Мануэл Тиагу - До завтра, товарищи
— Начинает он плохо…
После своей первой встречи с подпольным партийным работником у Афонсу был повод почувствовать себя обескураженным этим приемом. Серьезные, строгие, Важ и Фиалью казались двумя судьями. «Долг товарищей, — подумал Афонсу, — не осуждать, а помогать». Кроме того, бывает зло, которое оборачивается добром. Потому что, возможно, Фиалью не заметил бы зеленоватого автомобиля с типом в темных очках. Как знать, не за ним ли следили? Он рассказал тогда о машине и назвал имя, которое прочел на визитной карточке.
Фиалью и Важ переглянулись и не высказали мнения по этому поводу.
— Плохо начинаешь, товарищ, — сухо повторил Фиалью.
3
Афонсу поговорил с Мейрелишем. Подозрения Важа подтвердились. Мейрелиш не знал Витора, никогда не говорил с ним и никак не мог быть в тот день у дверей кафе по той простой причине, что в этот период в течение двух недель находился в отъезде.
Важ с бесстрастным видом слушал отчет Афонсу. Но в его нежелании выяснять какие-либо подробности угадывалось, что выводы им сделаны и решение принято. «Теперь уж не ускользнешь, Виторчик! — зло подумал Важ. — Ни Маркиш, ни Рамуш, ни другие покровители не спасут тебя от разоблачения».
Удовлетворенный информацией, Важ остановился около развалившейся каменной ограды и протянул руку Афонсу.
— До свидания, дружище.
Афонсу казался удивленным, почти встревоженным таким неожиданным прощанием. Он решил, что, как только перейдет на подпольную работу, попросит встречи с Марией. Перед ее уходом в подполье он действовал по-мальчишески. Теперь же он не хотел терять ни одного дня.
— Мне нужно поговорить с тобой по одному важному делу, — сказал он решительно. — Я задержу тебя ненадолго.
— Мы еще встретимся, чтобы дать тебе указания о распространении прессы, — сказал Важ. — Больше мне не о чем говорить с тобой. Все вопросы, которые ты захочешь поставить перед партией, обсудишь с Фиалью.
И, не заметив нетерпеливого жеста Афонсу, хотевшего задержать его, он крепко пожал руку Фиалью, перепрыгнул через камни разрушенной ограды и скрылся.
Быстрыми шагами Фиалью шел впереди, указывая дорогу. Тропинка между глинистой, покрытой кустами куманики почвой и засеянным полем была столь узкой, что не давала возможности идти двоим рядом. Расстроенный, опечаленный, Афонсу шагал вслед товарищу. Он обратил внимание на его решительную, энергичную и эластичную походку, которая напоминала тигриную. И явственно почувствовал, что ему будет предельно трудно поставить вопрос о Марии перед этим фактически незнакомым товарищем, почти наверняка не имеющим никакого представления о его просьбе. Еще раз Афонсу почувствовал, что партийная машина проходит поверх человеческих проблем, относится к ним с пренебрежением под предлогом приоритета стоящих перед партией задач, подавляет, подчиняет себе, старается подогнать под определенные схемы сложную личность человека. Он видел нежные глаза Марии, ощущал настоятельную необходимость побывать у нее, верил, что и она испытывает к нему те же чувства, а тут партийная машина вставала между ними, препятствуя счастью.
Он был так поглощен своими мыслями, что не заметил, как они пришли в поселок.
— Где ты оставил чемодан? — спросил внезапно Фиалью.
Они условились встретиться через полчаса и разошлись. Афонсу пошел за чемоданом в таверну. Чемодан был небольшим, но уже метров через двести у него устала рука. Он присел отдохнуть.
В назначенный час Фиалью появился также с чемоданом в руке.
Через километр, после того как он несколько раз перекладывал чемодан из руки в руку, Афонсу остановился и поставил его на землю. Ему снова понадобилось немного отдохнуть.
Фиалью тоже остановился, не сделав никакого замечания. Но чтобы показать, что остановка не могла быть долгой, он не поставил свой чемодан, а остался стоять с ним напротив Афонсу.
— Он у меня тяжелый… — стал оправдываться последний.
Фиалью бросил на Афонсу быстрый взгляд из-под черных бровей.
— Хочешь, поменяемся?
Афонсу улыбнулся и, так как чувствовал себя усталым, согласился. Тут же обнаружил шутку. Чемодан Фиалью был как будто налит свинцом!
— Пресса… — объяснил Фиалью с естественным видом.
И, как бы не заметив усталости Афонсу, он взял его чемодан, несравненно более легкий, и пошел дальше.
Обозленный на товарища, Афонсу не захотел показаться слабым. Но через сотню метров, обливаясь потом, побагровев и задыхаясь, он вынужден был сдаться.
— Не могу… — простонал он.
Фиалью, схватив оба чемодана, зашагал с тем же твердым и непринужденным видом. Лишь вытянутые, напряженные руки выдавали его усилие.
Афонсу шел следом, ожидая, что в какой-то момент Фиалью остановится, чтобы отдохнуть или отдать один из чемоданов. Теперь Афонсу мстил за шутку. Наконец когда он решил, что Фиалью уже хорошо наказан, то ускорил шаг и поравнялся с ним, решив взять свой чемодан.
— О чем ты хотел поговорить с Важем?
— Это останется на потом, — ответил Афонсу.
И, заключив, что Фиалью фанфарон, он ничего не предложил ему и продолжал идти, размахивая руками.
4
Хотя он продолжал нести оба чемодана и не терял решительности в походке, Фиалью явно замедлил теперь шаг. «Придется тебе опустить их на землю», — подумал Афонсу. После того как товарищ так с ним обошелся, он почувствовал некоторую радость, видя, что тот устал.
Как будто угадывая его мысли, Фиалью объяснил:
— Что толку ожидать на станции. Поезд в десять, у нас времени больше чем достаточно, — и замедлил шаг.
Когда они дошли до первых домов деревни, он остановился, передал Афонсу его чемодан и, вытащив из кармана мятый платок, медленно вытер пот.
Было очевидно, что Фиалью знает местность как свои пять пальцев. Они сошли с дороги, зашагали по тропинке и вышли прямо к станции. Афонсу заметил, что уже пять минут одиннадцатого. Неужели они опоздали на поезд?
— Не беспокойся, — обрезал его снова Фиалью, раньше чем Афонсу заговорил. — Нам еще придется подождать. На этой линии ни один поезд не проходит меньше чем с десятиминутным опозданием.
Они купили билеты и вышли на платформу. Несколько минут спустя подошел переполненный поезд. Они кое-как устроились в проходе вагона третьего класса, Гудок, пыхтение паровоза впереди, резкий рывок, железный грохот, и поезд тронулся.
В вагоне повсюду разговаривали, смеялись, спорили. Шум был как на рынке. Сидя рядом с двумя приятелями, чуть не крича, чтобы его слышали, крепкий краснощекий мужчина старался привлечь внимание соседей. Сразу замечался явный контраст между сокрушенным выражением лица рассказчика и жизнерадостными лицами слушателей.
— Доктор хлопнул меня по плечу, — рассказывал он, — и заявил: «Случай серьезный. Я могу лечить ее, но спасти не обещаю». Что я мог возразить? «Делайте что можете, доктор. И пусть будет как угодно богу». Доктор ответил мне сердито: «Вы все одинаковы. Если больной умирает, виноват врач; если больной выздоравливает, благодарят бога…»
Пассажиры теперь смотрели с любопытством в конец вагона. Афонсу и Фиалью тоже взглянули туда. В глубине прохода находились двое людей, которых не было тут за несколько минут до того. Хорошо одетые, они вели себя как-то странно. Один держался спокойно, но можно было заметить, что он загораживает проход, чтобы никто не ускользнул. Другой наклонялся к пассажирам и в данный момент бесцеремонно ворошил содержимое корзины одной женщины.
С одного до другого конца вагона пассажиры схватились за свой багаж, как будто все решили сойти на ближайшей станции.
Встревоженный, думая о том, что находится в чемодане Фиалью, Афонсу взглянул на товарища. Тот, даже не изменив позы, также наблюдал за тем, что происходило в глубине вагона. «Неужели он не понимает, что идет облава?» — подумал Афонсу. И потихоньку толкнул товарища локтем. Фиалью ответил быстрым осуждающим взглядом.
Обыскивающие медленно продвигались по вагону. Они обследовали чемоданы, мешки и корзины, обшаривали верхние полки и заглядывали под скамейки. Тот или иной пассажир делал возмущенный жест, другие привычно принимали покорный вид. Но все показывали багаж без сопротивления.
По мере того, как те двое приближались, в Афонсу росли беспокойство и тревога. Он предвидел момент, когда откроют чемодан Фиалью и найдут подпольную прессу. «Неужели он не продумает чего-нибудь?» — подумал Афонсу, глядя на Фиалью. Но тот, казалось, забыл о товарище и не проявлял интереса к обыску. Опершись на подлокотник, он с сонным видом глядел сейчас в окно на окрестные поля.
— Это мне дала моя дочь, — послышался мягкий голос женщины. Где она находилась, Афонсу не было видно. Но он разглядел повелительные жесты одного из контролеров, который что-то писал на желтой бумаге. — Это мне дала моя дочь, — повторила женщина. — Что вы от меня хотите, сеньоры?
