Йоханнес Зиммель - Я признаюсь во всём

На следующее утро шел дождь — мелкий и неприятный.

Я встал в шесть утра, позавтракал в полседьмого и в семь оплатил счет. Потом отнес свой чемодан во франкфуртский офис «Пан Америкэн Эйрвэйз». Самолет в Мюнхен улетал в полдесятого, автобус от офиса авиакомпании отходил в полдевятого. Я взял такси и поехал в Рейн-банк, где мне пришлось немного подождать. Когда в восемь часов открылись окошечки, я осведомился в одном из них, не оставлял ли господин Кларен (Иозеф Мария Кларен из Хайдельберга) для меня, Джеймса Элроя Чендлера, деньги. Девушка, к которой я обратился, пообещала посмотреть и удалилась. Через три минуты она вернулась и сообщила мне, что господин Иозеф Мария Кларен из Хайдельберга не оставлял для меня никаких денег, да, что господин с таким именем Рейн-банку абсолютно неизвестен. Я сделал вид, что очень озадачен этим сообщением.

— Это так неприятно, — смущенно сказал я. — Я просто не знаю, что мне теперь делать. Я очень рассчитывал на эти деньги. — Потом мое лицо немного просветлело. — Может быть, вы разрешите мне отправить телеграмму?

— Конечно, — сказала девушка, — две ячейки в фойе находятся в распоряжении наших клиентов. Попросите даму там сразу же сообщить вам сумму за отправку телеграммы. Тогда вы сможете тут же оплатить все в нашей кассе.

Я поблагодарил девушку и пошел в фойе, где меня связали по телефону с франкфуртским агентством по приему телеграмм. Туда я послал телеграмму следующего содержания:

Чеки номер (здесь я указал номера обоих фальшивых чеков, указанные на подтверждении о получении, которое мне дал Кляйншмид) имеют покрытие и в порядке Рейн-банк Ригер.

Фамилию Ригер я видел однажды у Джо на каком-то подтверждении чека.

Эту информацию я отправил телеграммой-молнией, стоила она мне двенадцать марок сорок пфеннигов, я оплатил их в почтово-телеграфной кассе. Теперь цель моего пребывания во Франкфурте была выполнена, и я поехал к офису авиакомпании. Самолет, покинувший Франкфурт в полдесятого, прибыл в Мюнхен в одиннадцать часов пятнадцать минут. Я опять взял такси в аэропорту и сразу поехал в банк, куда я вошел в одиннадцать часов сорок пять минут. Сразу же, как я вошел, я увидел Кляйншмида. Он кивнул мне:

— Мистер Чендлер, где вы были так долго? Мы уже пытались найти вас по телефону!

— Да? — Я ухватился за окошечко. — И куда вы…

— Вашей жене в Грюнвальд, — сказал он. Его голос звучал издалека.

— Я был… — начал я, но он кивнул: — Ваша жена сказала нам, что вы поехали к мистеру Клейтону на Химское озеро.

— Да, это так, — сказал я. Его голос вернулся ко мне. — Телеграмма пришла?

— Уже час назад.

— Хорошо, — сказал я.

— Присядьте на минутку, я принесу деньги.

Я быстро сел. Если бы мне пришлось еще немного постоять, я бы наверняка упал в обморок. Колени неожиданно задрожали. Через три минуты пришел Кляйншмид со вторым кассиром. Пока Кляйншмид считал деньги, второй кассир наблюдал. Я получил деньги в пачках в купюрах по сто марок. Кляйншмид сложил пачки на поднос. Всего было восемнадцать пачек, по сто купюр достоинством в сто марок в каждой, и одну пачку, в которой было девяносто купюр того же достоинства. Я расписался в получении и сложил пачки в захваченный с собой портфель. Затем я поблагодарил Кляйншмида за помощь и пожелал ему приятных выходных, а также успехов в ловле форели. Когда я вышел из здания банка, на всех церковных колокольнях Мюнхена начали звонить колокола. Было двенадцать часов. Если Рейн-банк еще не отправил рекламацию телеграфом или по телефону насчет непонятного экспресс-письма с вложенными туда двумя чистыми листами бумаги, у меня было преимущество во времени в сорок восемь часов — до понедельника. Но в любом случае у меня была еще куча дел.

Сначала я забрал машину. Чемодан я положил вниз, портфель с деньгами — в багажник, но перед этим я вытащил часть денег и рассовал их по карманам.

Потом я позвонил Маргарет, сказал ей, что я уже в Мюнхене и что после обеда приеду в Грюнвальд. У нее в гостях были Бакстеры, они передали мне привет.

— Передавай им тоже привет, — сказал я.

— И приезжай поскорее, Рой, я купила к ужину венские шницели.

Венские шницели были моим любимым блюдом.

— Хорошо, — сказал я.

— Хорошо было на Химском озере?

— Прекрасно.

— Ты помог Джо разобраться с его затруднениями?

