Эдуард Лимонов - Апология чукчей
Это профессиональный взгляд на интимные отношения, роза удобнее без шипов. Но, конечно же, сверкающие камни прибавляют к магии полов. И стоимость сверкающих камней на шее и в ушах также добавляет к магии. Казалось бы, не должна, вроде бы стоимость — противоположная материя, но ей-богу, тяжелая сила богатства, как крепкие и глубокие духи, заставляет голову сделать несколько кругов кряду. Титул, кстати говоря, также имеет силу. Натуральная, родившаяся от отца и матери графа и графини, контесса давит своим титулом на мужчину.
Контесса явилась к нему в студию на улице Архивов и была поражена. Она привезла кашемировый теплый-претеплый шарф, широкий и длинный, и бутылку Veuve Clicquot, вокруг горлышка которой был повязан шарф.
Она нашла его студию ужасной, ну просто кошмарной по своему убожеству, она прошлась по студии, заглянула в туалет. Туалет был с мотором. Когда посетитель нажимал на клапан сливного бачка, мотор включался. И должен был проталкивать дерьмо через узкую трубку в широкую трубу канализации, идущую по фасаду средневекового здания. Должен, но не всегда проталкивал. И тогда дерьмо поднималось в соседствующую сидячую ванну. Он ей объяснил про мотор и ванну. Она содрогнулась, пробормотала: «Quel horrior!»
Он обнял ее сзади в дверях этого чудовищного туалета. Ее тело было сильным. Завиток черных свежих волос выбился ей на шею и покрыл украшения на ее шее. Они познакомились вчера вечером и уже успели made love в ее квартире на улице Короля Сицилии. Сутки спустя она явилась к нему. «Я хочу посмотреть, как ты живешь!» «Вот и смотри», — подумал он. Он уже успел понять, что он ей нравится.
Они выглядели так:
Она — женщина, стремительно приближающаяся к своим сорока годам, высокая, до сих пор еще стройная, с сильной талией (может быть, она делает упражнения, подумал он), с сильными смуглыми сиськами и твердыми бедрами. Длинноногая и узкоплечая, как и полагается графине. Скандальная, прошедшая через многие руки. Была замужем за известным издателем, работает в прославленном Доме моды. Пьяница, прошлой ночью она поставила к своему ложу бутылку простонародного пива, с закручивающейся пробкой, и несколько раз за ночь прикладывалась к бутылке. Ее звали Жаклин.
Он, эмигрант из Восточной Европы, парень моложе ее лет на десять, судьба приземлила его в Париже, и ему нравилось, что это случилось. От французских мужчин он отличался наглостью и железобетонной уверенностью в себе. Это был его первый год в Paris, первая студия в Paris и первая контесса, встретившаяся ему в жизни.
Он правильно решил, что девка и есть девка, даже если она контесса с какой-то, как она сказала, особо древней кровью провинции Лангедок в ее венах. Ночью она сказала ему в перерыве между making love: «Знаешь, иные шлюшки считают себя графинями потому, что сумели женить на себе графа. У меня все предки титулованные, начиная с Крестовых походов. Представляешь?»
Он сказал ей на смеси английского и французского, что девка есть девка, и судя по тому, как она учащенно задышала и прижалась к нему, он понял, что его к ней отношение ей нравится. Он понял, что ей нравятся грубости, и ночью вел себя с ней грубо. На самом деле он не был так уж груб, и вполне отесан, и читал и Флобера и Бодлера. Но женщин он уже понимал.
У него были несколько кусков березового бревна, отпиленных на стройке от забора, за забором реконструировали универсальный магазин. Он сложил бревна в старенький камин и зажег их. Хозяйка студио старушка мадмуазель Но предупредила его, чтобы он не вскрывал камин, однако у него кончились его небольшие сбережения. Отапливаться электрическим «шоффажем», имеющимся в студио, ему было дорого, потому он вскрыл покрывающий камин серый «макет», просто разрезал его и отогнул вниз, таким языком. Обнажился вполне здоровый, в рабочем состоянии камин, и ясно стало, что мадмуазель Но просто не хотела, чтобы он пользовался открытым огнем в ее студио.
— Камин в Paris не роскошь, а скорее отопление для бедных, да, Жаклин?
Они уселись на пол перед камином и пили «Вдову Клико» из грубых стаканов хозяйки.
— Да, Paris строился в доиндустриальную эпоху. Тогда только каминами и отапливались. Самое примитивное отопление и очень опасное. Столько пожаров из-за них.
