Сын Ок Ким - Сеул, зима 1964 года
— Как думаешь, солнце уже взойдёт, когда придём в город? — спросила Пондоги.
— Скорей всего. Может, даже придём уже после того, как рассветёт, — ответила Гымнэ.
— А как выглядел тот врач?
— Очень даже симпатичный. Высокий, круглолицый, кожа белая. Наверно, генерал Ли Сун Син[42] тоже так выглядел. Только вот жалко — прихрамывает он.
— А ты всё-таки смелая! Всё смогла рассказать? — хихикнула Пондоги.
— Ну и намучилась я там — двух слов не могла связать… Но он, похоже, сам обо всём догадался.
Они переходили по каменному мостику, переброшенному через канавку.
— Ты умывалась? — спросила Гымнэ.
— Нет.
— Давай тогда умоемся.
— Здесь?
— Ну ладно, тогда пошли до ручья, там и умоемся!
Гымнэ вдруг остановилась и посмотрела в сторону деревни. Пондоги тоже оглянулась вслед за подругой.
Вдали, сбившись в кучу, чернели тёмные силуэты домов. Окутывающий поле и всё вокруг мрак прокрался и в их сердца.
— Ну и холод. Всё никак дрожать не перестану, — пожаловалась Гымнэ и снова зашагала. Пондоги тоже ещё больше съёжилась и засеменила вслед за подругой.
Долгое время они просто шли, не говоря ни слова. Деревня осталась далеко позади. Вдруг Гымнэ испуганно отдёрнула ногу.
— Ты что? — переполошилась Пондоги.
— Фу, напугалась, — сказала Гымнэ, снимая с ноги кузнечика и отбрасывая его подальше от себя.
Они снова продолжили путь.
— Как думаешь, что они сейчас делают? — спросила Пондоги.
— Что толку думать об этом? — недовольно проворчала Гымнэ. — Ты что, думаешь сейчас о нём?
— Нет, просто вдруг стало интересно, что же они сейчас делают…
— Что им ещё делать, спят себе, конечно… Спят все, как один… И храпят, как свиньи, ни о чём не подозревая… Брось уже думать про них, поняла?
— Хорошо. Просто… ты до этого упомянула генерала Ли Сун Сина, вот я и… — проговорила Пондоги, чувствуя, как в груди что-то сдавило.
— Кто знает? Может, они всё это выдумали — и про Ли Сун Сина и про Са Мён Дана[43], и про Ю Гван Сун[44]?
— И вправду, а вдруг они всё это выдумали, скажи-ка?
— То-то и оно.
— Но всё-таки с ними было так интересно…
Пондоги вспомнился их длинненький красный треугольный флажок. Он всегда был с ними, куда бы они ни ходили. И там, где был такой флажок, Пондоги вместе с остальными учились народным танцам под гармонику и пели хором. А также ходили в лес косить траву, которую потом, хихикая, перемешивали с коровьим навозом, делая компост. Ещё научились играть в игру «Ша-шечка, ша-шечка! И-ди сюда!» и наслушались рассказов про адмирала Ли Сун Сина. Прошлое лето было весьма суматошным — приехали на сельхозработы студенты. Их главной приметой были соломенные шляпы в виде снопа и, как у всех городских, белая-пребелая кожа, правда, вскоре почерневшая на солнце.
Шутки. Смех. Ах, тот весёлый смех! Хлопанье в ладоши. Поздние возвращения в деревню при свете колыхающихся в темноте факелов, сделанных из сосновых смолистых веток и заполонявших собою всю гравийную дорогу. Радостная усталость. Тихий шёпот. О, этот шёпот…
— Ты что, плачешь что ли? — спросила Гымнэ, обернувшись.
— Нет — ответила Пондоги. — Правда, не плакала.
— Идёшь молча, вот я и подумала, что ты плачешь.
Гымнэ снова принялась шагать.
— Тебе всё-таки больше повезло. Ведь вы даже письмами обменивались… — вздохнула Гымнэ.
— А разве ты не получала письма?
— Всего-то одно и было.
Вокруг становилось всё светлее. Пондоги шла и глядела, как покачиваются две косички на голове Гымнэ в такт её шагов. Впереди серебристо заблестела речка. Девушки отошли от деревни уже очень и очень далеко.
— Умоемся, что ли?
— Давай.
Они присели на корточки на камнях, проложенных через речушку. Студёный холод речной воды подобрался к их коленям. Ни одна и ни другая даже и не думали опускать руки в воду. Гымнэ сидела, полностью спрятав руки в рукава, а Пондоги так же как и подруга, сжавшись в комочек, сидела на корточках, обернув руки подолом юбки. Журчанье бегущей воды доносилось до них то громко, то едва слышно, будто издалека.
— Давай кто проиграет в «камень, ножницы, бумага», тот опустит первым руку в воду, — предложила Гымнэ.
— Давай!
