Светлана Пахомова - Ангелам господства
— Нужно спросить на коридоре у французов аптечку. Успокоительный бы ей поставить.
— Увеличенье поголовья стад скота за мыслимый источник нормы влечёт исчезновение зелёных кормовых культур лугов в горах и зарастанье их травой, которую и скот не ест. Вам это надо знать, вы тут в Москве — на пирамидах — искусственная экономика горских цивилизаций — методика Манхеттена, необычайный клон. Есть метод регулирования, как спасенье — селекция советской власти: плановое увеличение поголовья скота. Универсальный метод обуздания основного экономического содержания «холодной войны». Дарю. Адьё.
Казалось, что качнулся и глухо зазвонил подземный колокол. Потомки потонули. Вернусь на лоно видео— и экологией займусь. Война закончена, обед по расписанию. Теперь отбой, все осознала. Сбегу подальше от Москвы, где наше всё не пропадало.
В провинции, где жили буднично и просто, где утрешнее молоко за дешево скупали черпаками из бидона, где на облезлых лестницах хрущёвок, истошно пахнущих котами, телеагенты не ночуют, а ясновидящее зрит телевещание, в обкомах ваяя губеров и глав администраций спозаранку. Меня теперь немыслимо на домострой деревни притянуло, а тётка канула вдруг в Нару. Поверила. Встречать сынка, чтоб утрешнее молоко не прокисало.
Меня оставили в заложниках, как притяжение ловца на раненого зверя.
Сестра возобновила сделки. От этой единицы измерения работы менеджера страдали даже сутки на счетах. Спать можно было не ложиться. Москва как эпицентр аэропортов и порт семи морей жила всепланетарной бессонницей, бессмыслицей и хлопотами. В круженье этом каждый трудоголик мог уловить свою волну, но без гармоник. Дорогу к Риму. Тернии и звёзды. PR. Всю пошлость рынка под названием «базар» и креативный маркет. Пассионарии затихли. Шуршали доллары, светили звёзды. Динамило по перепадам напряженье в сетях РАО ЕС, и было холодно в домах, зато как было чудно с Центробанком, шуршали доллары, но шелестели марки, рубль был отрублен от полена и назван деревянным, как экспортный кругляк хвойных пород, официально запрещённый, но вывозимый всласть через таможни. От этих сообщений в новостях оскомину ломило.
С такой температурой не смыть водой усталость. Зазнобило. Сюжеты сделались неузнаваемо благими. Ночной эфир перемонтирован — подчистили все кадры монтажом, — и это знак на забывание событья. Как говорил когда-то Маяковский, весь этот «инцидент исперчен». Если отсутствует возможность окунуться под водопадный душ, пойду под снег. Перешагну на лестнице агентство, уснувшее ничком у стенок, прокрашенных фенольной синевой, и выйду в ночь. В те времена, на краешке сползанья в мегаполис, подушка парникового эффекта в центре столицы в полночь ещё могла позволить хлопьям пролёты до земли. До набережной, до асфальта на Краснопресненских бульварах, струился снег без ветерка, и по проспекту ещё носились Мерседесы… Неслись со скоростью, а не тоскливо млели в пробках, но за решёткой зоопарка стояла тишина, и только изредка тоскливо подвывали волки, встревоженные визгом тормозов. Всеобщий голод не вызывал даже у зверя темперамент, а мерседес на тормозных колодках в условиях русской зимы способен был издать голосовую гамму волка. И так они перекликались, «мерины» и волки. В ночной Москве последнего десятка века от маковок Василия до силуэта дома, не серым смогом крыта, а белей его, ложилась пелена с небесного покрова, как в русском климате заведено ноябрьской ночью на сто—лицу. Случилось лико—вание в душе, я вдруг как радость приняла догадку о возможности спасения показом. И громким словом в проводах. И становилось мне так ясно, как божий день, что размножение образа беды в тираж эфира даёт возможность сохраниться, поскольку власть — раба успеха, который ей достичь не позволяет отсутствие гармонии — господство тиха, душевной благодати.
Снег лепил, наслаивался, холодало. И в саркофаге снеговых рельефов я словно облекалась чешуёй. В искристых латах покрова — не любованье снежной бабы с мечтою стать снегурочкой, а вдохновение утерянного героизма зерном как пулькой прорастало и превращалось в стержень. Личность? Рожденье сущности в душе холодной ковкой. Вещества морозных сфер, как стылые субстанции оледененья металла и стекла, сливались и вытягивали нити в струи капроном, шёлком, и неон пронзительный их заполнял, лучом сквозь марево светя завесы между небом и твердью преисподних под асфальтом. Испуская в сознанье знанье, предельной четкости искрится личнось — внутреннее «Я» — царь в голове, ангел-хранитель, разум.
