Йоханнес Зиммель - Я признаюсь во всём

— Вот именно. Хотите выпить еще глоточек со мной?

— Охотно, — сказал он. На этот раз он пил из стаканчика, а я из бутылки. Мы стояли под дождем, под пасмурным небом, на стоянке перед вокзалом, и я чувствовал, как на меня медленно наползает усталость, вызванная коньяком. Пора прекращать, подумал я, у меня еще очень много дел.

— Пусть все у вас будет хорошо, господин Франк, — сказал Мордштайн и выбросил стаканчик. — Может быть, мы когда-нибудь увидимся снова.

— Вряд ли, — ответил я и протянул ему руку.

Он пожал плечами:

— Кто знает? — Он повернулся и пошел прочь.

Я смотрел ему вслед. Затем я сел в машину и поехал к автобану на Штутгарт. За городом дождь был еще сильнее.

В начале автобана и голосовали две женщины, но я никого не взял. Радио Мюнхена передавало танцевальную музыку. Я ехал очень быстро. Через полтора часа я доехал до Аугсбурга, свернул на Паппельшоссе и остановился. По радио продолжали передавать музыку, но теперь это были отрывки из опер. Я достал карандаш и начал считать.

35 000 марок я заплатил за украшения. 6000 — за документы. И 40 000 лежали в Мюнхене на вокзале. Все вместе составляло 81 000.

Таким образом, у меня было 189 000 и еще около 3000 собственных денег. Я посчитал, что у меня осталось. Было около 111 000 марок.

От этих денег я опять отсчитал 15 000 и засунул их в левый нагрудный карман. 2000 марок я сунул в правый нагрудный карман. С помощью упаковочной бумаги и бечевки я сделал третий пакет для оставшейся суммы и положил его около себя. Листочек с подсчетами я выбросил из окна в переполненный водой кювет. Затем по шоссе я въехал в Аугсбург.

Когда я подъехал к железнодорожному вокзалу, было пятнадцать часов, здесь тоже царило праздничное спокойствие. Я сдал пакет в камеру хранения и аккуратно спрятал квитанцию на получение. Затем я пошел на почтовое отделение вокзала и отправил 15 000 марок, которые я отложил, почтовым переводом Маргарет. Почтовый служащий сказал мне, что деньги прибудут в понедельник. Потом я купил немного почтовой бумаги, заправился и опять выехал на автобан.

Примерно через двадцать пять километров от Аугсбурга я увидел крупную автозаправочную станцию, на которой стояло несколько грузовиков. Около заправки находилась небольшая столовая. В ней было приятно тепло. Многочисленных посетителей обслуживали две официантки. Я нашел свободный столик у окна и заказал кофе.

По оконному стеклу стучали капли дождя. Над равниной за окном поднималась испарина, земля на пашне была влажной и черной, а у горизонта дорога взбиралась на небольшой холм, где на фоне серого неба высились силуэты деревьев с наполовину облетевшими листьями. Я выпил горячий кофе и достал ручку, чтобы написать два письма.

35

Дорогая Маргарет!

Я пишу это письмо перед своим отъездом. Когда ты будешь его читать, я уже покину страну. Не имеет смысла извещать полицию и искать меня, потому что я изменил имя и живу по чужим документам. Я перевел тебе сегодня 15 000 марок, которые ты получишь в понедельник. Это даст тебе возможность завершить наше хозяйство в Мюнхене и уехать домой. К сожалению, я не смогу в будущем заботиться о тебе и думаю, что самым лучшим для тебя будет, если ты вернешься к родителям. Остаток своей жизни я проведу в постоянных путешествиях и не знаю, напишу ли я тебе еще когда-нибудь. Я думаю, вряд ли. Я намеренно отказался от прощания и пишу это письмо, чтобы избежать сцены, которая была бы неприятна для нас обоих. Я не могу требовать, чтобы ты простила мне то, что я делаю. Тем не менее я долго размышлял над этим и считаю, что это единственное, что я мог сделать. Я хочу быть один. Я больше не люблю тебя, я должен уехать. Меня несколько успокаивает то, что ты, вернувшись к родителям, не будешь бедствовать. Я не знаю, что еще тебе написать, возможно, я уже действительно начал терять способность соображать, и я прошу тебя предпринять что-нибудь, что поможет тебе легче перенести ситуацию.

Всего доброго.

Твой Рой.

36

Дорогая Иоланта!

Когда однажды ты вернешься домой, то найдешь это письмо. Я хочу сказать тебе, что еще сегодня покину страну и ты меня никогда больше не увидишь. Я не здоров, как ты думаешь, а неизлечимо болен, и мне остался всего год жизни. Я проживу его под чужим именем и в путешествиях. Я надеюсь, что у тебя все будет хорошо и что тебя не очень втянут в скандал вокруг меня. Самое лучшее будет, если ты тоже уедешь.

