Григорий Диков - Пастух
Как и предсказывала Мими, старая графиня тянула с выплатой Нилу Петровичу его доли. Трижды являлся он к ней в дом, и трижды уходил ни с чем. Поначалу Анна Федотовна ссылалась на то, что деньги положены в банк и она не может получить их без ее знакомого банковского управляющего, который уехал в Пятигорск и вернется только через месяц. Потом, когда управляющему пора было уже вернуться, старая барыня расхворалась и две недели не вставала с постели. На настойчивые предложения Нила пойти в банк она отвечала, что он хочет ее смерти, иначе не стал бы терзать старуху глупыми просьбами.
В начале декабря, когда Нил в очередной раз пришел за деньгами, графиня, продолжая стонать и жаловаться на здоровье, подорванное петербургской сыростью, достала из шкатулки три тысячи рублей ассигнациями И положила их перед Нилом. Доктор возмутился: по их уговору ему причиталось значительно больше. Оборвав его, старуха заявила, что остальные деньги она пустила в дело, вернуть их сейчас не может, и пригрозила забрать обратно и те три тысячи, что лежат на столе. Нил поспешно взял деньги, разложил пачки по карманам, откланялся и вышел на морозный воздух.
Было три часа пополудни, но слабое декабрьское солнце висело низко и на город уже спускались сумерки. Как назло, поблизости не оказалось ни одного извозчика. Хотя в стачках извозчики участия не принимали, их количество на улицах почему-то резко уменьшилось. Раньше Нил любил гулять и не прочь был пройтись по городу пешком. Теперь же он боялся быть узнанным и оттого чувствовал себя крайне неуютно. Надвинув поглубже шапку и подняв воротник, доктор быстрым шагом направился в сторону своего нового обиталища.
Расположенная в самом дальнем конце Кирочной улицы, квартира Нила Петровича выглядела не в пример скромнее его роскошного жилища на Литейном. Да и квартирой ее едва ли можно было назвать. Два месяца назад, вскоре после встречи Нила с Ларисой Дмитриевной, он узнал, что в полузаброшенном доме освободился третий этаж, который прежде занимала портновская мастерская. Это оказалось как нельзя кстати. Нил подкупил управляющего и в обмен получил связку ключей от черного хода и от самого помещения мастерской. Управляющий клятвенно заверил, что никому не сообщит о новом постояльце и не станет совать нос в чужие дела, за что и получил три червонца вдобавок.
Поднявшись наверх, Нил отпер скрипучую дверь и пошел по длинному коридору. В пустых боковых комнатах еще стояли портновские манекены, а на исшарканном паркетном полу валялись обрезки ткани, куски ваты и булавки. В конце коридора располагалась бывшая примерочная, а в ее углу находился огромный кожаный диван, на котором когда-то посетители мастерской ждали примерки.
На диване горой лежали одеяла и множество разномастных подушек. Когда Нил вошел, одеяла зашевелились и из-под них показалась рыжая встрепанная головка девушки. Это была Мими.
— Ну что? — спросила она, зевая и потягиваясь.
Нил взял у стены стул, поставил его рядом с диваном и сел. Забравшись рукой под одеяло, он нащупал горячую голую ногу рыжей ведьмы и сжал ее.
— Фу, какой ты холодный, Нил! Иди сюда, я тебя согрею! — сказала красавица и приподняла край одеяла. — Хотя подожди — прежде расскажи, что ты узнал от мерзкой старухи. Опять денег не дала?
Достав из кармана пачку денег, Нил помахал ею перед лицом Мими и положил на низкий столик рядом с диваном.
— Немного дала в этот раз, три тысячи. Но не это главное. Я теперь знаю, что деньги она держит не дома, но и не в банке.
При этих словах Мими подскочила в постели:
— Где, где она их держит, ты узнал?
От нетерпения глаза ее разгорелись, на бледном лице вспыхнул румянец.
— Еще нет, — спокойно ответил Нил, — но скоро узнаю. Мои люди день и ночь наблюдают за графиней и ее прислугой. Приходится платить им, и эти вот деньги, — Нил кивнул на пачку ассигнаций, — разойдутся очень быстро.
— Ничего, ничего, это мелочи! — с жаром ответила Мими. — Что же еще узнали твои люди, рассказывай!
Откинувшись на спинку скрипучего стула и расстегнув сюртук, Нил поведал подруге:
— Как мне сообщили вчера, на прошлой неделе графиня ездила в Москву с двумя лакеями и с кучером, а сегодня выплатила жалованье прислуге. Ну и мне перепало. Спиридон уверен, что у нее деньги в Москве запрятаны, а здесь она держит лишь небольшую их часть.