Идя от физического к психическому и от психического к физическому, можно почувствовать образ. Законы театра. Меня учили мировые педагоги. Теперь сплошное прорастанье зёрен. Проснулись знанья семена. Но что ж моё зерно канатно, словно волокно, и твёрдо, как обрезок монтировки? Зерно нащупала, а память не приносит ответа на вопрос: слиянием каких алхимий соединилась эта стеклопрядь?
В подъезде отряхнула чешую, и с грохотом упали латы. «Франс-пресс» проснулось. В дом сестра впустила. Преодоление закона взаимной ненависти и вражды? На фоне умножения угрозы насилием от государства? Нормальный ритм на временном этапе борьбы за жизнь в условиях шального рынка. Порядок выгоды. Принцип линейной логики. Протестантизм. Гораздо выгодно преодоление взаимной неприятельской борьбы за гнусное существованье рядом.
— Если француз не вселится к утру, он отойдёт другим риэлтерам, понятно? Надь, этой маме надо объяснить, что мужики во Франции не бреются в прихожей, только в ванной. Где этот дядька с лобзиком? Что значит — уже был, его прогнали? Пусть поднимается и едет. Ну и что, что ночь. Будите и вставляйте розетку в ванной. Евро, евро! Какие лыжи в антресолях? Ты объясни этой актрисе, что лыжи деревянные француз не носит. Короче, Надь, без этого процента мы не внесём лицензионный взнос — Лужок взвинтит налоги и без лицензии. Адью. Покедова.
И, сразу же, без передышки — опять в созвон:
— Марин! Ты мне не набиралась, а я тут как в огне горю, да брат?.. Уже откат. Освободили. Там Надька зашивается с французом. Неправда, там розетку можно вставить в плинтус с обратной стороны двери. Да, на панель вдоль пола. Что техника по безопасности: «зальёт-замкнёт»! Он пользуется феном и электробритвой. Что вам не ясно? Ему нужна розетка в ванной, это условие контракта. Валютного! Какого ЖЭКа вы боитесь?! Что наш стандарт хрущёвок?! Ты юрист! Вносите в договор работы по установке розетки-евро! Я с французом поговорила, он всё оплатит. Хрущёвки — это романтизм эпохи раннего валюнтаризма. Дешевле сталинок. Экологическое ретро на выселках Москвы. Что мама, мама у нас актриса и не хозяйка, хозяин сын. А я ему звонила, включен автоответчик. Какая разница, он сразу вам сказал: можете делать что хотите, главное — иностранец-квартирант. Валюта всем нужна. Сынок продвинутый позориться не станет. Ты эти лыжи видела? Облезлые? Торчат через прихожку? На верхних антресолях? Хорошо, внесите лыжи на контракт храненья помельче! И пропечатайте в перечисленьи мебели! Да постарайтесь вести переговоры так, чтобы француз при подписании контракта не поднял головы. Потом заметит, после вручения ключей. Какое вам согласованье? Я говорю: автоответчик. Да, буду набирать. Давай!
Протарабанив пальцами клавиатуру:
— Привет, ребят, ну что, пробили папу? Вам принесли программу еще с утра. По связям в МГУ. Да это всё не то, это тот самый сын, а нужен папа — сын не эффективен. Включил автоответчик. Как не бывает в базе, если высокие круги? Мы вам валютой платим за программу. Сам обратись в горсправку! Секондхенд!
Без отопления в условиях валютных операций, забыв Покров, но помня курс рубля, гарантом выживаемости для людей в столице была не Конституция, не Президент, а телефонная канализация и связи. На этом личностном патенте вчерашние выпускники ёще престижных универов пытались вразумить себе на хлеб контенты новых технологий маржой от прибыли с процента, поскольку им была близка, и в прибывших мигрантах отзывалась, тоска былая по своим слезам, когда стоишь перед столицей. Семь пядей — в лоб, синицу — в руку, глаза — на журавля, мечту — за синей птицей, она откроет вход и поглотит дары. Вошёл сквозь конкурсный отбор — семь пядей шелухой упали, усилия не рассчитал — синица сжата, и стоишь ты, провинциальных книголюбов отпрыск, и среднешкольного образованья шелупонь, и душегубцем пташьим в мечту за синь, за облака себя, взглянув по планке, измеряешь, и занижаешь самомнение своё в заборе высоты по конкурентным шкалам сбоку идущих на поток ровесников, заучивая слово «абитур». Когда пройдешь от «а» до «би» все туры, и выговаривать сумеешь «турьентур», окажется, что ты стоишь на строго отведённом месте, без силы шевельнуться. Но если вдруг усилия генетики тебя ключом родили, способным повернуться, не мечтай оттуда выйти — обратные ключи выносит сразу потоком слёз неверящей Москвы.
