Одри Ниффенеггер - Соразмерный образ мой
— Нет, она тут была.
— Так-так.
Джулия стала расхаживать по комнате, заложив руки за спину. Валентине вспомнился фильм про Шерлока Холмса, который они в детстве сто раз смотрели по девятому каналу. Холмс без конца мерил шагами комнату. Валентина ждала, что Джулия вот-вот скажет: «Элементарно, Ватсон». Но Джулия села на пол и хмуро уставилась на оттоманку.
— Как думаешь, призрак еще тут?
Валентина огляделась. Спрятаться было особенно негде: из мебели в столовой имелось лишь самое необходимое.
— Кажется, тут, — выговорила она. — Но призрак — это, скорее, ощущение, — по крайней мере, до сегодняшнего дня так было. Я ведь его в глаза не видела. А сейчас уже и не чувствую.
Элспет стояла на краю обеденного стола. На ней было голубое шифоновое платье для коктейля, туфли на шпильках и чулки в сеточку. Ей доставляло удовольствие ходить по гладкой столешнице, не оставляя следов. А еще она страшно гордилась, что изловила кошечку, да еще на глазах у Валентины. Вот так-то! Ай да я! Пусть попробуют теперь сказать, что они в меня не верят.
Под оттоманкой Котенок Смерти кипел от злости. Рыба стояла совсем близко, но нельзя же было утолять голод на глазах у врага. Через некоторое время Джулия, устав таращиться на оттоманку, пошла спать. Валентина принесла в столовую кошачью кювету, надеясь, что Котенок не станет гадить на пол. Она выключила свет и тоже ушла в спальню. Элспет запаслась терпением и осталась сидеть на столе.
— Кис-кис-кис, — звала она, понимая, что Котенок ее не слышит.
Через полчаса тишины Котенок выбрался из-под оттоманки, повертел головой и начал бродить по комнате, ища выход. Элспет спрыгнула со стола и пересела на оттоманку. Дождавшись, когда Котенок уймется и примется за еду, она стала его гладить. Он не почувствовал.
ЭКСКУРСИЯ ПО ХАЙГЕЙТСКОМУ КЛАДБИЩУ
В начале марта, прохладным воскресным днем, Джессика стояла перед воротами Восточного некрополя, оценивая посетителей, собравшихся у главного входа на западной стороне. Группа была ничем не примечательная: американская пара в устрашающих кроссовках, вооруженная серьезными фотокамерами; скромный лысеющий человек с биноклем; трое молодых японцев в бейсболках и мешковатых джинсах; мамаша с коляской обтекаемой формы и толстяк с необъятным рюкзаком за спиной, пружинисто и энергично вышагивавший туда-обратно.
По Суэйнз-лейн пронесся черный фургон. На борту золотыми буквами, как на цирковых афишах, было написано одно слово: «БЕЗРАССУДСТВО».
«Вот уж действительно», — подумала Джессика и посмотрела на часы. Без четверти три. Она оглянулась на свою добровольную помощницу, милую пухленькую американку Кейт, беседующую с владельцами могил о недавнем ремонте стены Восточного некрополя. Снова переведя взгляд на группу, собравшуюся у входа, Джессика заметила, что к экскурсантам присоединились две девушки, одетые во все белое. Взявшись за руки, они стояли поодаль. На них были белые фуфайки с меховой опушкой по капюшонам, белые мини-юбки, леггингсы и сапожки. Белые вязаные шапочки почти сливались с волосами. Девушки стояли к Джессике спиной, но ей и не требовалось видеть лица, чтобы распознать в них близнецов. «Какие душеньки». У нее сразу возникли вопросы: не смутит ли их кладбищенская слякоть и сколько им лет — уж не меньше ли шестнадцати?
Стоя у ворот, Джулия и Валентина переминались с ноги на ногу и дрожали от холода. Джулия не понимала, куда все запропастились: поблизости не наблюдалось никакого движения. За сторожевой будкой виднелся широкий двор, обнесенный полукругом колоннады. Кто-то невидимый говорил по радиотелефону. По другую сторону дороги находилась вторая половина кладбища, с могилой Карла Маркса, — более открытая, больше похожая на типичное американское кладбище. В путеводителе говорилось, что Западный некрополь интереснее, но туда пускают только с экскурсией. Окна квартиры близнецов как раз выходили на Западный некрополь.
Джессика перешла на другую сторону Суэйнз-лейн, прошагала сквозь группу собравшихся и отперла массивные ворота. Ее одежда была выдержана в фиолетовых и розовато-лиловых тонах, а на голове красовалось пленившее Валентину фетровое сооружение с широкими полями и развесистым черным пером, прихваченным лентой. Валентина и Джулия поначалу решили, что перед ними титулованная особа, возможно, какая-нибудь герцогиня, которая прибыла на кладбище для торжественного разрезания ленточки или посещения родственной могилы, но задержалась, чтобы оказать добровольную помощь. Это впечатление не сразу развеялось и после того, как она заговорила.
