Ирвин Шоу - Любовь на темной улице (сборник рассказов)
— Мой дорогой месье, — благоразумно начал Банари-Коинталь, обращаясь к человеку в черном костюме. — Нужно сказать, что эта дама все толково объяснила. — Он слегка поклонился испанке, и та вежливо кивнула ему в ответ. — Она ведь просит так немного. Просто с миром вернуться домой. По-моему, это не такая уже невыполнимая просьба.
— Она может идти, куда ей заблагорассудится, хоть к чертовой матери, — сказал человек в черном костюме, — но только после того, как вернет мне мои триста франков.
Лицо старика сморщилось из-за явного осуждения этого человека. Довольно суровым тоном он сказал:
— Месье, я несколько удивлен. Такой видный месье, как вы, владелец такого дорогого автомобиля наивысшего класса, — он провел рукой по сияющей крыше маленького итальянского автомобиля, — из-за каких-то трехсот франков поднимает здесь весь…
— Дело не в трехстах франках, — перебил его человек в черном костюме. Голос у него, казалось, вот-вот сорвется из-за нервного перевозбуждения. Еще бы — его обвинили в скаредности! — И дело даже не в какой-то сумме денег, пусть она будет хоть пятьдесят тысяч. Дело — в принципе. Меня увели, меня, как я уже сказал, возбудили, меня заставили растратить свои деньги, — сумма здесь абсолютно не имеет никакого значения, уверяю вас, месье, — и все это было сделано из-за ее продажности и под ложным предлогом. Я щедрый и разумный человек, но я не позволю какой-то шлюхе строить из меня циничного идиота!
— Тише, тише, — пытался урезонить его старик.
— Больше того. Вы взгляните на ее руку! — Человек в черном костюме, схватив испанку за руку, поднес ее к глазам месье Банари-Коинталя. — Вы видите? Обручальное кольцо! Эта шлюха к тому же и замужем!
Тиббел, очарованный этой перебранкой, внимательно выслушивал все стороны, но никак не мог понять, почему замужество этой девушки так сильно разгневало человека в черном костюме. Поразмыслив над этим, он пришел к выводу, что все это, по-видимому, связано с его прошлым: он, может, когда-то пережил сильнейшее разочарование с какой-то замужней женщиной, и из-за нее так болезненно реагирует на эту тему. Эти горькие воспоминания лишь еще сильнее распаляли его гнев.
— Может ли быть большее бесчестье на свете? Испанская шлюха с обручальным кольцом на пальце!
— Ладно, достаточно, — авторитетным, властным тоном сказал месье Банари-Коинталь, когда вдруг неожиданно эта женщина разрыдалась. Сколько уже пришлось старику вынести женских слез за ночь, уму непостижимо, и этот новый поток заставил его вспылить. — Я больше не позволю вам произносить подобные слова в присутствии дам, тем более, что одна из них — моя дочь, — грозно сказал он человеку в черном костюме. — Я прошу вас немедленно уйти.
— Я уйду только после того, как получу свои триста франков назад, — упрямился тот, нарочито скрестив руки на груди.
— Вот, возьмите, — Банари-Коинталь, сердито порывшись в карманах, извлек оттуда несколько монет. — Вот, возьмите ваши триста франков! — Он швырнул их в человека в черном костюме. Они, стукнувшись о его грудь, со звоном упали на мостовую. Проявляя необычную ловкость, человек в черном костюме, наклонившись, быстро собрал все монеты и швырнул их обратно в лицо месье Банари-Коинталю.
— Если не поостережетесь, месье, — с достоинством сказал старик, — то можете схлопотать по носу.
Человек в черном костюме, подняв к груди руки, сжал кулаки. Теперь он стоял в позе английского борца начала первой половины восемнадцатого столетия, ведущего бой без перчаток, голыми руками.
— Ну, я готов к атаке, месье, — официальным тоном сказал он.
Теперь рыдали обе девушки, причем с каждой секундой все громче.
— Хочу предупредить вас, месье, — сказал Банари-Коинталь, делая шаг назад, — мне шестьдесят три года, у меня больное сердце, кроме того, я ношу очки, как вы сами видите. Полиции будет интересно задать вам несколько щекотливых вопросов, если произойдет несчастный случай.
— Полиция! — воскликнул человек в черном костюме. — Отлично. По-моему, это первое разумное предложение за ночь. Я приглашаю всех вас в свою машину, и вы проводите меня до комиссариата.
— Я ни за что не сяду в его автомобиль снова, — испуганно сказала испанка.
— Я ни на шаг, ни на дюйм не отойду от этого места, — вторила ей Муму, — покуда сюда не вернется Рауль.
