Анатолий Тосс - Женщина с мужчиной и снова с женщиной
— Такая опера, что ли, есть — «Давид и Одиссей»? Тоже итальянская? А кто такие «Итак» и «Пенелоп»? — быстро уточнил Инфант, не прерывая, впрочем, чирканье в блокноте.
— Что ж это, только у Полифемов бывает один глаз? — пустился в ненужный спор Б. Бородов. — У других, что ли, его нету? У Голиафа тоже глаз был. История, она повторяется. К. Маркс поговаривал, что она вообще по спирали…
— Это он про другую историю поговаривал, — перебил я, начиная горячиться.
И начался тут меж нами околонаучный спор, переносить который на бумагу в силу его узковатой специфичности для массового читателя не имеет смысла. К тому же к мужским членам он не имел больше никакого отношения.
Так мы и козыряли именами и названиями из мифов и легенд, а Инфант все записывал за нами, а потом, когда исписал всю тетрадку, вернул нас все к тем же членам. С которых мы и начали.
— Так откуда тогда впоследствии укрупненные появились, если у всех древних героев миниатюрность преобладала? — задал он неожиданный вопрос.
И мы прервали спор. И задумались. Так как действительно вдруг стало непонятно — откуда? Может, сэволюционировали они, конечно, с появлением штанов, да еще с уменьшением необходимости часто и быстро бегать и метать пращу? Да и вообще, со сменой общего образа жизни?
Но если все же вдаваться в эволюцию детально, то получается, что слишком незначительный срок меж Давидом и нами протянулся. То есть для нас с Давидом он значительный, а вот для эволюции — нет. Так что даже членам, несмотря на их общую пронырливость и оборотистость, вряд ли так быстро сэволюционировать удалось бы.
Но вскоре появилась новая гипотеза, которую я и изложил всего-навсего одним словом.
— Термодинамика, — изложил я. — Четвертый ее закон.
Тут, конечно, Инфант как знаток всяких разных официальных физических законов попытался было заспорить, мол, подобных законов всего три открыто. Откуда четвертый появился?
Но разве стану я ему объяснять, что законы — их ведь живые люди придумывают? Вот как мы сейчас. Нет, не стану! И не стал, а сразу к сути перешел:
— У настоящих бойцов и охотников, у тех, которые генетически к бойцам относятся, члены термодинамические. В смысле, от температурного воздействия они сжимаются резко и принимают удобные компактные скукоженные формы. Да и не только от температурного, термического. От физической нагрузки они тоже скукоживаются. Например, от быстрого бега или метания копья. Ну, сами знаете, все тело, все мышцы сжимаются в едином рывке, вот члены и не отстают от остального.
На этих важных словах я перевел дыхание, и мы все стали отпивать из стаканчиков. Пока дыхание не вернулось.
— Ну, а когда организм расслабляется в покое, да еще если, как и полагается для отдыха, подходящий возбуждающий элемент рядом присутствует… Тогда настороженность и боевая готовность больше ни к чему. Вот и вылезает все, чему полагается, на безопасные пастбища и пасется там вволю, не боясь предельных своих, уязвимых размеров. Чтобы на ранней зорьке, когда снова в бой, снова сжаться в яростной готовности к атаке.
Тут я оглядел товарищей: вникают ли в только что открытый мной «Четвертый Закон Термодинамики»? Все ли им понятно? Хорошо ли я объясняю? Мне показалось, что хорошо.
— То есть я к чему? Я к тому, что чем больше амплитуда изменений размеров члена, тем лучше мужчина приспособлен к жизни. Те же, у кого амплитуда небольшая или вообще отсутствует, у кого везде и всюду отвисает одинаково, — те не бойцы и не приспособлены к сложным природным условиям. В изнеженных условиях, может, им и нормально, но не в боевых.
— Старикашечка, я восхищен, — восхитился Илюха. — Ты прямо на моих глазах открываешь новое направление в дарвинизме: возникновение, так сказать, разных членистых подвидов внутри единого мужского вида. И знаешь что: я полностью на твоей стороне.
Тут Илюха поднял свой стаканчик и предложил выпить за «Четвертый Закон Термодинамики». И мы выпили.
— Ведь почему, например, бойцы древности предпочитали нападать ночью и заставать защитников врасплох? — разворачивал Илюха закон под новым углом. — Совсем не потому, думаю, что те сонные были, — сон легко можно смахнуть с глаз, тем более когда о собственной жизни речь заходит. А потому что, исходя из «Четвертого Закона», половые части защитников были не готовы к сопротивлению, более того, мешали это сопротивление оказывать. Вот их и брали тепленькими, не успевшими сжаться как следует.
