Юрий Горюхин - Канцелярский клей Августа Мёбиуса

— И что теперь?

— Откуда я знаю, Мальчик.

Мальчик встал, подошел к двери за столом, тихонечко ее приоткрыл, после чего изумленно свистнул и распахнул настежь — за дверью была выложенная грубым красным кирпичом стена.

— Мы зашли в то помещение?

— Не знаю, но приемная всегда была здесь. Пойдем.

Младший потянул входную дверь на себя, пропуская Мальчика, а Мальчик с ходу ткнулся головой в грудь надзирателя Афрона.

— Что же это такое, охранник Младший? Неужели так трудно немного подождать?

— Да мы думали…

— Не надо думать — я-то на что?

Афрон сел за стол, жестом пригласил присаживаться Младшего на правую лавку, а Мальчика на левую, немного помолчал и сказал:

— Собственно, охранник Младший может быть свободным.

Афрон кашлянул и тут же вбежал человек, сидевший до этого за столом, протянул надзирателю папку и замер в ожидательной позе.

— Чего замер? Проваливай.

— Извините.

— На место.

— Слушаю?

— Тебе не надо слушать. Мальчик, это Шиндлер. Проваливай.

— Извините.

Шиндлер поклонился Мальчику и выбежал из комнаты.

— Итак, Мальчик, вот ты у меня весь в этой папке, вплоть до последнего доноса Спилберга на тебя и Младшего. Охранника Младшего мы трогать не будем, он хороший работник, а вот что с тобой делать, даже не знаю, посоветуй.

— Возьмите меня к себе советником.

Афрон тоненько заржал, а когда в дверь просунулась удивленная голова Шиндлера, бросил в нее папку Мальчика.

— Мальчик, любого другого я бы давно стер в порошок только за подобие твоей ухмылки, а ты мне хамишь и тебе хоть бы что. А все почему? Потому что я давно за тобой наблюдаю, еще с той фразы про Бешеного, помнишь: «Вам незачем его бить — он умер». Я тогда подумал: что-то в этом подростке есть. И, действительно, Мальчик, ты так похож на меня — я тоже был когда-то таким.

— Такого мне еще никто не говорил.

— И не скажет, Мальчик.

Афрон загрустил и замолчал, а Мальчик, истомленный долгим ожиданием, свесил голову набок, глубоко, плавно задышал и уснул.

Мальчик открыл глаза и сказал:

— Здравствуй, Шиндлер.

— Здравствуй, Мальчик. Как спалось?

— Неплохо, мне приснились Бешеный, Захар, Мосол, Шрам, Рыжий и еще много других людей, которых ты тоже не знаешь.

— Я знаю больше, чем ты думаешь.

— Да, конечно, ты же носишь Афрону личные дела.

— Во-первых, не Афрону, а надзирателю Афрону, во-вторых, я не имею права заглядывать в личные дела, в-третьих…

— Шиндлер, занудство — самое утомительное качество в людях, а отсутствие прав легко возмещается присутствием возможностей.

— Знаешь что, Мальчик?!

— Шиндлер, скоро Афрон в свой колокольчик звякнет, а у тебя до сих пор ширинка расстегнута.

Шиндлер быстро застегнулся и нервно выбежал из комнаты. Мальчик потянулся, кувыркнулся в широкой кровати, спрыгнул, не спеша оделся, хотел сунуть под простыню Шиндлеру какой-нибудь неожиданный предмет, но передумал.

Мальчик вышел из комнаты, заглянул в столовую, но заходить не стал, а прошел по широкому коридору дальше. Он миновал много закрытых и открытых дверей, пока коридор не разделился на два узеньких коридорчика. Мальчик подкинул и поймал золотую пуговицу Афрона, погладил выбитые на ней буковки Н и А и повернул в левый узенький коридорчик, который его привел к тяжелой металлической двери с раздатчиком Нечипоренко за ней.

— Здравствуйте, раздатчик Нечипоренко.

— Сюда нельзя!

— Почему?

— Тут зона камер.

— Так я и есть камерник.

— Раз ты в надзирательской зоне — ты уже не камерник.

— А кто же я?

— Скорее всего, любовник из второго эшелона, может быть, танцоришко или помощник массажиста, в лучшем случае, подсобник у повара Сидорова.

— Нет, раздатчик Нечипоренко, вы не угадали — я из секретной службы по выявлению недобросовестных раздатчиков. Вот вам ведь нельзя разговаривать с неслужебным персоналом, а вы разговариваете.

— Не смеши.

— Не буду.

Мальчик подмигнул Нечипоренко и пошел в другой коридорчик. Этот коридорчик был гораздо длиннее первого и упирался в понурого, шмыгающего Дрона.

— Здравствуйте, Дрон.

— Стой, куда идешь?!

— Дрон, вы же стражник, а охраняете коридор, как простой раздатчик.

