит на охранника умоляющим взглядом. — Пропустите нас, пожалуйста. Нам же выйти надо, а не войти.
— Без пропуска не положено! — отрезает охранник. — Как зашли, так и выходите.
— Но вдруг у меня уже некроз? — привожу я свой последний аргумент, но почему-то охранник лишь сердится:
— Шутники, значит? Вы сейчас вообще незаконно здесь! Вот сейчас милицию вызову, она с вами пошутит! Идите отсюда. Нет пропуска — нет и выхода!
Нам приходится убираться ни с чем.
15
Мы понуро бредем прочь. Что делать — не представляем. Моя работа…
— Может, постучаться к кому-то? Попросить, чтобы нас перевезли через мост? — предлагает Ярослав.
— Не прокатит. Там этот «неположенный» головы считать будет и с каждой пропуск требовать.
Мы возвращаемся к западной границе, к лодкам.
— Придется тут заночевать. — Я нехотя признаю тяжелую истину.
— Отличное место! — Ярослав пинает желтую лодку, которая ассоциируется у меня с такси. Дно устлано брезентом. — Санаторий с пятиразовым питанием!
От упоминания питания у меня урчит в животе. Ярослав достает баллончик с черной краской и рисует на желтом боку лодки «шашечки», а потом забирается в нее и поднимает что-то с пола. Это черная кепка-восьмиклинка. Он нахлобучивает ее на голову, устраивается на носу лодки, будто за рулем машины, и оборачивается ко мне:
— Куда вас отвезти, сэр?
Он хочет сыграть со мной в такси? Надеюсь, мой взгляд ясно говорит: «Ты псих!»
— Сэр! Вы что, глухонемой? Куда вас отвезти?
— Что, в жопе детство заиграло? — ворчу я и скрещиваю руки на груди.
— Да ладно тебе! — подмигивает Яр. — Хмурь, не будь Хмурем! Давай, это весело!
Я закатываю глаза и громко вздыхаю, чтобы Ярослав наконец понял, что игры сейчас неуместны.
— Сэр? Так куда мы едем?
— На Пятую авеню! — уверенно отвечаю я таким будничным тоном, словно каждый день мотаюсь на Пятую авеню. Интересно, Ярослав знает, где это?
— Вы первый раз в Нью-Йорке, сэр? — спрашивает он.
Оказывается, знает.
— Да.
— А откуда вы?
— Из Атланты!
Об Атланте я узнал из учебника по английскому за восьмой класс. В нем рассказывалось о русском мальчике Саше, который прилетел в Америку и остановился у одной семьи в Атланте. Ярослав переводит тему обратно на Нью-Йорк: видимо, не слышал об Атланте.
— Посмотрите, вот у нас небоскреб Эмпайр-Стейт-Билдинг! Такой махины вы, наверное, нигде не видали, сэр?
— Нет! Кажется, что он до самого неба!
Я невольно втягиваюсь, игра даже начинает мне нравиться. А может, мне просто нужно отвлечься хоть на что-то веселое. Мои злость и тревога достигли пика, я от них устал, мне нужна разрядка. Ярослав продолжает воображаемую экскурсию:
— А вот тут у нас Бруклинский мост… Знаменитая пожарная часть, где находится штаб-квартира охотников за привидениями! А вот и Пятая авеню! Куда именно вам надо?
— Сначала в кофейню, где продают кофе и круассаны! А потом к «Тиффани»!
Я вспоминаю сцену из фильма «Завтрак у Тиффани». Самое начало, где героиня Одри Хепберн рано утром выходит из такси (желтого!) на Пятой авеню перед ювелирным магазином «Тиффани». На ней черное платье в пол, волосы уложены в красивую прическу, в руках — стаканчик с кофе и круассан. Она смотрит на украшения в витрине и завтракает.
Это мой любимый фильм. Точнее… он был любимым у Нонны. У той Нонны, которая любила меня. Она смотрела этот фильм каждый месяц. И даже сшила себе черное платье в пол. И укладывала волосы в высокую прическу, и пекла круассаны… Правда, они больше походили на огромных жирных слизняков, но все равно это были круассаны.
Когда все сломалось, Нонна больше не смотрела этот фильм. И не пекла круассаны. И потому «Завтрак у Тиффани» ассоциируется у меня с чем-то приятным. С любовью, заботой и теплом. С семьей… Такой, какой она когда-то была и какой должна быть.
Думаю, Ярослав не смотрел этот фильм и не понял, что за «Тиффани». Но виду он не подает, просто рулит себе на воображаемом такси по воображаемым улицам Нью-Йорка. Везет меня на Пятую авеню. Я даже не уверен, есть ли там кофейня… Героиня выходит из такси уже с круассаном и кофе. Она могла купить завтрак в другом месте.
— Приехали, кофейня.
— Хорошо, я быстро. — Я выхожу из «такси», покупаю себе воображаемый кофе с воображаемым круассаном, сажусь обратно. — Теперь к «Тиффани»!
— А что там у «Тиффани»? — не выдерживает Ярослав.
— Ювелирный магазин.
— И зачем вам завтракать в нем, сэр?
— Не в нем, а рядом. У витрины.
Ярослав больше не задает вопросов, но я чувствую, что ему любопытно, и решаю рассказать о фильме.
— Тебе надо посмотреть, он классный. А еще там такая песня… — Я напеваю. — Mo-o-on river, wi-i-ider than a mile. I’m cro-o-ossing you in style some da-a-ay… [9]
Никогда не думал, что мне понравится петь… Я не помню, чтобы когда-нибудь пел просто так, для себя, а не на уроках музыки, где пение — обязаловка.
Вокруг удивительно тихо — как будто на острове мы одни. Время остановилось.
Полумрак. Безоблачное небо над головой; можно легко увидеть Кассиопею и Большую Медведицу. На улице около семи градусов тепла, руки и нос подмерзают. Пахнет сыростью, землей и молодой травой. Вода кажется серебристой от света фонарей.
Я застрял на чертовом острове, и мне придется ночевать в лодке. Я прогулял рабочую смену, и меня ищет милиция, но…
Но мне так хорошо петь!
— Блин, Хмурь, а у тебя, оказывается, приятный голос, — с восхищением говорит Ярослав, когда я заканчиваю, и все портит.
— Спасибо, Славик.
Он тут же рычит:
