Наталья Нестерова - Стоянка запрещена (сборник)
– Твоего папу я не знаю, никогда не видела. Но что-то мне подсказывает: он совершал попытки, вёл разговоры, которых ты, естественно, не могла слышать. Бился, бился и – сдался.
– Когда любовница появилась.
– Когда появилась возможность вырваться из ада, из болота – на простор. И его, наверное, очень терзает, что тебя оставил в прошлой жизни. Папа не пытался забрать тебя?
– Уговаривал. А на кого я маму брошу? Она совсем чокнется.
– Мне давно кажется… подозреваю… хотя, чтобы подтвердить эту идею, требуется подобрать материал, примеры…
– Ася, вы о чём?
– О том, что трудное детство формирует незаурядную личность. Трудное – не обязательно нищета, голод, сиротство, детдом. Свою роль играют и недетские душевные испытания, встающий перед ребёнком выбор – между одним, хорошим, и другим, замечательным. Психически незакалённый ребёнок вынужден выставлять неудовлетворительные оценки взрослым, которых глубоко любит.
– Что ли, вы тоже? Ваши родители разошлись?
– Нет, у них прекрасный союз. Они просто уступили меня бабушке. Которую я очень люблю, – поспешно уточнила. – Отдали, откупились, избавились. Наведывались, дарили подарки, учили читать и считать, помогали решать задачки по арифметике в школе и поступить в институт. Внешне всё было безупречно.
– Чего ж вы тогда переживали?
– По той же причине, что и ты. У ребёнка должны быть мама и папа. Всегда, постоянно, рядом, когда засыпаешь и когда просыпаешься. И чтобы ты видела, как мама надевает чулки и папа бреется, как перед выходом из дома мама красит губы, папа завязывает шнурки на ботинках… Извини, Настя! Своими воспоминаниями я только множу твои негативные чувства.
– У многих из нашего класса предки разбежались, но я почему-то не думала, что другие девчонки переживают. Танька Вересова, например. Хотя у неё папа отстойный.
– Когда-нибудь научу тебя, умную девочку, выражаться литературно? «Отстойный» – это вульгарно.
– А «застойный период»?
– Вполне литературно.
– Большая разница!
– Всё дело в словоупотреблении. Можно сказать: «Дубина народной войны поднялась в России». А можно назвать человека дубиной.
Мы заговорили о русском языке, и, к большой для себя пользе, я проверила на Насте некоторые из своих идей для будущих передач. Настя справедливо указала мне, что ничего не смыслю в их, детей и подростков, пристрастиях, не знаю их кумиров, моды и словечек. «Словарик» всё-таки напоминает учебник, хоть и не такой скучный, как школьный. Кстати, старые книги из коллекции моего папы – «Занимательные грамматики» – мои главные подсказчики. Ради передачи я готова пожертвовать многим, но смотреть мультфильмы, в которых действуют отвратительные монстры, или разбирать беспомощные тексты песен молодёжных кумиров я не способна. Хотя надо подумать. Пока занимательная академичность «Словарика» никого не отталкивает. Но следует иногда подсыпать перца, как в передаче про бранную лексику.
Прощаясь, мы с Настей опять условились встретиться.
Девочка спросила меня, нахмурившись:
– А вы со мной видитесь не потому, что жалеете?
– А ты со мной не по этой же причине? Лучшего психотерапевта я и придумать не могла.
– Кто такой психотерапевт? Врач?
– Да. Очень не помешал бы твоей маме. Но если ты так замечательно действуешь на мою психику, может, и на мамину попробуешь?
Мысленное и практическое сочинение письма Косте было своего рода иллюзией нашей непрервавшейся связи. Пока придумываешь поводы позвонить, написать, попросить об одолжении, напроситься на участие, у тебя остаются надежды. Но это похоже на расчёсывание зудящей болячки. Чесать то, что чешется, ведь приятно. И вредно. Я дочесалась едва ли не до костей. Пора прекращать. Следуя совету Насти, пришла домой и в пять минут отстучала на клавиатуре письмо. Какие мысли текли из головы, такие слова отбивали пальцы – поток сознания вне критики. Заставила себя кликнуть на «отправить», даже не перечитав текст. Если бы перечитала, снова погрузилась бы в пучину сомнений.
Стоит ли говорить, что письмо получилось сумбурным, литературно слабым и даже несколько глуповатым. А ведь у меня были варианты поэтические и душещипательные, логические и рациональные, варианты, состоящие из простых предложений, и варианты, в которых всё письмо – одно сложносочинённое предложение с гроздью придаточных подчинённых, как у Гоголя. Черновики уничтожены, по Сети полетело следующее:
Костя!
