Ренат Беккин - Ислам от монаха Багиры
В этот день брат Диего написал гораздо меньше обычного, а днем ранее — меньше, чем накануне. Но как ни медли, как ни отодвигай час безутешного прощания с трудным и от того еще более любимым детищем, а рукопись надо заканчивать. За эту неделю аббат два раза наведывался к ним поинтересоваться ходом работы. Еще день-два, и все будет кончено.
Брат Диего отложил кисть, потер уставшие глаза и позвал безымянного монаха, дежурившего у входа в залу. Тот не замедлил явиться, и это означало, что Диего и Себастьян могут быть свободны. До утра.
Отправляясь спать после изнурительной работы над рукописью, брат Себастьян всякий раз старался хорошо выспаться, чтобы со свежими силами продолжить трудиться на следующий день. Обычно он сразу засыпал, едва только его тело касалось жесткого ложа в келье. Но в эту ночь сон отказывался соединяться с изнуренным телом брата Себастьяна.
Не спал и брат Диего. Беспокойно ворочаясь с боку на бок, он столь же отчаянно пытался предать себя сну, как когда-то десять лет назад отчаянно и бесповоротно предал себя христианской церкви.
Семья Абдурахмана (так тогда звался Диего) не стала покидать Уэски после ее завоевания Арагоном, поверив в привилегии, дарованные короной. Маврам разрешалось исповедовать свою религию. Особой грамотой короля мавры города были взяты под его личную защиту.
Но однажды все вдруг переменилось, и прежняя жизнь, размеренная и спокойная, неторопливо проходившая под благословенным небом Уэски, перестала радовать Абдурахмана. Он влюбился. Казалось бы, что в этом плохого? И дело даже не в том, что у него уже была жена. Сарацинская вера не запрещала иметь несколько жен. Но его возлюбленная была христианкой, и ее родственники ни за что не согласились бы отдать дочь за мавра. Однако любовь есть любовь, и Абдурахман с Марией продолжали тайно встречаться, — до тех пор, пока их не заметили вместе соседи Абдурахмана по альхаме. По законам мавров ему угрожала смертная казнь или, в лучшем случае, продажа в рабство.
Но юноша был молод и хотел любить, а не умирать. У него было два выхода: или бросить все и бежать с возлюбленной в дальние края — по большому счету — в никуда, подвергая опасностям себя и жену, или же остаться на родине и сохранить жизнь и любовь, приняв новую веру. Обратившиеся в христианство мавры, — неважно, добровольно или принудительно, — освобождались из-под юрисдикции мудехарской альхамы. Для Абдурахмана это был единственный шанс избежать смерти.
Через несколько дней после крещения новообращенный католик Диего обвенчался с Марией в церкви Святой Марии де Салес в многолюдной Сарагосе, куда молодожены перебрались подальше от неодобрительных взглядов уэскских мудехаров.
Дела их, можно сказать, шли успешно. Диего устроился писцом и переводчиком с арабского в канцелярию королевского прокуратора, а Мария занималась рукоделием и продавала свой товар на городском рынке. Но, как известно, счастья никогда не бывает много. Беда внезапно поразила их, как укус ядовитого животного.
Однажды, вернувшись с работы, Диего не застал дома Марии. Может быть, на рынке или у соседок, — подумал Диего и, не обнаружив на столе всегда поджидавшего его вкусного ужина, съел то, что попалось под руку. Но и к концу ужина Мария не появилась. Просидев в бесполезном ожидании весь вечер, Диего отправился на поиски супруги. Никто из соседей не видел ее. Диего исходил весь город, был на рынке, но так и не встретил Марии. Навстречу ему попадались лишь подгулявшие весельчаки, да стаи бездомных и вечно голодных собак.
Когда Диего, тяжело передвигаясь, вернулся под утро домой, его кто-то окликнул. Диего встрепенулся. Ему показалось, что он ослышался. Но его вновь окликнули. Оглянувшись, Диего увидел старуху, которая жила в соседнем доме.
— Не ищи ее, сынок, — прошамкала она, тяжело вздохнув. — Мария у герцога.
— Что?! — Диего схватил старуху за ветхие плечи. — Где?!
— У герцога. Я сама видела. Ее похитили его люди.
Через час запыхавшийся Диего уже стучался в ворота герцогского замка, возвышавшегося невдалеке от города на левом берегу Эбро. На удивление, ворота открылись почти сразу и вслед за тем два крепких стражника повалили Диего на землю и стали избивать его увесистыми башмаками. Протащив обмякшее тело Диего по путаным лабиринтам замка, охранники швырнули его на каменный пол в забытом Богом сыром подвале.
Возможно, Диего так и сгинул бы в катакомбах герцогского замка, но его спасло вмешательство королевского прокуратора, при котором состоял крестившийся мавр (прокуратор ценил и уважал Диего, а место, где его можно было отыскать, подсказала все та же старуха-соседка). Диего освободили, и только тогда он узнал, что случилось с его несчастной возлюбленной. Герцог, молодой прожигатель жизни, любитель охоты и женщин, приметил ее, когда направлялся к одной из своих любовниц, проживавшей на той же улице, что и Диего с Марией. Выждав, когда Диего не будет дома, приближенные герцога похитили Марию и привезли ее в замок. Герцог надругался над ней. Чтобы отомстить за свою честь, Марии пришлось изобразить смирение. Она упросила герцога остаться ночью подле нее, чтобы ей было не так страшно. Дождавшись, когда утомленный сопротивлением Марии и выпитыми бокалами вина, герцог уснет, Мария заколола его кинжалом (герцог был страстный любитель оружия и все стены замка были увешаны всевозможными мечами и кинжалами). На крик умирающего герцога в спальню ворвались стражники, но прежде, чем они успели схватить Марию, она нанесла себе смертельный удар в сердце…
Собрав все, что мог унести его безропотный, давно ничему не удивлявшийся мул Аделантадо и он сам, Диего в тот же вечер покинул город. В таких случаях в сказках говорится: шел, куда глаза глядят. Диего не знал, куда он идет, потому что ему просто некуда было идти. К вечеру он добрался до какого-то постоялого двора, где и решил провести эту ночь, возможно, последнюю в его жизни. Мысль о самоубийстве возникла у него еще в подвале герцогского замка и продолжала, время от времени, пощипывать его натянутые нервы.
Хозяин двора с трудом отыскал для Диего убогую комнатенку рядом с кухней, пропитанную запахом пищи. Мула пристроили в хлеву за отдельную плату.
Запершись в комнате, Диего обратился к размышлениям. Разговор с повстречавшимся ему нынче по дороге цистерианцем занимал его голову не один час. Монастырь! Шутка ли. Сказал бы ему кто о том, что он захочет в монастырь всего каких-нибудь пару дней назад — он наплевал бы в лицо этому человеку! Но теперь все изменилось, и слова монаха заставили Диего задуматься. Может быть, сам Господь послал ему этого человека, одной своей фразой заставившего его отбросить прочь мысль о самоубийстве?
Неизвестно, то ли монах производил приятное впечатление, то ли Диего был в таком состоянии, что ему непременно надо было высказаться, но едва только у них завязался обычный для случайных попутчиков разговор, как бывший писец рассказал монаху свою печальную историю, не скрывая своего желания поскорее расстаться с этим миром.
Монах внимательно выслушал Диего.
— Странно ты рассуждаешь, сын мой, — произнес он, столь же размеренно, сколь размеренными были его шаги, преодолевавшие полный неудобств путь. — Твое состояние мне понятно. Но ты сейчас не можешь принимать здравые решения. Не спеши погибать — это ты всегда успеешь в наше неспокойное время. Своим поступком ты приблизишь конец твоего пребывания в этом мире и освободишься от гнетущих тебя забот, но ты сделаешь невозможным встречу на том свете с той, что тебе так дорога. Твоя Мария, наверняка, уже в раю и с нетерпением ждет тебя там. А ты своим безумным поступком хочешь лишить ее радости встречи с тобой. Твои слова подтверждают, что ты еще не заслужил того, чтобы попасть в рай. Мой тебе совет: если сможешь, смирись и продолжай жить так, как жил раньше, а если не можешь — удались от тягот и соблазнов этого мира в обитель добродетели и благонравия…
Прошло почти десять лет. Брат Диего быстро завоевал авторитет и уважение братства своим трудолюбием и усердием в служении Господу. Но пытливый ум Диего не мог долго оставаться без знаний — самой сытной пищи в умиротворенных стенах монастыря. Диего стал проводить много времени в богатой монастырской библиотеке, изучая христианскую догматику. Благодаря хорошей памяти и трудолюбию, он быстро освоил труды христианских богословов. Сам аббат стал обращаться к нему за консультациями. Слава об учености Диего вскоре выпорхнула за пределы монастыря. Поэтому, когда возник вопрос, кому следует поручить работу над рукописью, первым, о ком вспомнил архиепископ, был Диего.
Диего молча выслушал слова архиепископа и аббата и беспрекословно подчинился — не спрашивая и не задумываясь. Он уже давно привык к тому, что кто-то принимал решения, а он их бездумно и беспрекословно выполнял. Так было лучше. Так было легче. Это позволяло забыться, не думать о том, что делаешь, будешь делать или когда-либо делал. Но на этот раз поручение, данное Диего, отличалось от того, что ему приходилось выполнять раньше. Не думать о том, что делаешь, было невозможно. Слишком о многом напоминала ему разложенная перед ним рукопись…
