Вадим Смоленский - Записки гайдзина
Этнографический музей встретил нас стендом с русскими народными инструментами. На нем присутствовали: лопата, коса, борона, мотыга, топор, колун, грабли и вилы. Все грязное и ржавое. Осмотрев экспозицию, мы перешли к следующему стенду – с различными лаптями, валенками, картузами, поддевками и плисовыми шароварами. Далее демонстрировались балалайки, домры, гусли, баяны, гармошки и жалейки.
– Ну, – спросил Короедов, – интересно, да?
Берлогин посмотрел на него как-то странно. По его небритой щеке стекла струйка пота. Прохлады в музее не было. Скорее, наоборот.
Следующий экспонат занимал отдельный стол и представлял собой большой трехведерный самовар. Он был пузат и внушителен. В его начищенных зеркальных боках отражались топоры и балалайки. Но заинтересовал меня не сам самовар, а стоявшая под ним табличка. Белая табличка с черной надписью. Сверху слоговая азбука: са-мо-ва-ру. Ниже, в скобках – три иероглифа.
Ах, что это были за иероглифы! Праздник для мнемониста.
Располагавшийся справа походил на структурную схему какого-то хитрого агрегата – подобных схем я много зарисовал в студенческие годы на лекциях по компьютерной архитектуре. Четыре квадратика, «черных ящика» – два сверху, два снизу – и между ними шина обмена данными, горизонтальная линия с ответвлениями. Древний китайский каллиграф гениально предугадал появление кибернетики. «Устройство», «прибор» – так трактовался сей знак.
«Сапоги мои того, пропускают аш-два-о» – провозглашал иероглиф в центре. Мнемоническое двустишие для юных химиков тоже было предвосхищено в древнем Китае. Тощий и длинный сапог со вздернутым носком погружался в толщу H2O – ее уровень обозначался слева от сапога горизонтальной линией, переходящей в изящный диагональный штрих; справа же из сапога выливалась через дырку переполнявшая его H2O, унося с собою роковой гвоздь, причину беды. Те, кто еще не забыл уроки химии, помнят, что такое H2O. «Вода» – таков был смысл этого знака.
И, наконец, левый – самый первый, если читать по порядку. Две льдинки плюс комбинация «приказ». Впрочем, приказ здесь был ни при чем, он только подсказывал чтение; а весь смысл заключался в маленьких штрихах-льдинках сбоку от приказа. «Холод» – вот каков был скрытый в них намек, и вот каково было значение всего иероглифа.
РЭЙ – СУЙ – КИ, – сложились в моей голове чтения трех знаков, образовав слово, которое на русский язык перевелось так:
«Устройство для охлаждения воды».
Я беззвучно затрясся и показал на табличку Короедову. Он хмыкнул. Из угла за нами наблюдала молоденькая служительница музея в строгой блузке и очках. Предвкушая особый кайф, я подозвал ее классическим японским жестом, помахав вверх-вниз сложенной в лодочку ладонью.
Она подошла.
– Простите пожалуйста, – обратился я к ней. – Вы не могли бы пояснить, что это за устройство и как оно работает?
Вопрос не застал ее врасплох.
– Это называется самовару, – сказала она, со знанием дела снимая крышку. – Видите, здесь полость. Сюда заливается вода. А вот сюда, в эту трубу, кладется лед. Вода остужается, и потом ее можно пить. Наливается через краник.
Короедов вполголоса переводил ее слова Берлогину. Тот стоял донельзя серьезный, и пот растекался у него по бровям.
– Хорошо, – сказал я. – Но откуда в таком случае берется лед?
– Лед берется из холодильника, – невозмутимо ответила служительница. Наверное, вопрос показался ей идиотским.
– Так-так... Из холодильника берется лед и кладется в трубу. А не проще было бы сразу поставить воду в холодильник?
Этот вопрос заставил ее задуматься. Но лишь на считанные секунды.
– Русские не делают так потому, – сказала она, – что в России очень дорогая электроэнергия.
Я почувствовал, что пора завязывать. Предвестие судорог уже щекотало мою диафрагму. Еще один такой ответ – и я потеряю самоконтроль, безобразно заржу, повалюсь на трехведерный экспонат и опрокину его на пол.
– Понятно, – сказал я с легким поклоном. – Спасибо вам за объяснения.
– Не стоит благодарности.
Она тоже поклонилась и отошла обратно в свой угол. Берлогин проводил ее недоуменным взглядом.
– А чего мы ее отпустили? – спросил он. – Надо было поправить!
Короедов сделал задумчивую мину и покачался на носках.
– Видишь ли, Сережа, – сказал он, – барышню, конечно, просветить можно. Но практических последствий это не поимеет. Над ней начальство, которому мы не указ. Более того, я думаю, они прекрасно знают, как функционирует самовар. Но из каких-то высших соображений поддерживают ложную версию.