Твой Джимми.

37

Я еще раз перечитал оба письма, затем положил их в конверты и написал адреса. Марки я купил у официантки. Я заплатил за кофе и пошел к машине. Дождь продолжался, становилось темно.

В полпятого я опять был в Мюнхене. Сначала я поехал в офис железнодорожного общества «Вагон-Литс» и заказал место в спальном вагоне второго класса на скорый поезд в Вену, который уходил из Мюнхена в двадцать три часа пятьдесят пять минут. Я заказал билет на имя Вальтера Франка и впервые предъявил свой австрийский паспорт. Когда я опять вышел на улицу, я увидел почтовый ящик. Я опустил в него письмо для Маргарет. Потом я помедлил. Я стоял под дождем перед желтым почтовым ящиком, держа второе письмо в руке, и смотрел на широкую пустую площадь, на которой уже горели несколько фонарей. Затем, сам не понимая, что двигало мною, я развернулся и пошел со вторым письмом обратно к машине. Я поехал на Романштрассе, 127.

Когда я приехал, было совсем темно. На Романштрассе не было фонарей. Дождь шуршал в листве винограда, растущего на стене дома. Я вошел в подъезд и медленно на второй этаж. У меня все еще был ключ от квартиры Иоланты, и я открыл входную дверь. В прихожей было темно. Я позвал Иоланту по имени, но мне никто не ответил.

Потом я прошел по всей квартире. В каждой комнате, куда я входил, я включал свет, в кухне и в ванной тоже. Квартира была пуста. Казалось, Иоланта покинула ее, чтобы отправиться в долгое путешествие. Шкафы стояли открытыми, плечики для одежды лежали на полу, некоторые предметы одежды были разложены на креслах.

Я пошел в спальню и открыл окно. Дождь барабанил по жести подоконника. Я сел на неубранную кровать. На ночном столике около телефона стояла бутылка пива. Она была открыта и наполовину пуста. Я ничком упал на подушку. Подушка пахла Иолантой. Я закрыл глаза и лежал совершенно тихо. Свет я оставил гореть.

38

Когда я проснулся, было без десяти одиннадцать.

Болела голова, я замерз. Сначала я очень испугался, потому что не понял, где нахожусь. Потом вспомнил и встал, чтобы закрыть окно. Дождь попадал в комнату, ковер был совершенно сырым. Я опять прошел по квартире и выключил везде свет. Письмо для Иоланты я положил на кровать. Затем я закрыл входную дверь и пошел к машине.

Я поставил ее около решетки канала. Через эту решетку я выбросил разорванные на кусочки свой американский паспорт и другие удостоверения личности, включая водительские права. Потом я поехал на вокзал. Машину я закрыл и оставил на стоянке. Чемодан я нес в руке. Я еще раз пересчитал свои наличные. Я знал, что нельзя брать много наличных денег, когда пресекаешь границу, и поэтому оставил только сто марок. Все остальные я выбросил в развалины неподалеку. Это было около 1800 марок.

Я надеялся, что на свежем воздухе головная боль пройдет, но она стала еще сильнее. Было двадцать минут двенадцатого. Я пошел в привокзальный ресторан, опять заказал кофе и выпил две таблетки аспирина. Я съел два бутерброда, хотя аппетита не чувствовал. В двадцать три часа сорок пять минут я вышел на перрон. Головная боль не отпускала.

Перрон был длинный и блестел от дождя. Здесь было довольно много людей. Поезд на Вену, похоже, было полон. Я спросил, где спальный вагон.

— Первый вагон за локомотивом, — сказал проводник.

Я шел вдоль вагона и чувствовал, как капли дождя стекают со шляпы мне за воротник. Чем дальше я шел, тем явственнее становилось чувство, что когда-то я уже проходил этот путь.

У входа в спальный вагон стоял проводник. Я протянул ему билет.

— «Господин Вальтер Франк», — прочитал он и сделал вежливый жест. — Позвольте, я понесу ваш чемодан. — Он вскарабкался в вагон. Мой череп раскалывался от боли. — Место четырнадцатое, — сказал проводник, провожая меня к купе. — Госпожа уже ждет вас.

Я закрыл глаза:

— Кто ждет?

— Ваша жена, — сказал проводник, не останавливаясь. — Она уже легла. — Он дошел до купе и постучал в закрытую дверь.

— Войдите! — раздался голос.

Проводник вошел, и я услышал, как он извиняется. Когда он заносил чемодан, дверь за ним закрылась. Затем она опять открылась, и проводник вышел ко мне.

— Пожалуйста, — пригласил он. — Ваш билет до завтра останется у меня.