Эльфрида Елинек - Похоть
Никто не вытягивает пьяную и увлеченную собой женщину за ее новую прическу из глубоких снежных ям, которые она сама себе выкопала. Уважаемая госпожа, жаль, что наши друзья уже уехали домой! Но мы-то еще здесь, и на нашей теплой груди висит на шнурке бейджик с абонементом, который позволяет нам перевалить через горы. Не хотим вас обижать, но вы расставили свою надежную палатку на самом ненадежном месте, все выглядит так, будто у вас вообще нет своего дома. Солнце стреляет в молодых людей лучами, потому что оно зайдет слишком рано. Но и в темноте сразу же сложатся пары. Мы вполне законно преодолеваем горы. Как мы себя там ведем, не способен определить никакой закон, кроме закона тяготения.
Мы с удивлением уворачиваемся друг от друга, но иногда не в ту сторону — в том направлении не стоит ни плевать, ни отливать, иначе сам в себя попадешь.
А другие? Выньте, к примеру, любого служащего из его запирающегося шкафчика! На лыжном склоне возвышается слуга, креатура послушания, существо без смысла, представляющее собой нечто, хотя и с голосом избирателя, и оно уверено, что вправе с усмешкой смотреть на эту женщину. Молодой человек в любой момент может поиздеваться над ней, и его молодой голос бьет женщину по обшивке. В конторе молодые люди осмотрительно обходятся с самими собой и со своим шефом, однако здесь они вместе со своими сухожилиями и костями растворяются в природе, словно были достаточно щедры, чтобы раздарить самих себя. Обрести бессмертие с помощью золотых медалей! А тот, кто во время слалома угодит в стойки ограждения, узнает на опыте, что о нем никто не печалится, — как в обычной жизни, когда ему доведется угодить между двух стремительно разбегающихся стульев!
Подо льдом ручья виснут связки форелей, зимой их не разглядишь. Друзья Михаэля сидят все вместе, радуются друг другу и смотрят на мир сквозь стекла солнечных очков. Михаэль, поднимая фонтан снега, съезжает по склону. Все будет хорошо, ведь сюда завернули симпатичные девушки, чтобы повертеться тут немного, а потом снова вернуться назад. Они равнодушно стоят напротив нас, напротив тех, кто не сияет ослепительным блеском, как недоступный снег там, на отвесной стене. Они живут еще слишком близко к тому началу, откуда они родом. Всех нас радуют новые вещи, но только юные девушки выглядят в них хорошо. Они такие, какие есть. Отрешенные от лугов, на которых пасемся мы, жирные коровы, стыдящиеся своих широких бедер. Мы утратили наше собственное начало, в таинственном блеске оно скрывается по ту сторону наших воспоминаний и не возвращается никогда. Да, мы лежим на мели не только в нашем социальном положении.
Давайте лучше развлечемся, занявшись вскрытием и расчленением (вычленением) людей: женщина вырывается из своей христианско-социальной среды и устремляется к студенту. На запястьях у него висят лыжные палки, словно остатки последа. Чувство, которое ночью было вознаграждено обильным семяизвержением, считает возможным, приняв человеческий облик, показаться на свету. Мы не привыкли к тому, что ветер свистит вокруг нас, мы живем в квартирах из двух с половиной комнат! Мы никогда не достигнем вершин, двигаясь по трудным тропкам, вершин, с которых бегут ручьи и скатиться с которых — настоящая вершина удовольствия! Вы и я, мы встретимся снова у киосков с горячим кофе и бутербродами, где нас ожидает бесчисленная толпа. Родина, в пределах которой не наступает вечер. Время, когда избегаешь многих, а встретиться желаешь лишь с немногими, чтобы мы, словно ненастная погода, могли повиснуть на плечах друг у друга, извечные противники.
Жена директора в норковой шубе и в облаке алкоголя бросается на грудь ее теперешнему хозяину. Вместе с ним она хочет покинуть этот мир, поплевывая фруктовыми косточками и распахнув настежь свое воскресное приложение. Она хочет еще раз начать заново, окруженная легким и ветреным Михаэлем. Будем принимать вещи такими, какие они есть: не Михаэль породил эту женщину, вовсе нет, ему препятствует время, которое прошло с момента ее рождения! Особенно здесь, где светло и где скрипит на морозе упряжь спортсменов. Однако на нее упал свет любви, — он светит нам с самого начала, но даже прикуриватель в машине светит ярче, — и этот свет повалил ее на землю, словно мешок с мусором, лопающийся налету. Местные жители смеются. Вдалеке погромыхивают грузовики похоти, вы разве не слышите? Лучше отойдите в сторону!
Людям не нужны законы, их поведение определяют чувства. От постоянного употребления женщина не становится лучше, но если она сама намерена посягнуть на молодого человека из местных — тут уж ни за что! Туг ловкие сыновья судьбы выставляют руки вперед и полностью укрывают себя. Женщина заливается краской, лицо ее блестит, и ее больше не существует. Она не появляется в видоискателе этого молодого человека. На его взгляд она некрасива. Молодежь растет сама по себе, как трава, занимается только собой и, прикованная к лыжам, будоражит деревенскую тишь и гладь. Будущее ей безразлично, все настоящее ей одинаково мило. Молодежь выгуливает сама себя. Ей принадлежит все, у нас же нет ничего, даже стула, на котором мы сидим в дорожном ресторане, где нас не замечает официант, отказывающийся взять нас под свое крыло. Герти прижимается к Михаэлю, однако соскальзывает по его измученной ветром синтетической одежде. Уютно укрытый своими сверстниками, он для этой женщины отрезанный ломоть. Он легок на подъеме, ему там нравится. Таких людей как он турфирмы помещают на обложках своих проспектов как подарок, как залог верности. Ему там тоже нравится, нравится в кафе и ресторанах, где можно тихо вдыхать прохладу воздуха и кондиционеров вокруг своей головы. Мы же, бледные фигуры, тяжелы на подъем, мы словно свинец привязаны к своим катетерам, по которым стекает наша бедная теплая водичка. Сами улицы для нас неприятны. Мы — горные странники, разлитые в бутылки, приученные к бутылкам, мы — провиант природы, в которой нам скармливают колбасу и сыр. Да, природе ведь надо дать возможность порадоваться, когда мы вдруг травим сами себя. В противном случае люди умирают из-за ее крутых дорог и холодных продуктов.
Михаэль уже наполовину удалился от нее. Свет светит и мертвым, но особенно ластится к нему, живому. Наши божественные спортсмены-олимпийцы привезли домой уже две медали, которые ластятся к их шеям, пока мы рассматриваем их обратную сторону: светильники славы, которые в телепередаче тянутся к нам с потолка, никогда до нас не доставая. Каким бы пустым и бесчувственным ни был Михаэль — в данном случае он самым честным образом празднует победу вместе с нашими парнями и девушками. Женщина ковыляет по глубокому снегу рядом с ограждением трассы и опускается на землю. Прочный трос, к которому лепятся кипы соломы, служит для того, чтобы женщину вместе с другими, кто не хочет быть извлечен наружу из своего закутка, отделить от спортивного народа, живущего на лыжных досках, из которых сколотят их собственный гроб (отделить от народа, что восторженно приветствует лыжников на площадях Героев: Карли Шранц — наш герой! За него мы все горой!). Тело женщины вытягивается в тугую струну желания, чтобы сократить расстояние между собой и исчезнувшей молодостью. Может, покатаемся на санках с друзьями? Нет, ни за что, михаэлева компания уже сложилась. Они постоянно друг у друга на виду и иногда с удовольствием остаются дома, чтобы поглазеть на картинки в специальных журналах и возвеличиться в глазах друг друга. Молодые мужчины, в которых женщина с удовольствием бы растворилась во сне: вместо того, чтобы носиться без толку, они надеются, что скоро их вынесет на самый верх, на командные этажи. Сегодня они весело разгуливают в глубине леса, и там же неспешно шествуют охотники.
Женщина поднимается, торкается то в одну, то в другую сторону и снова садится в снег, такого посетителя обслуживать никак невозможно. Свой собственный трактир она принесла с собой. Она отпивает из бутылки. Михаэль со смехом окликает ее, и тут уже другой маленький полубог из его собственной чаши (из банки с пивом), который наносил урон врагам одним только своим присутствием, протягивает руку и со смехом тянет Герти к себе, чтобы вызволить ее из сугроба. Он тянет ее за рукава. Скоро ему кажется, что дело идет слишком медленно. Он выдергивает ее из глубины на мелководье трассы, куда он сам не хотел бы попасть и где можно оставить детей одних, без присмотра, а через час они вернутся с раскрасневшимися от солнца лицами. Животные умолкают под грузом облаков, это не предвещает ничего хорошего. Их всегда ведут на забой в другое место, где кровь брызжет во все стороны. Женщина почти бездумно уставилась своей свежевызолоченной головой в белый свет. Она снова падает, и ее снова волокут дальше. Те, кто поближе, запускают ей руки под шубу. Бывает так, что ребенок долго теребит свой половой орган, а потом с восторгом узнает о себе что-то новое. Женщина разметала свою новую прическу по снежному насту. Норковая шуба покрывает Герти с головой. Перед небогатыми домами в деревне спотыкаются и падают дети с тяжелыми ведрами в руках. Дома построили прямо у воды, земля там была влажная и дешевая (очень похожая на наши мечты о противоположном поле!). Люди там ежедневно тащат в рюкзаках наверх всю тяжесть нагорного креста, чтобы Бог знал, за что он взял на себя всю эту муку.