– Ложную?! Из высших?!
– Ты не горячись. Ты бизнесмен, должен понимать. Тут делают деньги на стереотипах. Хорошо все, что служит имиджу. Россия – это страна снега и льда. Это не страна угля и щепы. Поэтому в самоваре должен быть лед, а не уголь. И совершенно неважно, что это не стыкуется с элементарной логикой. У бизнеса логика своя. Понимаешь?
Берлогин вытянул руку и отодвинул Короедова в сторону.
– Девушка! Иди сюда, – он поманил служительницу толстым пальцем. Она втянула голову в плечи и подбежала семенящим шагом. – Слушай, что я скажу. – Он стащил крышку с самовара и со звоном брякнул ей об стол. – Сюда, в эту дыру – мужики, переводите, не стойте – кладется никакой не лед, ты поняла? Уголь туда кладется, щепа, шишки всякие. И поджигается. – Он выхватил из кармана зажигалку и высек огненный язык. Девушка отшатнулась с перекошенным лицом. – И оно горит, оно греется, понимаешь? Мужики, чего вы не переводите?
– Сережа, Сережа... – пытался утихомирить его Короедов.
– Оно не для холода, оно чтобы кипятить! Поняла или нет?
Девушка отступила на шаг, на два... Потом пробормотала:
– Подождите минуточку...
И опрометью бросилась вон из помещения.
– Так, – сказал Короедов, – побежала за начальством. Лучше бы нам уйти.
– Никуда не пойду, – упорствовал Берлогин. – Все скажу начальству!
– Сережа, ты хочешь сохранить наш бизнес?
– Есть вещи выше бизнеса!
– Ч-ч-черт, – занервничал Короедов, – не хватало еще...
Он схватил меня за локоть, чтобы убежать хотя бы вдвоем, – но было поздно. В помещение стремительно вошел давешний начальник в белой рубашке. Из-за спины у него опасливо выглядывала музейная служительница.
– Вы не волнуйтесь, – сказал Короедов, улыбаясь как можно безмятежнее. – Имело место маленькое недоразумение, мы его разрешили...
Берлогин сгреб самовар в охапку и подошел к начальнику.
– Это, – сказал он, – чтобы кипятить!
Начальник робко взялся за самоварную ручку и несильно потянул на себя.
– Это нельзя, – промямлил он. – Это экспонат...
– Туда уголь, – Берлогин тыкал пальцем внуть самовара, – а сверху трубу. Чтобы тяга была. Или сапогом. – Он схватил валенок со стенда, приладил его к самоварному жерлу и изобразил раздувание сапогом. На физиономии начальника нарисовалось смятение и ужас. Он пришибленно стоял и нелепо взмахивал руками, как пингвин крыльями. Короедов схватился за голову и вышел вон.
– Сергей! – сказал я. – Товарищ все понял. Он сделает нужные выводы. Давай поставим посуду на место.
Вызволив экспонат из берлогинской охапки, я водрузил его обратно на стол. Берлогин тяжело дышал, и пот лил с него обильными струями.
– Скажи ему, что я был форвард таранного типа!
– Этот человек раньше играл в футбол, – перевел я.
– М-м-м-м... – сдавленно промычал начальник.
Я отобрал у Берлогина валенок, приткнул его на стенд между лаптей и вытолкал экс-футболиста на улицу, поминутно оборачиваясь, лепя мелкие поклоны и бормоча извинительные формулы. Самовар блеснул нам на прощание своим медным боком и потух.
На эстраде стояла румяная тетенька и дула в жалейку. Сгорбившийся Короедов сидел на скамеечке и глядел в асфальт. Мы подошли к нему. Одновременно подошел Вяколайнен, неся папаху под мышкой.
– Ну, как музей? – улыбнулся он. – Правда, смешной?
– Ага, – кивнул я. – Забавный.
– Сходите еще к мамонту.
– Во-во, – поднял голову Короедов. – Сходи, Сережа, навести мамонта. Там ведь наверняка ошибка! Типа «русский народный зверь, холоднокровный, питается снегом, запекся в горячих песках». Давай, объясни им чисто конкретно про русских зверей!
– Чего за мамонт-то? – спросил Берлогин. – Может, правда сходить?
– Это из Питера мамонт, – объяснил я. – Зоологический музей сдает в аренду по бедности. Только нас туда не пустят, у нас билеты без мамонта.
– Все вам будет теперь, – процедил Короедов. – И билеты с мамонтом, и Лайма Вайкуле, и пиво, и гейши, и небо в алмазах. Заслужили!
– Ладно тебе, Короедыч! – хлопнул его по спине Берлогин. – Не убежит никуда твоя Лайма Вайкуле. И вообще, почему обязательно Лайма Вайкуле? Кто такая Лайма Вайкуле? Привези лучше Роксану Бабаян!
