Олег Рой - Эдельвейсы для Евы
— Это у него наследственное, — вздохнула Бася.
— Ты ведь будешь сегодня дома, братик? — Вика отодвинула от себя чашку и аккуратно промокнула губы салфеткой. — Мне так хочется, чтобы ты встретился с Игорем…
Я кивнул, хотя, если честно, у меня сейчас не было особого желания общаться с ее поклонником. Я был в полном замешательстве. Тоненькая ниточка, дававшая мне возможность держать под наблюдением похитителей моей Светки, оборвалась. Еще только вчера мне улыбалась удача, ведь мне здорово повезло с этим Толстяком, он был моей надеждой — призрачной, но все-таки надеждой, — что я смогу что-нибудь узнать о моей девочке. Но вот его не стало. И у меня оставалась только Регина, ускользнувшая вчера, как змея в траву. Найти человека в таком огромном городе, как Москва, зная только имя и внешний облик, — задача нереальная.
После завтрака Бася отправилась за покупками, Вика тоже куда-то упорхнула, кажется, в парикмахерскую, а я остался в огромной квартире наедине со своими невеселыми мыслями и вскоре понял, что сидеть дома и бездействовать у меня просто нет сил. Да, Михаил Борисович Добряков вчера погиб — это действительно так. Но ведь человек никогда не уходит бесследно, остаются какие-то его связи, люди, фотографии, записи, да мало ли что… И может, если как следует покопаться, мне удастся нарыть хоть что-нибудь, хоть какую-то информацию…
Каким бы безвыходным ни казалось мое положение, у меня тем не менее оставалось еще как минимум два возможных пути — его дом и его работа, Останкино и Химки. И там и там могло обнаружиться что-то (или кто-то), имеющее отношение к похищению. Подумав, я выбрал дом, этот вариант показался мне более реальным. Там сейчас начнутся всякие похороны-поминки, соберется разная публика… Может, и получится что-нибудь выяснить.
Я быстро оделся, прихватил с собой двухлитровую бутылку минеральной воды и объемистый пакет с Васиными пирогами (научен был уже вчерашним горьким опытом), другую куртку, бейсболку и черные очки — кто знает, вдруг спешно понадобится изменить внешность? — и еще на всякий случай обе кассеты, полученные от похитителей во Львове и в Москве. Бросил все это добро на заднее сиденье Сашкиной «Тойоты», залил на ближайшей автостоянке полный бак (как теперь легко в Москве стало с бензином, красота просто!) и помчался в Химки.
Так получилось, что в сознательном возрасте я сталкивался со смертью довольно редко. Мама и генерал (мне до сих пор было очень трудно даже думать про него «отец») умерли, когда я был еще маленьким, и с тех пор мне, слава богу, не приходилось терять никого из близких. Опираясь на свой небогатый опыт присутствия на похоронах — Марии Львовны, Юлькиного дедушки да кое-кого из знакомых, — я почему-то решил, что вокруг коттеджа на Северной улице сейчас будут бродить толпы народу. Какие-нибудь женщины в черных платках, мужчины со скорбными лицами, вездесущие старушки… Но я ошибался. На участке не было ни души, из дома не доносилось ни плача, ни причитаний, ни просто голосов. Все как вчера — тишь да спокойствие, лишь шорох листьев да веселое чириканье птиц, точно со вчерашнего утра ничего и не изменилось.
Пока я думал, что делать, на крыльцо вышла Ежиха, одетая в яркий легкий халатик, без всякого намека на траур, закурила и стала пристально смотреть на мою машину. Отступать было поздно. Я вылез и подошел к ней.
— Вы ведь Жанна?
Она заинтересованно кивнула, разглядывая меня с откровенностью, которая для замужней женщины была, пожалуй, излишней, а для вдовы даже просто неприличной.
— Примите мои соболезнования, — сказал я и потупился.
— Вы, должно быть, Мишин знакомый? — оживилась она. — Как жаль, что я так мало знала его друзей… Мы почти нигде не бывали вместе, и у нас никто почти не бывал… Ну что же мы стоим, проходите в дом!
Она легонько подтолкнула меня к двери, и я уловил легкий запах спиртного. Похоже, вдова уже начала поминать мужа.
Зеркало в прихожей было завешено черным платком, но это оказалось единственным знаком семейной скорби. Где-то в глубине дома орал телевизор, похоже, шел какой-то мультфильм. А в соседней комнате было включено радио, и веселый диджей бойко выдавал что-то остроумное.