— Входите же, дорогие мои. Все прочли объявление? Хорошо. Весь багаж оставьте, пожалуйста, в конторе. К величайшему сожалению, дети младше восьмилетнего возраста на территорию Западного некрополя не допускаются. Фотосъемка разрешена только для личных целей. Сюда, пожалуйста; будьте любезны занять места перед Памятником жертвам Второй мировой войны, который находится вон там, в дальнем конце двора, и мы тотчас же к вам присоединимся.
Близнецы послушно уселись на скамейку и стали ждать.
Роберт вышел из конторы с билетным ящичком, мысленно пытаясь разгадать одно слово из кроссворда, к которому только что привлек его Джеймс. Он присоединился к Джессике, и они вместе прошли через двор. При виде близнецов у него подвело живот. Ощущение это напомнило ему страх сцены; впрочем, он быстро понял, что это чувство вины.
— С них плату не бери, — сказал он Джессике.
— Это еще почему?
— У них здесь родственная могила.
— Быть такого не мо… Ой, — спохватилась она, присмотревшись внимательнее. — Понимаю. — Они шли не останавливаясь. — А ты-то как, справишься? Или попросим Кейт взять эту группу?
— Ни в коем случае. Рано или поздно мне все равно придется с ними познакомиться.
Близнецы следили за их приближением. Джулия толкнула локтем Валентину.
— Это не тот ли хмырь, который к тебе приставал в метро? — шепнула она.
Валентина кивнула. Она смотрела, как Роберт отрывает билеты, а Джессика получает по пять фунтов с человека. Близнецы сидели с краю, в конце шеренги скамеек. Рассчитавшись с четой американцев, Джессика закрыла ящичек и подмигнула близнецам. Джулия протянула ей десять фунтов, но Джессика с улыбкой покачала головой. Американка бросила в их сторону неприязненный взгляд. Джулия сжала Валентине руку.
— Добро пожаловать на Хайгейтское кладбище, — провозгласила Джессика. — Роберт будет вашим гидом. Он — из когорты самых знающих экскурсоводов, специалист по Викторианской эпохе; в настоящее время пишет диссертацию об этом кладбище. Вся наша работа проводится на основе добровольного участия: ежегодно мы должны собирать более трехсот пятидесяти тысяч фунтов, просто чтобы не закрывать кладбище. — Джессика флиртовала со слушателями, поигрывая зеленой коробкой. — По окончании экскурсии вы увидите у ворот нашего волонтера с этой коробочкой, и любая оказанная вами помощь будет неоценимой.
Роберт увидел, что экскурсанты неловко заерзали. Пожелав им приятной экскурсии, Джессика удалилась в контору. Ее охватил взволнованный трепет. С чего бы это? Стоя у окна конторы, она наблюдала за тем, как Роберт собирает группу перед лестницей Колоннады. Он поднялся на две ступени и обратился к экскурсантам, глядя сверху вниз и выразительно жестикулируя. С того места, где находилась группа, можно было видеть только зеленые заросли и эту лестницу. «Девчушки как две капли воды похожи на Элспет. Поразительная штука — жизнь. Надеюсь, Роберт не ударит в грязь лицом. Он, правда, слегка побледнел».
Роберт старался отогнать ненужные мысли. Ему казалось, он наблюдает за собой со стороны, как бы разделившись на двух Робертов, один из которых преспокойно ведет экскурсию, а второй немеет от нервного напряжения, не в силах сообразить, что сказать близнецам. «Черт побери, тебе же не семнадцать лет. Ты ведь не обязан с ними заговаривать. Они сами заговорят с тобой. Жди».
— В начале девятнадцатого века, — начал Роберт, — лондонские кладбища были неимоверно переполнены. Обычай кладбищенского захоронения существовал сотни лет. В город стекались люди: шла промышленная революция, заводам и фабрикам требовалась рабочая сила. Хоронить покойных было уже негде, но люди все равно умирали. На рубеже девятнадцатого века население Лондона достигло миллиона человек, а к середине столетия превысило два миллиона. Церковные погосты не могли угнаться за неумолимой поступью смерти. Кроме того, от них исходила угроза здоровью людей. Грунтовые воды подвергались заражению, вспыхивали эпидемии тифа и холеры. Из-за плотности захоронений приходилось даже извлекать трупы, чтобы освобождать место для новых могил. Если вы читали в школе Диккенса, то поймете, о чем я говорю: из земли торчали локти, а расхитители могил воровали покойников для продажи медицинским училищам. Это было вопиюще. В тысяча восемьсот тридцать втором году парламент принял закон об учреждении частных, коммерческих кладбищ. В течение последующих девяти лет было открыто семь кладбищ, расположенных кольцом по тогдашней периферии города. Их прозвали «великолепной семеркой»: Кензал-Грин, Уэст-Норвуд, Хайгейт, Нанхед, Бромптон, Эбни-Парк и Тауэр-Хэмлетс. Кладбище Хайгейт было открыто в тысяча восемьсот тридцать девятом году и стало самым желанным местом захоронения в Лондоне. Давайте поднимемся по лестнице, и вы увидите этому подтверждение.
