Макс Нарышкин - Privatизерша
Москва — единственный в России город, где на светофорах водители выходят на улицу покурить и поделиться проблемами инжекторов.
Пробка — огромный тромб, тормозящий жизнь города. Сколько бы свиданий состоялось, сколько бы идей было доведено до совершенства, сколько бы людей продолжало жить, если бы не пробки.
Арт бросил машину на Рождественской, даже оставив в ней ключи зажигания. Ее не увезет эвакуатор, ее не угонят, а если кто ее ударит по обстоятельствам, а не со зла, то и это не беда. Рядом сидят в «Мерседесе» и накликают на хозяина неприятности трое здоровенных мужиков.
Странное дело. Когда Арт ездил без охраны, он по Москве ходил спокойно, не оглядываясь. Едва Рита окружила его головорезами, он стал спешить, как параноик.
Воспоминание о Рите заставило Арта поторопиться.
— Столик и бутылку «Джи энд Би», — приказал он ожидавшему на входе клиентов администратору ресторана.
— Из покушать?
— На ваше усмотрение.
— Понимаю, — едва слышно сказал тот и куда-то пропал.
Ребенок. У него будет ребенок? У него будет сын?
Арт охватил голову руками, и волосы, освобожденные от оков прически, свалились ему на щеки. Он вспомнил каждую ночь из тех безумных, когда он хотел переехать из Марьина, чтобы дать жизнь новым Арту и Рите. Это помогло бы увидеть своего сына. И тогда он приходил бы к своим более счастливым двойникам в гости и играл с малышом. Он вспомнил каждую ночь. И сейчас вдруг все изменилось.
У него может быть сын. Верилось в это почему-то с трудом.
Слишком просто уж все было. Раз — забеременела, два — и через девять месяцев… нет, через семь уже…
…родился ребенок.
Ребенок, которого он ждал двадцать лет без того малого срока, когда юношеский задор и жажда секса отвергает сам факт взаимосвязи секса и потомства, он ждал своего срока.
Глава 14
В кабинете президента царила убогая пустота. Как в клетке льва, который отказывается выходить к публике. Стол, два стула, полупустой книжный стеллаж в огромном помещении подводили Киллера к воспоминаниям об огромной клетке, в которой вразброс застыли облизанное до состояния лакированного блеска дерево, валун для дремоты после приема говядины и коряга, имитирующая джунгли. Все очень сарайно на вид и вызывает жалость ко льву. Этот кабинет был похож на ту клетку. На полках стеллажа сиротливо жались друг к другу несколько аляповатого вида брошюр, на корешке одной из которых белыми буквами по красному фону было написано: «Бухгалтерский отчет», а на корешке второй — «Речи известных русских юристов». Киллер уже давно сообразил, что его приняли не в кабинете президента, но не придавал этому значения. Но, слушая заказчика, он зачем-то пытался выяснить — юриста отсюда прогнали, чтоб не мешал, или бухгалтера. Если бы на первой книжице было написано: «Юридический отчет» или на второй — «Речи известных русских бухгалтеров», все стало бы на свои места. А так было совершенно непонятно, чем занимается человек, который здесь за хозяина.
Пробыв в кабинете около минуты, гость дождался хозяина. Им оказался высокого роста мужчина лет шестидесяти, чуть обрюзгший, с залысинами. Уже с порога он начал нервничать и потирать руки, словно намыливал их. Ходил он чуть пригибаясь, словно ожидал удара по затылку. Если бы не запах дорогого парфюма и живой взгляд, да если бы снять с него приличный костюм, гость мог запросто принять своего визави за начальника отдела какого-нибудь невыдающегося НИИ.
— У меня, к сожалению, нет его фотокарточки. — Именно с этих слов начал мужчина, представившись президентом компании. — Но у меня есть название компании — «Алгоритм». Прибыв в офис, вы без труда выясните, кто президент. Это и есть ваш объект.
— Объект? — Оторвавшись от зоологических размышлений, Киллер поднял бровь.
— Кажется, так у вас называют жертву? — спросил президент.
— У нас? — Киллер поднял вторую бровь.
— Ну, у киллеров.
— Вы полагаете, что существует некая компания, сотрудники которой общаются на корпоративном арго и иногда выезжают на убийства?
— Вы меня поняли, — президент, испытывая раздражение, поджал губы и постучал пальцами по столу. — Мне кажется, пятьдесят тысяч достаточная сумма для того, чтобы не пускаться в филологические споры, а просто пойти и застрелить человека.