— Пойдемте на кухню, — Ежиха-Жанна призывно улыбнулась. — Помянем Мишу, закусим…
Просторная, напичканная встроенной техникой кухня выглядела совсем новой, точно ею еще почти и не пользовались. Жанна усадила меня на стильный, но не слишком удобный кухонный диванчик и стала быстро собирать на стол — нарезала хлеб, вывалила из банок маринованные огурцы, грибы и оливки, распечатала магазинные упаковки с кусочками ветчины, колбасы и соленой рыбы, вынула из холодильника початую бутылку хорошей водки. У меня сложилось впечатление, что она умирает от скуки и очень рада моему приходу, внесшему хоть какое-то разнообразие.
— А что же вы одна? Я думал, тут толпа будет, — осторожно заметил я.
Ежиха устроилась напротив меня на табурете. Полы коротенького халатика распахнулись, демонстрируя во всей красе привлекательные ноги.
— А кому тут быть? — вздохнула она скорее томно, чем печально. — Родители его умерли давно, друзья на работе… Так, звонят знакомые, но все больше вечером.
Похоже, я не ошибся в своих догадках, она действительно очень скучала — даже в день смерти собственного мужа.
— А кто же всем занимается? Похоронами и так далее?
— Мишин брат, Боря, агента нанял, — Ежиха придвинула мне рюмки. — Ну, что же вы сидите, разливайте…
Пить, будучи за рулем, совсем не хотелось — только сегодня ночью я имел несчастье наблюдать, к чему это приводит. Но и отказываться было опасно, это могло помешать установить контакт. Пришлось идти на хитрость.
— Кажется, еще кто-то подъехал, — сказал я. Окна кухни выходили во двор, и нам не было видно, что происходит на улице.
— Правда? — удивленно подняла брови Ежиха. — Я не слышала.
— Ну как же, только что…
Уловка удалась. Пока хозяйка дома бегала к другому окну, я быстро наполнил свою рюмку водой из фильтра.
— Вам показалось…
— Вот как? Тогда давайте выпьем за Михаила Борисовича, светлая ему память…
Я выпил свою воду и старательно захрустел огурцом. Жанна только крякнула. Похоже, эта рюмка и впрямь была у нее сегодня далеко не первой.
— А вы, вероятно, работали с ним? Вы тоже с телевидения, да? — поинтересовалась она и облокотилась на стол. От этого движения ее халатик эффектно распахнулся на груди, но она этого словно и не заметила.
— Не, мы больше по водительской части, — отвечал я неопределенно. — Но с Михалборисычем много общались, особенно в последнее время. Он меня сюда пару раз привозил, показывал, как этот дом строился. Я тоже у матери в деревне, под Калугой, строительство затеял… Вот и советовался с ним.
Ежиха вроде бы проглотила мое вранье, но я на всякий случай соскользнул с опасной темы и воспользовался неубиваемым козырем:
— Мне Михаил Борисович много раз говорил, что у него жена молодая и красивая. А сегодня утром я как узнал об этом несчастье — по телику показывали в хронике происшествий, — так и решил к вам заглянуть. Мне все равно в эти края надо было ехать, а вам, может, помощь какая нужна…
С моей точки зрения, я плел полную околесицу, но Жанну она, похоже, устраивала. Безутешная вдова кивала головой и строила мне глазки:
— Ах, неужели он такое говорил, даже не верится… Знаете, если честно, жили мы с ним плохо… Да что там плохо, отвратительно жили! Он никогда мне ничего не рассказывал, никуда меня с собой не брал… Его целыми сутками не бывало дома, а если и был, то утыкался в эту свою дурацкую аппаратуру. Ни капли внимания ни мне, ни дочке!
Похоже, эту песню я уже вчера слышал…
— Давайте еще дерябнем! — Она сама разлила водку и выпила, даже не дожидаясь, пока я возьму свою рюмку в руки. А потом вдруг слетела со своего табурета, упала мне на грудь и расплакалась. Я обнял ее и погладил по спине.
— Мне жаль, — бормотал я. — Вы его, наверное, очень любили… — Я не знал, что говорить, и уже жалел, что приехал сюда.
Плечи Жанны стали содрогаться. Она издавала какие-то странные звуки, и вдруг я с удивлением понял, что она не плачет, а смеется.
— Любила? Ха! Да я его ненавидела! Козел! Меня он и за человека не считал, месяцами не замечал как женщину, по девкам бегал при живой жене! Загубил мне всю жизнь! У меня ведь профессия была, я в хорошем салоне работала, а теперь за семь лет уже забыла, как ножницы в руках держать! Кто меня теперь на работу возьмет? На что мы с Ликой жить будем?
Она сама вывела разговор в нужное мне русло.
— Мне казалось, что Михаил Борисович был человеком состоятельным, — осторожно сказал я. — А когда мы последний раз виделись, он обронил случайно, что скоро прилично заработает.
Ежиха только плечами пожала:
