Эльфрида Елинек - Похоть
Вперед, только вперед, назад мы не смотрим, ведь сзади глаз у нас нет. Женщина ввинчивается в землю высокими каблуками. Любители зимнего отдыха с удивлением колышутся, словно лодки на рекламном плакате с видами природы, на котором все соответствует друг другу, и только одна эта женщина не вплетает свой голос в хор общего веселья. Человеческая река непрерывно несет свои волны вниз по склону. Тем уютнее и вкуснее мы станем! Сплошь туристы. В зените лыжных костюмов, гонимые летом с горы на пляж и, едва пристав к морскому берегу, снова желающие, чтобы наступила зима, чтобы оказаться там, наверху, где они надеются найти свою сладкую дольку: главное — быть там, где все! И изливаться в котел долины как можно с большей высоты, как можно больше бросаясь в глаза и как можно приятнее. Правда, от глаз их начальства они хотели бы спрятаться, когда вдруг прямо перед ними вырастает их шеф и гудит, как пропановая горелка. Как мило, такая приятная голубая куртка с капюшоном, подбитым мехом, а из под нее выглядывает свитер, красный словно щеки, пунцовые от пощечин! Мы готовы поддаться искушению и позабыть о том, что нам ничто толком не подходит — ни наш торс к нашим бедрам, ни наши головы к нашим ногам, словно мы, каждая сама по себе, принадлежим разным людям. (Так уж мы сложены, зрелые женщины. По дороге мы как-то подрастеряли свои формы, да, влюбиться в нас теперь нельзя!) А люди эти в свою очередь жутко отличаются друг от друга, и подобное отличие известно только низшим слоям общества, подвергаемым унижениям. Взгляды наши привязаны к скорбным памятным крестам по обрывистому краю горнолыжной трассы, но разодеты мы в пух и прах. Уникальное зрелище!
Рабы и рабыни спорта скучились группками, галдят, курят и выплескивают себя до дна. Им почти нечего сказать друг другу здесь, на лыжной станции у подножия горы, где они с улыбкой на устах встали на якорь. Все их впечатления связаны с принципом — есть, чтобы жить! О еде они и разговаривают. Фейерверком своей болтовни они освещают себя и землю вокруг намного ярче, чем те, кому следует эту землю возделывать. Туризм — гарантия нашего благосостояния! Они собирают разбросанные там и сям вещи, а снег пригибает к земле ветки деревьев. Резкий свет, которого не чувствуешь под нейлоновой одеждой, пробивает себе путь в красивых сугробах, в снегу, покоящемся на том, что когда-то было лугом и напитывалось водой. Теперь воде не просочиться в землю. Мы вытоптали ее и покрыли лаком наших стремительных лыж. Каждый из этих людей подозревает себя в том, что именно он — лучший лыжник на крутом склоне, а значит, жизнь их нашла удачный конец. Зимой, когда земле надо спать, ее будят громкими криками. Лица их источают шум. Люди за несколько секунд преодолевают расстояние, отмеренное им, устремляются по склонам, на которых они не чувствуют уже ни крова над собой, ни почвы под ногами. Летят вниз невинные дети. Давайте не будем больше влезать в нашу оригинальную упаковку и без нужды расставлять ноги пошире, мы ведь научились безупречному параллельному полету! Мы можем заткнуть за пояс чемпиона мира, это касается и наших лыж, оставляющих борозду, вполне сопоставимую с нашими размерами. Отличный денек. Молодые люди обнажают головы.
Снег падает на них, но нечего бояться, он к ним не прилипнет. Австрийский союз горнолыжников не боится наших душ, он прочно охватывает члены нашего тела, оскорбленные самолюбием, и сломя голову тянет нас вниз. На наши бедра он накладывает новые повязки, и следующей зимой мы снова приедем сюда и пробьемся дальше и выше! Надеемся, что нас не будут отгонять, как назойливых мух, по причине нехватки снега!
Мы струимся в долину как песчинки в огромных часах мира. Острые канты, которые нам не раз пытались сгладить, режут наст, разрезают снег, на котором знаки и рисунки объединяются в одно целое: все против всех на этом белом праздничном покрывале, на которое мы высыпаем себя, словно крупицы грязи. Почти все здесь принадлежит Австрийскому управлению лесного хозяйства, а остаток, сладкий нектар в несколько тысяч гектаров, — собственность дворянских семей и прочих домовладельцев, владеющих лесопилкой и состоящих в прочном, долгосрочном, скрепленном кровью соглашении с бумажной фабрикой. Кресла подъемника — в них сказанное невзначай приобретает свой смысл! Чудесно. Все мы хотим перемен, они приносят с собой только хорошее, и горнолыжная мода с каждым годом меняется к лучшему. Земля торопливо принимает спортсменов и спортсменок, отец не берет их на руки, когда они устают, но вот появилась женщина, жена директора бумажной фабрики: подойдите поближе, если вы еще можете двигаться на ваших подпорках, я уверена — из вашего рта сразу прольется наружу немного света!
Михаэль смеется, и солнце прочно держится за него. За несколько десятилетий эта местность изменилась настолько, что принимает лишь таких людей, которые ей полезны. Крестьяне теперь бесполезны, и они сидят дома перед телевизором. Долгое время они были угрюмыми спасателями этой страны и дерзили аграрным кооперативам, но все это в прошлом. Да, перемены, перемены — это новое платье, которое наполняет завистью наших соседей и заполняет ночные бары до пределов их вместимости. Мы в нашей разноцветной одежде стали съедобными, когда лежим в окрестных лесах с переломанными костями на досках, которые прежде обгладывали дикие звери, а сегодня под воздействием гложущей боли означают для нас весь мир. И все же — мы желаем быть дикими! Громко кричать, так что нас далеко слышно и нас пугаются лавины, в которых мы храним себя. Если однажды выпустим на волю чувства. Подняться над собой и усесться на выступ скалы! А гора плюется каменными осыпями в людей, утративших осторожность. Здешние места такими людьми нынче только и кормятся, и питейные заведения полны народу, приходящегося нам по вкусу.
Женщина полагает, — и она заблуждается, как мы блуждаем по нашим редким лесам, — что вчера она набросила на молодого человека жутко сверкающую сеть. Она набросила на него свой грозный образ, и теперь молодой человек держит ее фотографию в складке под грудью (в довольно короткой вытачке) и постоянно ее разглядывает. Ему не стоит больше прятаться от нее. Ей мало втайне мечтать о нем, в ней непрерывно звучит глухой голос алчности. Горный склон отбрасывает назад ее трели, на что они ему сдались? У него есть своя собственная стереоустановка, ведь со всех сторон здесь кричат люди, словно их режут, словно они врезаются прямо в бурю своими узкими острыми боками. Женщина хочет воссиять под взглядами Михаэля, более не нуждаясь в ночной тьме, когда ни зги не видно. От того, чтобы предстать здесь в истинном, природном облике, ее удерживает лишь особая смелость, держит в узде, которую набросили на нее лыжные полозья и презрительные взгляды съезжающих со склона туристов. Каблуки ее туфель, здесь неуместных, ввинчиваются в снег склона. Разве она не замечает, как она уже почти карабкается в гору, вздымаемая чувством? Куда заведет ее судьба, я имею в виду — куда заведет ее ловкость, с которой она движется на этих непригодных для ходьбы приспособлениях? Она вся уже вымокла, каблуки пробивают зияющие отверстия. Нам, женщинам, следует разбрасывать себя по лугу твердой рукой, бросать себя на паркет заведений, где нам предстоит выдержать испытание под взглядами стервятников и лихачей, вовсе неспособных оценить направление нашего вкуса. И все же в спорте мы тоже хотим добиться большего, чем одних насмешек! Мы хотим, чтобы нас признавали в любом месте (ваш билет, да, все в порядке!), нас всегда нужно открывать подходящим способом, чтобы можно было снова захлопнуть с громким стуком. Творческое начало истощается очень быстро, и мы узнаем то, что мы должны узнать, а именно, способны ли мы поместиться в пахотной борозде, в которую нас бросили.
Никто не вытягивает пьяную и увлеченную собой женщину за ее новую прическу из глубоких снежных ям, которые она сама себе выкопала. Уважаемая госпожа, жаль, что наши друзья уже уехали домой! Но мы-то еще здесь, и на нашей теплой груди висит на шнурке бейджик с абонементом, который позволяет нам перевалить через горы. Не хотим вас обижать, но вы расставили свою надежную палатку на самом ненадежном месте, все выглядит так, будто у вас вообще нет своего дома. Солнце стреляет в молодых людей лучами, потому что оно зайдет слишком рано. Но и в темноте сразу же сложатся пары. Мы вполне законно преодолеваем горы. Как мы себя там ведем, не способен определить никакой закон, кроме закона тяготения.
Мы с удивлением уворачиваемся друг от друга, но иногда не в ту сторону — в том направлении не стоит ни плевать, ни отливать, иначе сам в себя попадешь.
А другие? Выньте, к примеру, любого служащего из его запирающегося шкафчика! На лыжном склоне возвышается слуга, креатура послушания, существо без смысла, представляющее собой нечто, хотя и с голосом избирателя, и оно уверено, что вправе с усмешкой смотреть на эту женщину. Молодой человек в любой момент может поиздеваться над ней, и его молодой голос бьет женщину по обшивке. В конторе молодые люди осмотрительно обходятся с самими собой и со своим шефом, однако здесь они вместе со своими сухожилиями и костями растворяются в природе, словно были достаточно щедры, чтобы раздарить самих себя. Обрести бессмертие с помощью золотых медалей! А тот, кто во время слалома угодит в стойки ограждения, узнает на опыте, что о нем никто не печалится, — как в обычной жизни, когда ему доведется угодить между двух стремительно разбегающихся стульев!