— Разжаловали… Со мной нельзя разговаривать!

— А что бояться-то? Карьере и так конец. Можно я посмотрю, что там за углом?

— Стой! Без спецразрешения проходить нельзя!

— Ладно, пойду схожу за спецразрешением.

В столовой Мальчик вяло потыкал вилкой в скользкие макароны, потом выбрал самую длинную макаронину, опустил ее в стакан с компотом и стал гонять жидкость туда-сюда, создавая в стакане занятную пену из крупных пузырьков воздуха.

— Баловаться в столовой нельзя!

— Сидоров, а где можно?

— В камере или карцере балуйся сколько хочешь!

— Меня туда не пускают, Сидоров.

— Плохо просишься.

— Возможно.

Высокий, гибкий, красивый юноша намеренно столкнул подносом стакан Мальчика на пол.

— Извините, я случайно расплескал ваш компот.

— Да ну что вы, сколько угодно.

Юноша чуть-чуть кивнул подбородком, плавно положил поднос в моечную и грациозно выплыл из столовой.

— Сидоров, кто этот красавчик?

— Это Маргулис — официальный второй любовник надзирателя.

— А кто первый?

— Место пока вакантно, Вассермана за измену с танцором Бизиком отправили на работы по очистке вентиляционных труб.

— А Бизик?

— Танцует. Давай, Мальчик, убирай за собой.

Мальчик успел бросить на поднос только вилку, когда в столовую влетел взмыленный Шиндлер, рванул Мальчика за руку и потащил за собой:

— Где тебя носит?! Тебя срочно надзиратель требует, а он брюхо свое набивает! Хорошо, что тебя Маргулис видел!

— Да не тащи ты меня, я сам пойду.

— А, Мальчик. Проходи, с чем пожаловал?

— Да, собственно, как будто это…

Мальчика под лопатку больно ущипнул Шиндлер и чуть слышно прошептал:

— Скажи, что тебе чего-нибудь понравилось, дурак.

— Я пожаловал с тем, чтобы выразить неописуемый восторг своего восхищения качеством пищи, свежестью постельного белья, доброжелательностью окружающих, усердием персонала, особенно моего соседа Шиндлера, светлостью комнат, длиной коридоров, красотой жизни и стройной осмысленностью происходящего.

— Ну-ну, а сейчас мы посмотрим танцы, потом борьбу, потом нам сделают массаж, потом мы побарахтаемся в моем бассейне. Ты не возражаешь?

— У меня есть такое право?

Шиндлер опять ущипнул Мальчика под лопатку, а Мальчик вежливо лягнул его под колено.

— А в бассейне какой у меня будет номер?

Сидевший в глубоком кресле Маргулис поднял левую бровь и легонько дернул правой щекой.

— Веселый ты, Мальчик. Я был таким же. Пошли в танцзал. Шиндлер, когда я вернусь, чтобы был готов список приговоренных к трубе!

— Слушаюсь!

Бизик высоко прыгнул вверх, сделал два оборота вокруг собственной оси, мягко приземлился на носочки и под ритмичный стук барабанных палочек Коха легко побежал по кругу.

— Хорошо танцует мерзавец! Давай, Бизик, давай!

Бизик сделал несколько прыжков, потом быстро-быстро завертелся на одной ножке, но аккомпаниатор Кох вдруг конвульсивно задергался в приступе кашля, напрочь сбивая свой барабанный размер и заставляя ошарашенного Бизика невпопад скакать по сцене.

— Ну-у, так не пойдет! Все настроение испортили. Надо бы Шиндлеру сказать, что есть кандидаты на добавку к его списку.

— Извините, сам не знаю, как получилось, заболел, наверно. Совершенно не знаю, как получилось. Абсолютно не знаю, как получилось.

— А я вообще ни при чем!

— Бизик, ты бы помалкивал, а то я тебя утоплю в своем бассейне.

Печальный Маргулис неожиданно развеселился и выдал длинную трель заливистого смеха. Афрон одобрительно взлохматил прилизанную прическу Маргулиса:

— А Маргулис мне с удовольствием поможет.

Бизик тяжело вздохнул и нарисовал на полу носочком бального тапочка маленький крестик, а Маргулис капризно надул губки:

— Ну что вы мне все волосы растрепали.

— А почему молчит Мальчик? Как тебе танец Бизика?

— Я еще не привык к высокому искусству, поэтому лучше бы посмотрел борьбу.

— Что ж, вперед! Возможно, ты будешь приятно удивлен.

Афрон сел в глубокое мягкое кресло, Мальчику показал место по правую руку от себя, Маргулису — по левую. Огромный волосатый Ладыга почтительно потянулся вперед и спросил разрешение начинать. Афрон махнул рукой, и на квадратную площадку, огороженную железной сеткой, вышли два голых больших уставших человека со множеством кровоподтеков на теле, обхватили друг друга руками, засопели и затолкались.