Она смотрела на него взволнованно. Убожество его студии, по-видимому, как написали бы в старых романах, «отогрело ее огрубевшее циничное сердце». Она ведь родилась и жила совсем в ином мире навощенных паркетов и больших светлых окон. Ее муж — издатель, и она дружила с президентом Помпиду и с актером Аленом Делоном. Она была замешана в скандале под названием Affaire Marcovici. Марковичи был телохранителем Делона, его нашли убитым после оргии, в которой участвовали тогда еще юная Жаклин, Делон и Помпиду с женой. В квартире ее на улице Короля Сицилии только одна гардеробная комната, где хранились платья и туфли Жаклин, была в два раза больше его студио.
После «Вдовы Клико» они стали пить дешевый и вонючий ром «Negrita», у него была литровая бутылка. Контесса поглядела на этикетку с негритянкой и покачала головой. Но отважно и совсем по-мужски опрокинула свой стакан. И этим, как написали бы в старинных романах, «согрела его огрубевшее сердце». Аристократка, древняя кровь, молодец-девка, он ласково схватил ее за горло и сжал. Он намеревался далее сдвинуть руку вниз и взять ее внушительную сиську, одну, потом вторую, но под рукой оказалось ожерелье. Он вспомнил, что французы называют ожерелье «колье» и что из-за колье Марии-Антуанетты якобы началась Великая французская революция.
— Фамильные драгоценности?
— Да, mon colonel, именно они. Бриллианты. Целое состояние.
— Что, настоящие?
— Тебе же говорят — целое состояние.
— Ну, сколько?
— Не буду говорить, а то ты меня зарежешь и сбежишь в Бразилию.
— Почему в Бразилию?
— Те, кто режет женщин, всегда бегут в Бразилию. Так пишут в газетах.
— И ты бродишь по улицам с целым состоянием на шее?
— Я хотела сделать тебе приятное. К тому же отличить фамильные драгоценности, старинные бриллианты от купленного за сто франков в Латинском квартале ожерелья, отштампованного в Гонконге, со стекляшками, никто не в состоянии. Когда я иду в моем старом пальто, никому в голову не придет. Посмотри, как они горят тонкими острыми лучиками.
Он все-таки добрался до сисек контессы, а затем они надолго отправились в область взаимного гипноза, иллюзий, внушения и самовнушения. Бриллианты остались на Жаклин и работали совместно со свечкой, и с красными бревнами камина, посылали лучи и перекрещивали их.
Потом они лежали на спине, и он гладил ее то по животу, то по сиськам, то по бриллиантам.
— Без драгоценностей женщина проста и неодета, — сказала Жаклин.
— А как быть тому, у кого их нет?
— Раздобыть. Для начала пойти на панель, затем соблазнить одного богатого джентльмена и стереть свою pussy до дыр, но иметь драгоценности. Ты заметил еще одно мое украшение, цепочку на правой щиколотке?
Он заметил. Когда она принимала его в себе лежа на спине, эта цепочка вздрагивала за его левым плечом вместе со щиколоткой и узкой ступней контессы.
Впоследствии они узаконили роли.
Она: взбалмошная, ненадежная, всегда пребывающая лишь в настоящем времени. Пьяница, дебошир, скандалист, сучка и блядь. Женщина, вполне способная лечь под водителя в своих бриллиантах.
Он — животное, brut, всякий раз насилующий непослушную кобылицу, грубый гунн с Востока, проникающий бесцеремонно в ее древнюю плоть, сделанную совместно поколениями полупьяных аристократов в спальнях замков Лангедока. Абсолютно ненадежный парень, вероятнее всего, перепробовавший всех девок-эмигранток одной с ним национальности.
И, следует сказать, у них хорошо получалось взаимодействие. И в его дымной студио, под красные березовые дрова — к утру они мирно алели в камине. И в ее огромной, как сарай, квартире, на кожаном ложе, сделанном для нее самим Старком. (Мы валяемся на «Старке», не забывала она сказать). Так они и жили. Они говорили друг другу грубости и находили в этом удовольствие.
«Шире раздвинь ноги, еще шире! Подними зад!» — кричал он ей.
«Сделай меня беременной, my muscular man!» — стонала она.
— Что кричали заводские девки, когда они были под тобой? — Интересовалась она, он рассказал ей, что работал на заводах. — Я тоже буду так кричать. Научи меня ругательствам на твоем языке!
Он научил.
Однажды он нашел ее колье, упавшее за только что сложенный им диван, ночью служивший им ложем. Он позвонил ей и сказал, чтобы она приехала и забрала свое целое состояние немедленно. У него такая хлипкая входная дверь, что не дай бог кто вломится, а тут колье.
Она хохотала. Вот сейчас пойду в полицию и скажу, что ты меня ограбил. К тебе придут и найдут мое колье.
— А я скажу, что ты его забыла у меня.