— Это совсем непросто, — возразил Киллер. Почесав мочку уха, он посмотрел на брошюру «Речи известных русских юристов». — Это очень даже непросто. Обычно, когда кого-то из нас вызывают на работу, ну, в смысле, убить объект, нам хотя бы показывают лицо того, кого нужно застрелить. Я боюсь, нам не избежать филологического спора.
— Я противник филологических диспутов, — отрезал президент.
Киллер, соглашаясь, кивнул.
— Хорошо. Перейдем к практической части беседы. Дело в том, что в городе Москве на сегодняшний день находятся порядка пятнадцати миллионов человек. И, если я сейчас введу в поисковик вашего компьютера данные, а это — «Алгоритм», то на выходе получу более десятка компаний. В каждой из них есть президент. Как прикажете поступить, даже с учетом того, что пятьдесят тысяч долларов сумма действительно немалая?
— Я вам дам адрес. Боже мой, мне рекомендовали вас как тонкого психолога, мне сказали, что вы — могила… Я дам вам адрес. Там находится только один «Алгоритм», и руководит им только один президент. Этого достаточно?
— Как вы хотите, чтобы он умер? Быть может, есть какие-то пожелания?
— Боже мой, какая мне разница, как он умрет?! — опешил президент. — Вы что, псих?
— Нет, просто некоторые просят вбить гвоздь в ухо, язык отрезать или пиковый туз на труп положить. Одна дама, не буду называть ее имени, попросила вставить своему мужу после смерти горящую свечку в задницу. К сожалению, я не смог выполнить этот заказ в точности.
— Он… избежал кары?
— Нет, просто она просила вставить после смерти, но обстоятельства сложились таким образом, что…
Президент взмахнул руками.
— Не надо. Не надо свечей! Не нужно класть на труп никакого туза. Боже мой… — Президент облизал губы и передернул плечами. — Вы все это серьезно?
— Какие уж тут могут быть шутки.
Президент засуетился. На улице было так хорошо, с утра распогодилось; ветерок холодит, солнце греет, — а приходится сидеть в каземате и потеть от неожиданных вопросов.
— У меня есть к вам просьба особенного характера, но со свечками она не связана. Я хочу, чтобы тот человек, о котором мы говорим, умер, — толстячок облизал губы, боясь удивления собеседника, — через полгода, а не сейчас.
— А говорите — я псих, — равнодушно заметил Киллер.
Президент решил сойти с неровной тропки, уведшей в дебри ненужной болтовни, и вернулся на прямую дорогу, — с того, с чего начал.
— Мне сказали, что вы не беретесь за работу, пока не узнаете подоплеку заказа. Я рискнул выяснить, но вы оставили мой вопрос без внимания… Я повторю его, если позволите… — Президент хрустнул пальцами и внезапно предложил Киллеру виски. Тот так же быстро отказался. Покачав головой, словно высказывая уважение к людям, не пьющим на работе, он заговорил: — Вы, когда убиваете, руководствуетесь какими-то нравственными критериями? Я имею в виду — ваша рука не дрогнет, если только вы не уверены, что убиваете, скажем, негодяя?
— Я думал вы противник филологических диспутов.
— Тут больше морального, чем филологического… Если вы не поднимаете руки на, предположим, честного человека, то… Вы меня понимаете?
Киллер уже давно все понял, просто ему очень не нравился заказчик. Его он бы убил прямо сейчас, причем совершенно бесплатно.
— Я не берусь за работу, если смерти ожидает женщина или ребенок.
— Этим список исчерпывается?
— Решительным образом.
Президент вздохнул. Он впервые в жизни разговаривал с наемным убийцей, и в этот первый раз он не хотел выглядеть мерзавцем. Просто деловой разговор. Сделка равноценных партнеров ценою в пятьдесят тысяч. Он нервничал, тотчас забывал о том, что говорил только что, и потому ему казалось, что держится он неплохо. Он то и дело поглядывал на тонкие кисти Киллера, на его длинные пальцы и пытался уверить себя в том, что работа его ювелирная, тонкая, музыкальная, можно сказать, — а волосатые пакши с пальцами, похожими на сардельки, бывают только у тюремных палачей.
— Итак, почему я должен убить?..
Президент так стиснул кулаки, что суставы хрустнули.
— Я… я ненавижу его.
— Видимо, есть причина так сильно ненавидеть?
Мужчина вскочил, едва не уронив стул, и стал ходить по кабинету от стены к стене.
— Как-то все неестественно… Почему я должен объясняться… Оправдываться, доказывать… Впрочем, ерунда это все. Будь по-вашему. — Решительно приблизившись к столу, он оперся на него, и лицо его оказалось в нескольких сантиметрах от лица гостя. — Я ненавижу его.
