Елена Сазанович - Перевёрнутый мир
Съемки сериала успешно продолжались. Я любил Бину, Любаша любила Лютика, Песочный любил Бину, Любаша любила меня. А съемочная группа любила всех нас. Все шло по правилам. По правилам игры в «любовь», установленным в кинематографе.
Вечером того же дня ко мне нагрянули Лютик и Любаша, которые прямо с порога объявили, что они теперь жених и невеста и уже подали заявление в загс. И это событие грех не отметить. Мне же было все равно что отмечать. Я бросил пить, как Ростик. И начал пить, как Даня. Это было равноценно. Поэтому, когда Лютик проворно вытащил из кожаного рюкзака бутылку холодной водки и разлил по рюмкам, я, не сопротивляясь, тут же осушил стопку, профессионально закусив бутербродом с зернистой икрой.
– Ну, чертяка, чего ты так расклеился? – Лютик со всей силы стукнул меня по плечу. – Пока все классно получается! К тому же мне давно нравится Любаша! Такая женщина! Дурак ты, скажу тебе! Такую женщину упустить!
Любаша сидела на плюшевом диване, сложив ноги по-турецки и опустив свою белокурую головку на плечо Лютика. И стреляя в меня своими распахнутыми глазками-звездочками, всем видом показывала, что ничего я не упустил.
– Так вы на полном серьезе влюблены друг в друга? – неосторожно спросил я.
– Обижаешь! – возмутился Лютик. Его толстая рожа покраснела, как вареная свекла. А маленькие свинячьи глазки совсем заплыли. Он разом опустошил еще рюмку. – Мы обожаем друг друга! И, если хочешь знать, жизни друг без друга не представляем.
Мне вдруг в этот миг показалось, что Лютик давно хотел отомстить Ростику. Чем угодно. И наконец для этой цели использовал Любашу, не подозревая, что я этому только рад. Мое мужское самолюбие никоим образом не будет ущемлено, поскольку Любашу я вообще не знал.
– Она прелесть, – Лютик небрежно похлопал Любашу по бедру. Любаша бросила страстный взгляд в мою сторону.
– Быстро же у вас все получилось, – заметил я. И хотя никогда не был знаком с Любашей, почему-то обиделся за Ростика.
– А я вообще считаю, что все нужно быстро делать! – хлопнул по столу кулаком Лютик, и бутылка с малыми остатками водки покачнулась. – Раздумие – удел нищих! Это я раньше раздумывал: какой костюм покупать – этот или тот? Чтобы и качество получше, и не переплатить. Теперь – не-е-а… Это не для меня. Прогадал – завтра куплю другой! Деньги есть, чего думать долго, правда, моя милая?
Милая на секунду призадумалась, насколько позволял ей интеллект, но тут же расплылась в мягкой кошачьей улыбке.
– Правда, – промурлыкала Любаша и потрепала Лютика по щетинистому красному подбородку. – Я тоже много не думаю. Если есть сегодня роль, зачем ее упускать? Завтра может и не быть. И зачем думать, хорошая она или плохая, как костюм. Здесь не прогадаешь. Других не подают.
Если бы я не узнал когда-то в Сосновке от Лиды, что такое театр абсурда, то непременно бы сегодня его выдумал. Это то, когда сидят за рюмкой чая друг, его невеста и бывший любовник невесты друга и мило беседуют о том, кто кого любит или любил. Это ситуация могла бы стать отвратительной, если бы не была столь комичной. Тем более абсолютно безразличной мне самому. И я в очередной раз возблагодарил Ростика, что принял на себя его судьбу. Возможно, он бы и возмутился, хотя наверняка ему Любаша была не столь дорога. И все же он дал бы в морду своему другу за девушку, которая была близка с ним не один день. Мне же Лютик не являлся другом, а Любаша – возлюбленной, поэтому я мог даже сыграть роль благословляющего их на брак и семейную жизнь.
Когда мой друг Лютик побежал за очередной порцией «чая», а я остался с Любашей наедине, у меня даже не возникло чувство неловкости. Эта женщина всегда была мне чужой, хотя не скажу, что она не вызывала симпатии. Однако Любаша, похоже, считала иначе. Она тут же вплотную подошла ко мне и положила руки на мои плечи.
– Ростя, Росточек, миленький, я же все понимаю, я же не дурочка, знаю, как ты меня любишь, и знаю, что тебе приходится терпеть с этой дрянью. Я знаю, что искусство превыше всего. Поэтому ты с ней, а я с ним. Солнышко, нужно немного потерпеть, вот когда мы встанем на ноги… Все будет по-другому. Я знаю, что тебе она противна, как и мне это жирное мурло, но что мы можем сделать? Иначе нам никогда не заниматься любимой работой, никогда… Я знаю, когда ты к ней прикасаешься…
Любаша скривилась.
– Эти жиденькие серенькие волосы…
Я вдруг вспомнил, что у Бины стальной цвет волос, напоминающий серебро, особенно на солнце.
– Да уж, – согласился вяло я.
