Екатерина Минорская - Женского рода
Едва Алиса поднесла к губам бокал с темно-вишневым снадобьем, как через волну рэйва возле танцпола раздались крик и звон разбитого стекла: в толпе мелькнул вельветовый костюм, несколько человек шарахнулись в сторону, кто-то позвал охранника… Кто-то схватил Стасю за руку, пытаясь удержать, но тут же отпустил; в другой руке она сжимала за горлышко отбитую бутылку.
— Ни фига себе — «розочка»! Совсем у дуры кукушку унесло… — Кот равнодушно отвернулась, словно освирепевшее существо в трех метрах от их столика не могло представлять опасности и для нее.
Алиса съежилась. Стася замерла, глядя на нее и гневно шевеля губами. Потом она выкрикнула: «Сука!» — и замахнулась.
И тут же Кирш вскочила, отбросив в сторону завибрировавший мобильный, через секунду оказалась рядом со Стасей и, заломив ей руку, попыталась отобрать у нее остаток бутылки. Стася было разжала пальцы, но тут же резко полоснула по «розочке» запястьем левой руки — так что подбежавший охранник увидел Кирш с отколотой бутылкой в кулаке и Стасю с окровавленной рукой. Алиса привстала, продолжая удерживать ладонью ездящий по столу телефон Кирш. Музыку остановили, девушки, обступившие Кирш и Стасю, кричали на охранника и, вцепившись в вельветовый костюм несколькими парами рук, пытались остановить безумную «мельницу».
Уже успокоившийся телефон Кирш завибрировал снова Ада вытянула его из-под руки Алисы, не отводящей глаз от происходящего возле ринга, и нараспев произнесла:
— Вас слушают, кто это?
Алиса, будто опомнившись, удивленно посмотрела на Аду.
— Кнрш сейчас занята, а что ей передать? — Ада, позевывая, прислушивалась к трубке, —Хорошо, Денис, запомню: чтобы позвонила Денису и что вместе поедете к Максиму.
В сочетании с именем «Кирш» мужские имена прозвучали для Алисы так же странно, как названия инопланетных городов.
Есть люди, живущие в одной колее, спокойные, уверенные, неподвластные чужому влиянию и твердо знающие те границы, которые нельзя переступать. Есть хамелеоны, безболезненно меняющие свой цвет. И бываю и люди, похожие на воду, легко заполняющую разные формы. И как у воды, безусловно, есть своя суть, не мешающая ей пропускать изображения дна и отражать все, что есть над ней, так и Алисе казалось, что внутри нее есть что-то, непохожее на весь мир, но способное впитать и понять как правду изгоя, так и то, что порождают самые великие и почитаемые умы на этом свете. «Небывалая способность к ассимиляции!»— говорил об этой ее особенности Андрей, наблюдая за тем, как Алиса адаптировалась к иным наречиям, говорам, укладам, взглядам на мир. Стоило Алисе месяц пожить на Волге, как она незаметно для себя стала говорить на «о».
И вот теперь, когда она лишь пару часов пробыла в мире, еще недавно просто не существовавшем для нее, Алису уже перестали шокировать страстно целующиеся женщины и начало удивлять существование мужчин. «Денис» и «Максим»… Алиса задумалась, каким образом могут быть связаны с Кирш эти люди и могут ли они ей быть также близки, как… Алисе захотелось думать: «…как она».
Отложив телефон в сторону, Ада прищурила глаза, разглядывая, как Кот, а следом за ней и Фекла суетятся возле охранника.
— Как Винни Пух с Пятачком, только специфические такие — из фильма ужасов! — сдавленно хохотнула Ада.
Одной рукой охранник держал Кирш, другой удерживал Стасю и с неохотой прислушивался к очевидцам, потом стал что-то говорить, обращаясь к Кирш; она слушала его не глядя и по-прежнему удерживая вырывающуюся Стасю.
— Так и будешь стоять? Садись, она сейчас придет. Разберутся — куда денутся… — Ада лениво потягивала через трубочку уже далеко не первый за вечер коктейль.
Алиса села.
— А здесь часто такое бывает? — Алисе показалось, что произошедшее не особенно шокировало старожилов клуба.
— Не то чтобы прямо такое, но разборки постоянно, особенно под утро, когда все уже разогретые.
— Я думала, девушки спокойнее… в смысле, в женском клубе.
— Да что ты! — Ада отмахнулась. — У женщин и разборки более жестокие, и ревность и все такое. Вот у геев спокойнее, даже на микс-вечерииках видно: мальчики тихонько так, по углам, а наши как с цепи сорвались, будто находятся под постоянным напряжением; вроде со стороны спокойные, а пальцем тронешь — и не знаешь, чего ожидать.