Всё так же не вытаскивая руку из рукава, Гымнэ то сжимала, то разжимала ладонь в сторону Пондоги. Пондоги же, приподняв свою правую руку, закутанную в подол юбки, приготовилась к розыгрышу. Она посмотрела на обветренное осунувшееся лицо Гымнэ с посиневшими губами. Она была уверена, что выглядит точно также, как и подруга, и ей вдруг так захотелось увидеть маму, которая, ни о чём не подозревая, спала сейчас дома.
— Камень, ножницы, бумага! Камень, ножницы, бумага! — повторили они несколько раз, как будто про себя, еле шевеля губами, и выкинули руки. Гымнэ проиграла. Однако ж она втянула ещё глубже спрятанную в рукав руку и безучастно глядела сверху вниз на бегущую воду. Пондоги тоже, забыв о своём выигрыше, так же, как и Гымнэ, молча смотрела на реку. Вода быстро пробегала между камнями, из которых был сложен мостик, и утекала прочь. Показался сухой листик, плывущий по течению. Пондоги проводила его взглядом. Вдруг всё поплыло перед её глазами, затянувшись жёлтой пеленой, ей показалось, что её сейчас стошнит. Пошатнувшись, Пондоги попыталась встать на ноги. Если бы Гымнэ её не подхватила, то она упала бы в воду.
— Закрой глаза и не открывай, хорошо? — быстро проговорила Гымнэ.
Она осторожно усадила стоявшую с закрытыми глазами Пондоги и, смочив свою руку в воде, приложила её ко лбу подруги. И так несколько раз.
— Ну как? — спросила Гымнэ.
— Теперь нормально, — ответила Пондоги, открывая глаза. — Если мы и дальше так будем сидеть, то не успеем в город. Давай скорей умоемся и продолжим путь.
— С тобой правда всё в порядке?
— Ага, всё хорошо.
Они обтёрли лица смоченными в ручье руками, и, набрав в ладони воды, прополоскали рот. Затем встали и перешли ручей.
— Ты в порядке? — спросила Пондоги у Гымнэ.
— Голова чуть-чуть кружится, а так нормально.
Они шли уже не так быстро, как до этого. На востоке по небу расползалось бледно-розовое облако. И рисовые поля с выпавшим инеем тоже отливали розовым.
— А что, если нам прямо сейчас уйти далеко-далеко и остаться там жить? — проговорила Пондоги.
— Ты… ведь хотела бы родить? — спросила Гымнэ.
— Да нет, не то…
— Я знаю, что у тебя на сердце… Думаешь, я об этом не думала?
Некоторое время они шли, не говоря ни слова.
— А может мы и вправду уйдём подальше отсюда и заживём где-нибудь там? — предложила Гымнэ. И они обе тихонько рассмеялись, так как понимали, что это невозможно. Стоило только подумать об этом, как тут же несбыточные фантазии рассеивались как дым.
Но Пондоги всё же представилось некое далёкое место. Там живут люди, которые поют и танцуют народные танцы, там детки растут, как на дрожжах, там всегда рядом тёплые руки того студента. Куда же надо пойти, чтобы найти это место?
— И у меня и у тебя дома уже, поди, обнаружили, что нас нет, и устроили переполох, — проговорила Гымнэ, оглядываясь туда, где далеко позади осталась их деревня.
— Всё ведь быстро закончится? — спросила Пондоги.
— Сказали, что в больнице надо будет пробыть где-то полтора часа. Так что к обеду уже вернёмся домой.
— Мы, наверно, сильно изменимся, скажи?
— А разве уже не изменились?
— Что?
— Животы.
— Да ну тебя…
Они враз взглянули друг на дружку и беззвучно засмеялись, потупив глаза.
— У тебя за всё это время сколько раз шевелился? — спросила Гымнэ.
— Ещё ни разу…
— У меня раз было…
— Ма-аленький… Я бы тоже хотела, чтоб и у меня зашевелился…
— Да вру я всё, — рассмеялась Гымнэ.
— Как думаешь, какая разница, родишь ты с мужем или без мужа?
— Может, тот, кто должен был родиться мальчиком, родится девочкой?
— Да никакой разницы, кроме того, что отец ребёнка будет рядом.
— Но так ведь отца-то и нет?
— Как бы я хотела сейчас увидеть его…
— И я.
— Он тебе сильно нравился?
— Ага, а тебе?
— Мне — тоже. Но больше того, мне было его жалко. А ещё я верила ему…
— Интересно, что они сейчас делают?
— Да спят они, что им ещё делать… Спят и ни о чём не ведают.
— Сейчас, наверно, уже проснулись. И тогда, помнишь, они вставали рано и делали зарядку?
— Ага, точно. Тогда, скорей всего, уже встали.
— Как думаешь, если поехать в Сеул, можно будет их отыскать?
— Можно. А ну, и вправду, взять и поехать на эти деньги в Сеул?
Опустив головы, они медленно шли по дороге. Сумрак вокруг уже рассеялся, и вот-вот должно было взойти солнце. Вдалеке на полях показались люди.