– А эти крысиные узкие глазенки…
Я вдруг вспомнил, как Бина смотрела на меня в японском ресторане, и ее глаза были похожи на распустившиеся цветки.
– Конечно, крысиные. – У меня не было сил сопротивляться.
– А эти бледные впалые щеки, как ямы на дороге.
Я вдруг вспомнил, что бледность Бины естественна и аристократична.
– Точно, ямы, – вторил я, как верный служака.
– Боже, какая уродина, – печально вздохнула Любаша, сладко потягиваясь.
А я взглянул на нее и вдруг увидел перед собой облезлую стареющую кошку с растершейся яркой помадой вокруг губ, синей тушью вокруг глаз и похотливыми глазками. Альбина была просто красавицей.
– Уродина, каких не найти. – Я мечтательно улыбнулся, вспоминая о Бине.
– Ростичек, ну же! – Любаша протянула ко мне свои руки с ярко-красными коготками, которые выглядели ужасно вульгарно. – Ну же, милый, у нас так мало времени.
У меня его было предостаточно. Я не на шутку разозлился на Любашу. И хотя от души поносил ее, все же понимал, что она неплохая девушка. Захотелось выпить. И выпить вместе с Лютиком. Он не был моим другом. Он был другом Ростика. Но предать его я никогда бы не смог. К тому же мне Любаша безразлична. И я пожалел Лютика. Делая мне назло, он сделал хуже себе. Но меня это не касалось.
– У нас вообще нет времени, милая, – пробурчал я, пытаясь изобразить старого уставшего кота. – Твой жених вот-вот вернется. К тому же, запомни, пока ты его невеста и пока он мой друг, ни о чем таком и речи быть не может.
– Все играешь в честность? Не поздновато ли? Ты и так предал всех, кого мог. Тем более, подумаешь, Лютик. Не велика потеря! Хотя, конечно, извини, ты же у него снимаешься, как я не подумала! Да, теперь нам с тобой придется много перетерпеть! Много, ох как много!..
Любаша вдруг резко замолчала, вскочила с дивана и подошла к подоконнику, заставленному цветочными горшками. Она нежно прикоснулась своим накрашенным длинным коготком к ярко-красной гортензии.
– Подлые мы с тобой, Ростя, очень подлые, – вдруг грустно сказала она. – Иногда так хочется стать бабочкой. Всего лишь маленькой пестрой бабочкой. Порхать возле цветов, ни о чем не думать.
– Муха тоже не думает, – заметил я. – Но ты же не хочешь стать мухой.
Любаша рассмеялась.
– Да, не хочу. Бабочка красивее. Но ты прав. Мухой тоже быть лучше. Ведь все они, эти безмозглые существа… Они не такие. Они честнее…
Красномордый Лютик, не похожий ни на бабочку, ни на муху, явился с очередной бутылкой водки и заорал с порога:
– Ну что, целовались, подлецы?!
Он делал вид, что шутит. Но я вдруг понял, что он говорит серьезно. Он этого боялся. И возможно, именно поэтому оставил нас наедине. Чтобы в очередной раз убедиться в подлости и друга, и подруги. Он не убедился. Но был в ней уверен.
– Я так и знал! За моей сильной спиной! За моими честными глазами!
– Знаешь, Лютик, – вдруг спокойно и совершенно серьезно сказал я. – Я бросил не только пить. Я еще бросил любить женщин.
– Если бы я это бросил, то повесился. Впрочем, Ростя, ты уже бросался из окна. Теперь я понимаю…
Любаша, полупьяная, с блестящими глазками – то ли звездами, то ли перегоревшими лампочками, мягкая, как кошка, вызывающе расправила зеленый меховой воротничок поверх алого пальто и сладко потянулась.
– О, как хочется спать! Я так устала! А завтра съемки, – последнюю фразу она произнесла с особой утомленностью, как уставшая от бесконечной славы Сара Бернар.
– Иди, милая. – Лютик легонько, по-хозяйски подтолкнул ее к двери. – Такси уже наверняка прибыло.
Лютик осторожно прикрыл за ней дверь.
– Я подлец, ты так считаешь? – Лютик много выпил и наверняка хотел закатить театральную сцену. Возможно, она бы попала в скандальные рубрики утренних газетенок.
– Ну что ты, Лютик! – Я как можно ласковее улыбнулся. – Ты же мой друг. А она – хорошая девушка.
– Стерва! – заключил Лютик, буравя меня щелочками.
– Тебе с ней жить, – я пожал плечами.
– Ты знаешь, Ростя, возможно, этот сериал – мой последний шанс. Мой старт или мой финиш. Я должен его снять. Должен. К тому же я не так молод, ты знаешь. Может, больше в моей жизни ничего уже не будет, так пусть будет она.
– Она будет только тогда, когда у тебя будет что-либо в жизни, – не выдержал я.
– Да, я знаю. Но сегодня… Понимаешь, сегодня все как-то удается. Абсолютно все! И съемки, и друзья, и даже костюмы, которые я могу покупать, не глядя. Все удается. Даже она. Пусть хотя бы на время останется только она, если уже ничего не будет.