За спиной Тиббела раздался какой-то звонок, и он, только сейчас догадался, что это телефон и что он, по-видимому, звонит уже довольно долго. Он, спотыкаясь в темной комнате, подошел к телефонному аппарату, снял трубку. Голоса за окном утратили свою отчетливость, и теперь до него доносилось лишь неразборчивое гудение в ночном прохладном воздухе. Интересно, кто это ему названивает в столь поздний час?
— Хэлло, — сказал он в трубку.
— Это Литтре, 2576? — чей-то нетерпеливый женский голос потрескивал в трубке.
— Да, — ответил Тиббел.
— Вы вызывали Нью-Йорк, — сказала оператор. — Он на линии.
— Ах, да, — сказал Тиббел. Он совсем забыл, что заказал разговор с Бетти. Он хотел взять себя в руки, вернуть то радостное, нежное настроение, в котором пребывал пару часов назад, когда решил позвонить ей. — Да, жду.
— Минуточку, пожалуйста. — Там, где-то над Атлантикой, гремели электрические разряды, и в трубке ужасно трещало. Тиббел оторвал ее от уха. Он все время пытался понять, о чем говорят там, за окном, на улице, но ничего не мог разобрать. Он услыхал только шум заводимого мотора, резкий рывок с места автомобиля, который помчался вниз по улице.
Он стоял рядом с полкой книг этого немца, прижав к щеке телефонную трубку, вспоминая, что он хотел сказать Бетти. Ах, да! Он хотел сказать ей, как ее любит, как скучает по ней, и если беседа пойдет в желанном для него направлении, то ему за три минуты разговора придется ухитриться и сказать ей, что хочет на ней жениться. Он вдруг осознал, как тяжело дышит, как разные мысли сталкиваются у него в голове, сбиваются в кучу, сбивают его с толку, и он никак не мог придумать первую подходящую фразу. У него в голове все время звенели слова этого человека в черном костюме: «Может ли быть большее бесчестье на свете? Испанская шлюха с обручальным кольцом на пальце!»
— Минуточку еще, пожалуйста, — сказал американский голос. — Мы пытаемся связаться.
В трубке снова раздался треск, и Тиббел поднес ее к другому уху. Он все время пытался разобрать, о чем говорили там, внизу, под его окном, и вытолкнуть из сознания эту досаждавшую ему фразу об обручальном кольце.
— Мисс Томпсон нет дома, — сообщил ему тот же американский голос четко и властно. — Она оставила записку, что вернется приблизительно через час. Будете возобновлять заказ?
— Я… Я… — Тиббел колебался, не зная, что ответить. Вдруг он вспомнил о предостережении старика той девушке, которая целовалась со своим любовником в подъезде: «Обратите себе на пользу все события, свидетельницей которых вы неожиданно стали».
— Вы меня слышите, сэр, — резкий голос доносился до него из Нового Света. — Мисс Томпсон будет дома через час. Вы намерены повторить заказ?
— Я… нет, — наконец вымолвил он. — Прошу вас, отмените заказ. Я позвоню ей как-нибудь в другой раз.
— Спасибо. — Щелчок. Америка отключилась.
Тиббел медленно опустил трубку на рычаг. Подождав немного, подошел к окну, выглянул из него, посмотрел вниз. На улице было тихо, ни души. Горный проход Фермопилы открыт, все трупы убраны. Поле сражения в Ажинкуре уже тосковало по плугу. Незаконченный, не поддающийся завершению, не поддающийся решению конфликт вместе с запутавшимися вконец оппонентами ускользнул от него, погрузился в темноту, и теперь слышались лишь мимолетные предостерегающие слабые отзвуки, во мгле мелькали призраки с предупредительно поднесенными пальцами к пустой щели вместо губ.
Вдруг Тиббел увидел фигуру человека. Он осторожно крался по той стороне улицы, прижимаясь к стенам зданий. Это был Рауль. Он вышел на круг света от уличного фонаря, чтобы осмотреть свой мотоцикл.
Пнул ногой стеклянные осколки от разбитой фары на мостовой. Помахал кому-то рукой на углу. К нему подбежала девушка в белом подвенечном платье, которое весело, танцующими искорками поблескивало на темной улице в свете фонаря. Забравшись на заднее сиденье, она ласково, с любовью, обвила руками его талию и тихо засмеялась. Ее легкий, веселый смех долетел через окно до ушей Тиббела, приятно его возбуждая. Рауль завел свою «Веспу», и она издала обычный громкий, но не на всю мощь, рык, словно заявляя о своей притворной важности. Мотоцикл без переднего света помчался вниз по улице, а белое подвенечное платье девушки исполняло какой-то диковинный танец, развеваясь на ветру, и вскоре «Веспа», наклонившись в сторону, исчезла за дальним углом. Тиббел, вздохнув, молча пожелал невесте удачи.