Я побывала в психиатрической больнице. Там меня вылечили и даже взяли в штат. (Не в больницу, а на радио). Внешняя моя жизнь – как исполнение мечты. Внутренняя – пожар, выгорание души, обугливание сердца.
И всё-таки не унижусь до того, чтобы объяснять, что сцена, которая шокировала тебя, – не более чем дурное кино, нелепое стечение обстоятельств.
Думаю, надо поставить ещё один памятник Пушкину: он – рядом со своей любимой героиней, Татьяной Лариной. Если уж ставят монументы букве «Ё», грех не почтить великого поэта за то, что отважился изобразить девушку, которая первой объясняется в любви. Последовательницам и сочинять ничего не надо, только процитировать первые строчки письма Татьяны к Онегину: «Я к вам пишу – чего же боле? Что я могу ещё сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать».
Костя! «Презреньем» наказал ты меня совершенно напрасно. А «чего же боле» имеется. Более всего мне хочется прочитать выдержки из твоего дневника. Было бы преувеличением назвать моё желание последней волей приговорённого к казни преступника. Но очень близко по чувствам.
Ася.«Близко по чувствам» – корявое выражение. Но и другие не лучше.
Ожидание ответного письма – мука мученическая, не легче ожидания телефонного звонка. С тех пор как появился эпистолярный вид общения, женщины только и делали, что ждали писем. Бабушка рассказывала, как во время войны деревенские женщины выходили к калиткам, наблюдали за почтальоном: у какого дома остановится, похоронку ли вручит или весточку от живого доставит. Моя мама вспоминала: когда в начале их семейной жизни папа уехал в командировку, она через каждые пять минут бегала к почтовому ящику.
Мне, наверное, выпало, благодаря электронике, не самое тяжёлое. Электронные письма доходят до адресата за секунды. Написал – через минуту получил ответ. Если, конечно, вам соблаговолили ответить. Если ваш корреспондент проверяет почту не раз в сутки, а постоянно. Если он вообще снизошёл до ответа. Если он не катит с горных склонов на лыжах, не развлекается в барах, не интересуется стройными блондинками, эротично вихляющими бёдрами при спуске и не менее завлекательно – в баре, танцуя с бокалом глинтвейна в руке.
Выискивая ошибки в очередной отсканированной книге из папиной библиотеки, я приказывала себе не залезать ежеминутно в свой электронный почтовый ящик – если бы пришло письмо, компьютер дал бы понять специальным звуковым сигналом. Но не успев обработать очередную страницу, я входила в почту, кликала на «доставить», получала: «новых сообщений нет», возвращалась к тексту, через несколько минут – снова в почту. Пока не уснула, сидя за столом. Не помню, как перебралась на тахту, наверное, глубокой ночью.
– Ася, внученька, вставай! Почему одетая спишь? Как пьянчужка. Ты же в последнее время стала такой послушной! – будила меня бабушка.
«Ты в последнее время стала послушной» – выражение, которое я ненавидела с детства. Стала послушной и не отказываешься от манной каши. Стала послушной и не плачешь из-за того, что твоя мамочка сегодня не пришла. Стала послушной и не… Послушная – это обязательно с «не», с отрицанием того, что мне хочется.
Очередная ночная фантасмагория ещё клубилась в моём мозгу: лыжными палками Костя дирижировал в оркестре, сплошь состоявшем из девушек. Красавицы, конечно. Но никакого отношения к музыке не имеют. Одна эротично прижимается к контрабасу, точно к любовнику. Другая по литаврам колотит туфлями. Третья задрала конечности и пальцами ног пытается играть на фортепиано.
– Скопище смазливых идиоток, – сообщила я бабушке. «Зачем они Косте, он ведь умный?»
Компьютер не был выключён, находился в спящем режиме. Я схватила «мышку» и поводила туда-сюда, монитор ожил, кликнула на «доставить почту».
Есть! Есть письмо от Кости!
– Ася, ты как чумная! Опять! Ася в последнее время…
– Да, да, послушная девочка. Бабуля, прочитай! Я вижу и не вижу. Буквы, слова, а смысл не схватываю. Что он написал?
– Котя? Погоди, очки надену. Коротко-то. Три строчки.
Впервые бабушка с интересом припала к монитору. Прежде она недолюбливала его из-за моего вечного бдения у компьютера.
– Читай!
– Ул точка Пионерская. Это улица Пионерская, наверное. За центральным универмагом, где жил дядя Фёдор…
– Бабушка!