— А для чего же нужны те особи, у кого термодинамичность слабая? У кого сжатия в случае опасности особенно не происходит? — спросил Инфант озабоченно. — Для чего тогда они природе нужны?
Тут я снова задумался.
— Не знаю, — сознался я. — Их роль туманна и неоднозначна, тут дополнительные исследования нужны. Понятно только одно — они не бойцы и не охотники. Хотя наверняка тоже полезны для чего-нибудь, потому как природа мудра и ничего ненужного производить не будет. Разве что Жекин хвостик, — вспомнил я не к месту про Жеку.
— Значит, я не боец! — открыл нам Инфант интимную сторону своего строения. Которая нас, кстати, совершенно не интересовала. Потому что мы принимали Инфанта таким, как он есть, без добавок и без примесей.
— А я, получается, боец. Хотя, наверное, скорее охотник, — еще лучше, чем прежде, познал себя Илюха.
Тут мы все задумались над собственной индивидуальной спецификой, каждый над собственной, и разговор сам по себе оборвал нить.
А потом мы разлили снова вина, уже из последней оставшейся бутылки, и снова задумались.
— Так чего Жека сказала в результате? Как она дальше жить собирается? — прервал задумчивость Илюха.
— Совсем по-другому собирается. Не так, как раньше жила, — втянул я в нить разговора обратно Жеку. — Они там общество организовали, называется, если не путаю: «Слезы девичьей радости». У них, кстати, первое заседание назначено на завтра. Жека там председательствовать будет, вместе с Маней, конечно. Даже «Накручивающиеся» из папкиного женского ансамбля там выступят. Ну и вообще, пресса, телевидение — все как полагается.
— Похоже, весело будет, — предположил Илюха. — Может, махнем?
— А Инфанта брать не опасно, на Манины чары опять не подсядет? — засомневался я.
— Инфант, ты на Маню не подсядешь больше? — поинтересовался Илюха у первоисточника.
— Не, — покачал печальной своей головой Инфант. — Не подсяду. У меня на нее иммунитет. Как на детскую свинку со скарлатиной. Иммунный я теперь, хоть и не гожусь в бойцы из-за отсутствия термодинамичности. Интересно, для чего я тогда существую? Зачем? В чем мое предназначение на земле? — зарефлексировал снова Инфант, но мы в его рефлексии давно уже не вмешивались. Пусть занимается ими на здоровье, но пожалуйста, чтобы без нас.
— Ну чего, может, рванем тогда завтра, поддержим девичье движение за справедливость? — еще раз предложил Илюха. — К тому же раз движение девичье, то и девиц там наверняка немало будет. А много девиц рядом — оно всегда положительно на нас действует. Может, кого из лесбиянства да феминизма назад, в нормальные человеческие отношения и уговорим.
— А почему бы и не уговорить? Особенно если кто-то заслуживает нормальных человеческих отношений? — ответил я вопросом на вопрос и разлил остаток по стаканам.
Глава 13
41 страница после кульминации
Назавтра днем мы, как по команде, подтянулись к заранее намеченному объекту. Хотя вообще-то никакой команды не было.
Уже подходя к дверям городской усадьбы, памятнику архитектуры восемнадцатого века, нам пришлось сосредоточиться. К зданию спешили, обгоняя нас, стайки встревоженных девушек, в большинстве своем нервно покуривая на ходу.
Как ни странно, многие из них вполне привлекали наше внимание, что могло бы вызвать удивление. Потому что обычно от феминисток эстетичности, приятной для мужского взгляда, не ожидаешь.
С лесбиянками — несколько другая история. Поэтому, друзья, давайте не путать в дальнейшем лесбиянок с феминистками, так как не каждая феминистка — обязательно лесбиянка. И наоборот.
А эти, обгоняющие нас, они были все на удивление ничего. Ну, не все — все никогда не бывают, но многие. У нас аж настроение приподнялось. Хотя и до этого было вполне терпимое.
У дверей здания их там вообще бессчетное количество выстроилось. Правда, не как на демонстрации, стройными рядами, а все больше по кучкам они поразбрелись, по интересам, наверное. Мы тоже между собой кучку организовали, правда, мужскую, чем заметно отличались от всех остальных кучек.
Инфант открыл наш заветный портфель, который мы всегда брали на особо трудные задания, мы достали, откупорили, разлили. Как всегда, оно было красного цвета и, как всегда, выращено на правильных французских виноградниках и разлито по бутылкам в правильном году.