— В Москве? — удивленно спросила Мими. Потом, задумчиво наматывая на палец рыжий локон, добавила: — Ах, кажется, я понимаю причину. Графиня не любит Петербург — здесь холодно, сыро и бывают наводнения. В позапрошлом веке, когда мы еще изредка встречались и разговаривали, она мне пожаловалась, что живет в столице только потому, что сюда переехал двор, иначе ноги бы ее не было в этих краях. Слыхал ли ты, Нилушка, про наводнение 7 ноября 1824 года? Тогда водой размыло все кладбища, многие мертвецы всплыли наружу и плавали в гробах по улицам города. Говорят, что на беду затопило и фамильный склеп Анны Федотовны, в который она тогда забралась подремать, по своему обыкновению. Старуха, как была в саване — он у нее на эти случаи вместо ночной рубашки, — вплавь добралась до дома и проникла в комнаты через окно первого этажа, чем до смерти напугала лакея. С тех пор она постоянно простужена, чихает и кашляет. Так что все сходится. Видно, старухино богатство не здесь, а в Москве, или, может, еще где-то… Что будем делать, Нилушка? В Москву поедем?
Внимательно слушавший рассказ Мими Нил Петрович ответил:
— А то, что и раньше, — глаз не спускать, отслеживать каждый ее шаг. Пока же в Москву ехать рано. Эх, если бы раньше знать — вмиг бы все выведал через Отделение! А сейчас мне на Гороховую путь заказан. Впрочем, кто из заштатных филеров на меня прежде работал — те и сейчас работать будут, только плати. Мне это брат сказал, а он каждую собаку в охранке знает и сам у них на хорошем счету.
— А если, неровен час, у нас деньги кончатся еще до того, как мы место выведаем? — встревоженно спросила Мими.
— Не успеют закончиться, — успокоил ее Нил. — Немного ждать осталось — если не на этой неделе, так на следующей дело должно проясниться. Выручка за урожай из трех ее южных имений и с заводов на Волге обычно поступает в декабре. Как мне донесли, на будущей неделе графиня снова поедет в Москву, там примет управляющих и соберет с них деньги. Как только это случится, мне сообщат. А тут уж нам с братом надо смотреть в оба и ждать, когда и куда она с деньгами поедет. Так она нас сама к своему богатству приведет.
— Приведет, приведет, старая карга!.. — повторила рыжая ведьма. Глаза ее снова загорелись, Мими расхохоталась и вскочила с дивана. Подхватив один из стоявших в углу манекенов, она закружилась с ним в вальсе. Казалось, манекен ожил в ее руках, стал изгибаться и ступать в такт деревянной трехпалой ногой. Разноцветные обрывки ткани, прежде смирно лежавшие на полу, вдруг поднялись и, словно осенние листья на ветру, стали кружиться в такт неслышимой музыке. Впрочем, появилась и музыка; сперва едва слышно, а потом все громче и громче, будто снизу по лестнице поднимался военный оркестр. Кружась, Мими стала приближаться к Нилу и наконец, отбросив в угол манекен, села ему на колени и обняла. Манекен с грохотом покатился, ударился о стену и застыл. Музыка прекратилась, разноцветные лоскутки ткани, кружась, попадали на пол. Нил Петрович восхищенно глядел на улыбающееся, счастливое лицо Мими, любуясь ямочками на ее щеках, и думал: «Какой же дурак князь, что не захотел от нее ребенка!»
31. Кладбище
Ночью 12 декабря 1905 года в Москве, в арке, ведущей во внутренний двор серого пятиэтажного дома между Петровкой и Дмитровкой, можно было заметить несколько мужских фигур. Некоторые курили, другие тихо разговаривали, переминаясь с ноги на ногу. Холодный ветер, гулявший по улице, порывами залетал в подворотню и мел по земле сухой мелкий снежок. Мужчины стояли здесь давно и уже успели изрядно замерзнуть, когда с улицы донесся звук подъехавших саней и храп разгоряченных лошадей. Стоявшие в арке вышли и окружили сани.
— Ну что, узнали? — спросил один из ожидавших. Это был Нил Петрович, одетый в серое суконное пальто.
Возница, разгоряченный быстрой ездой, кивнул:
— Все, теперь точно известно! И место, и имя на могиле — все! Вот, мы даже зарисовали… — с этими Словами он протянул Нилу Петровичу сложенную вчетверо бумажку.
Доктор одобрительно хмыкнул, взял рисунок и протянул его мужчине, стоявшему за спиной. Этим мужчиной оказался его белобрысый брат, бывший келарь и лакей, а ныне человек неизвестно какого звания. Тот внимательно осмотрел рисунок и обратился к помощникам:
— Нечего время терять! До Ваганькова всего четверть часа езды, да только на Пресне завалы, рабочие оборону держат. Спиридон знает, как их объехать, он с кем надо договорился, нас пропустят.