— А почему под напряжением? Здесь же все среди своих, многие с любимой девушкой — вообще должны быть спокойными… — Алиса запнулась и добавила; — Кажется. — Она сделала глоток коктейля и пожала плечами. — Еще не понимаю, зачем сюда пары ходят. Вот нашли они друг друга, ну и сидели бы наедине дома, зачем им в народ-то идти, пусть даже к единомышленникам?..
— Я тебя умоляю! Такие, как тут, пары, такие отношения, называются: «Прилегли». Еще несколько раз придешь — увидишь, как эти так называемые пары перемешиваются!.. У кого серьезно — те сюда редко заглядывают и ненадолго: если вдруг потанцевать приспичило или если негде больше встречаться. А так… — Ада снова махнула рукой.
Слушая Аду, Алиса на несколько секунд отвернулась от Кирш, а когда посмотрела в ту сторону вновь, толпа уже рассеивалась, снова включили музыку, и ни Кирш, ни Стаси видно не было. Алиса с отчаянием оглянулась: «Вот она…» Кирш что-то объясняла охраннику, и, пока тот волочил Стасю к выходу, Кирш быстро подошла к Алисе:
— Мне нужно ее отвезти.
Алиса смотрела на Кирш с ужасом.
— Иначе эта безумная в таком состоянии окажется на улице и черт знает что может произойти. — Кирш сжала Алисину руку. — Я тебя не смогу проводить завтра на поезд. Встретимся потом.
— Когда? — Голос у Алисы задрожал.
— Когда-нибудь.
Кирш отошла теми же пружинящими шагами и, забрав у охранника извергающую ругательства Стасю, исчезла в прямоугольнике света; еще некоторое время охранник не мог закрыть дверь в зал из-за того, что нога в вельветовой брючине упиралась в косяк.
Алиса несколько секунд смотрела им вслед и, чтобы Ада не заметила, что она готова заплакать, замахала на себя ладонью.
— Накурено — ужас, аж глаза режет!
— Ты не торопишься? — Ада с неприязнью смотрела на то, как Алиса достает из сумочки телефон.
— Надо Андрею позвонить, он уже несколько раз мне звонил, оказывается.
К радости Ады, уже давно потерявшей из вида Кот, Алиса после звонка решила остаться в клубе до закрытия. Ада крикнула официанту, чтобы он повторил коктейли.
— Кирш уехала, Кот куда-то свалила, давай выпьем за то, чтобы все было хорошо!
Алиса пила редко, а если ей случалось выпивать чуть больше, чем одна общепринятая порция, ее начинало интересовать все, сейчас — все, хоть каким-то образом связанное с Кирш; в «Перчатке» даже стены знали Кирш, а значит, можно было говорить и о стенах… Глядя на ринг-танцпол, где снова царил медленный танец, Алиса вспоминала запах «барбариски»…
— А вон те две, так эти — в интернациональном лагере. — Ада уже давно что-то рассказывала Алисе.
— Что «в интернациональном лагере»? — Алиса спросила это таким неожиданно бодрым голосом, каким пытаются спасти ситуацию люди, которые на несколько секунд задремали и не хотят, чтобы окружающие узнали про их маленький секрет. Алиса смотрела на Аду сквозь полупрозрачное изображение, которое так охотно воспроизводило ее сознание: тонкая шея, большие откровенные глаза, маленький хвостик темных волос на загривке… О чем бы ни говорила Ада через эту картину, Алиса слушала ее почти с благодарностью: с этой смуглой разговорчивой девушкой всегда можно было заговорить о Кирш.
— Та, что беленькая, — ее болгарка сняла, пионерка, им по тринадцать лет было, а другая — с американкой какой-то еще в школе переписывалась-переписывалась, а потом пишет: «Целую твою фотографию на ночь», ну а когда приехала в Москву, вместо фотографии уже ее саму… Жертвы интернациональной пионерской дружбы! О, кстати о пионерии…
Мимо их столика прошла полная коротко стриженная женщина в джинсовом костюме, на вид ей было около сорока.
— Здравствуй, Марусь!
— Здорово, коль не шутишь!
Маруся погладила Аду по голове, улыбнулась Алисе и неторопливо переместилась в сторону бара. Ада доверительно потянулась к Алисе:
— Маруся — всю жизнь в комсомоле, секретарем комитета комсомола была, слеты какие-то пионерско-комсомольские устраивала, жила с девочкой-комсоргом, кстати!
— Как это? — Алиса смотрела на дно бокала.
— Элементарно! Дружили с девочкой — комсоргом класса, потом стали спать, прожили вместе до конца школы и дальше лет пять, а потом та замуж вышла, а Маруся с тех пор бобылем живет и направо-налево кричит, что любви никакой нет, и женщин нет, и мужчин…
— Как это?
— А вот так: наступила эпоха сильных женщин и слабых мужчин, то есть мужественных женщин и женственных мужчин. Короче, эпоха-унисекс!