— С его затрудне… — Я не сразу понял, но потом сообразил, что эта фраза предназначалась Бакстерам.

— Конечно, — сказал я.

— Видишь, — закричала она с притворной радостью, — ты только вышел из клиники, а они уже опять не могут без тебя! Что бы Джо делал, если бы тебя не было!

— Да уж!

— Будь здоров, Рой. И приходи побыстрее. — Это был последний раз, когда я слышал голос Маргарет. Больше я ее никогда не видел.

Я поехал на Максимилианштрассе к своему ювелиру и забрал украшения. Одно кольцо я надел на палец, второе кольцо и табакерку попросил упаковать. Рубиновое кольцо, которое я надел, было цвета голубиной крови. Такое кольцо, как это, сказал мне ювелир, можно в любое время продать по той же цене, это действительно высококачественная работа.

Когда, провожаемый им до двери, я наконец вышел на улицу, то увидел на другой стороне магазин деликатесов. Там я купил бутылку «Хеннесси», которую сразу же попросил открыть, и бумажный стаканчик. Бутылку я положил в машине рядом с собой.

Время от времени я отпивал по глотку. Все еще шел дождь.

Улицы уже опустели, наступала типичная субботняя послеобеденная пустота, общая для всех крупных городов. Я позвонил из автомата Мордштайну.

— Я уже думал, что что-то случилось, — подозрительно сказал он.

— Все в порядке. Я буду сейчас около вашего дома. Спускайтесь.

Когда я подъехал, он уже стоял на улице. Я открыл ему дверцу:

— Садитесь.

Мы заехали в тихий переулок, там я припарковался.

— Покажите мне бумаги, — сказал я.

— Покажите мне деньги, — сказал он.

Я показал ему деньги. Он отдал мне бумаги.

Они были безупречны. Согласно удостоверению личности я был Вальтером Франком, рожденным 17 мая 1906 года в Вене, проживающим в Инсбруке, на Кайзераллее, 34, римско-католического вероисповедания, холостым, по профессии коммерсантом, занимающимся экспортом. В моем паспорте стояла немецкая виза, действительная до декабря, а также штампы о въезде и выезде из Федеративной Республики Германии. Метрика и удостоверение гражданства меня тоже удовлетворили. В качестве профессии моего отца изготовители фальшивых документов разумно выбрали «советник юстиции». После того как я проверил бумаги, я отпил глоток из бутылки и предложил коньяка Мордштайну, который тоже глотнул.

— За ваше будущее, — сказал он и улыбнулся.

— Спасибо, — сказал я. Потом я отдал ему деньги за документы. При этом я вытащил из кармана большую пачку купюр по сто марок, но он не сказал ни слова и молча смотрел, как я отсчитываю нужную сумму. — Так, — сказал я, — теперь дальше. Может ваш друг принять сорок тысяч марок?

— Он оплатит их в два приема. По сто двадцать тысяч шиллингов.

— Хорошо, — сказал я, — тогда сделаем два пакета. — Я взял с заднего сиденья упаковочную бумагу и бечевку. Затем я сделал два маленьких пакета. В каждом пакете лежало по 20 000 марок в купюрах по сто марок. Я тщательно перевязал пакеты. Мордштайн не отрываясь смотрел на мои пальцы, между делом отпивая из бутылки. Когда все было готово, мы поехали на железнодорожный вокзал. Я припарковал машину, и мы пошли в камеры хранения багажа. Мордштайн следовал за мной как тень. Он ни на мгновение не выпускал пакеты из виду.

— Вы боитесь, что я их подменю?

— Да, конечно, — дружески ответил он.

Я сдал оба пакета, заполнил бланки и получил две квитанции на выдачу. С ними я вернулся в машину.

— Какой адрес у вашего друга? — спросил я Мордштайна, который теперь казался успокоенным.

— Я вам его записал, — ответил он и дал мне бумажку. Я прочитал: «Инженер Якоб Лаутербах, Вена IV, улица принца Евгения, дом 108». Ниже — «телефон Р 28 8 42».

— Когда вы ему позвоните? — спросил Мордштайн.

— В понедельник утром.

— То есть вы уезжаете сегодня вечером?

— Да, — сказал я.

— Когда?

— Вы хотите с цветами прийти к поезду?

— Нет, — сказал он. — Это всего лишь спросил. Вы не обязаны отвечать. Кроме того, есть всего два поезда.

— Вот именно. Хотите выпить еще глоточек со мной?

— Охотно, — сказал он. На этот раз он пил из стаканчика, а я из бутылки. Мы стояли под дождем, под пасмурным небом, на стоянке перед вокзалом, и я чувствовал, как на меня медленно наползает усталость, вызванная коньяком. Пора прекращать, подумал я, у меня еще очень много дел.

— Пусть все у вас будет хорошо, господин Франк, — сказал Мордштайн и выбросил стаканчик. — Может быть, мы когда-нибудь увидимся снова.