Раймон Кено - Упражнения в стиле
— Ну, — ответил Шарль.
— Перестань стругать идиота. Быстро беги за Марселиной. Ты уже действуешь мне на нервы.
— Видишь ли, — надменно произнес Шарль, — я занят.
— Это ж надо! — разорялся телефон. — Подумать только, он занят! Да чем ты таким можешь быть занят?
Шарль энергично прикрыл ладонью говорильную часть трупки и, повернувшись к Мадо, спросил:
— Ну так что: да или нет?
— Да, — зардевшись, ответила Мадо На Цырлачках.
— Точно?
— (жест).
Шарль убрал руку с говорильной части и сообщил по-прежнему наличествующему на другом конце провода Габриелю следующее:
— У меня для тебя важная новость.
— Плевать мне на нее. Беги...
— За Марселиной, я знаю.
И тут же стремительно затарахтел:
— Мы с Мадо На Цырлачках только что обручились.
— Прекрасная идея. Знаешь, я раздумал, не стоит...
— Ты понял, что я тебе сказал? Мы с Мадо На Цырлачках поженимся.
— Что поделаешь, раз уж вам охота. Да, так вот, не стоит беспокоить Марселину. Скажи ей только, что я веду малышку в «Золотой петух» посмотреть представление. Меня сопровождают самые что ни на есть иностранные туристы и несколько друзей — короче, целая компания. Так что сегодня вечером я не могу ударить в грязь лицом. Тем более Зази увидит мой номер, это для нее большая везуха. Слушай, гигантская мысль! Ты тоже должен прийти вместе с Мадо На Цырлачках, заодно отметим ваше обручение. Что ты на это? Спрыснем слегка, я плачу, к тому же представление посмотрите. И этому старому хрену Турандоту передай, пусть тоже приходит вместе с Зеленцом, если сочтет, что тому будет интересно. Да, и не забудь Пьянье. Чертов Пьянье.
На сем Габриель рассоединился.
Шарль оставил трупку болтаться на проводе и, поворотясь к Мадо На Цырлачках, произнес следующие достопамятные слова:
— Ну так что? Решено?
— И подписано, — подтвердила Мадлен.
— А мы с Мадлен женимся, — сообщил Шарль вернувшемуся Турандоту.
— Хорошее дело, — одобрил Турандот. — Ставлю вам подкрепляющего, чтобы спрыснуть это событие. Хотя мне жаль терять Мадо. Она хорошо работала.
— А я и не собираюсь уходить, — сказала Мадлен. — Что ж мне подыхать дома со скуки, пока он крутит баранку?
— Правильное решение, — согласился Шарль. — По сути дела ничего не изменится, вот только пистоны я ей теперь буду ставить на законном основании.
— В конце концов все примиряются с неизбежным, — заметил Турандот. — Чего пить будете?
— Мне без разницы, — ответил Шарль.
— На этот раз обслужу тебя я, — сказал Турандот Мадлен, галантно хлопнув ее по заду, чего он никогда не позволял себе в нерабочее время, а в рабочее проделывал лишь для подъема общего настроения.
— Шарль мог бы выпить ферне-бранка, — предложила Мадлен.
— Да его ж в рот взять невозможно, — сказал Шарль.
— Но в полдень ты же заглотнул стакашок, — возразил Турандот.
— Да, верно. Ну, тогда мне божоле.
Чокнулись.
— Значит, за ваши законные половые пистоны, — провозгласил тост Турандот.
— Спасибо, — сказал Шарль и утер губы фуражкой.
После чего сообщил, что у него еще есть одно дело: надо пойти предупредить Марселину.
— Не беспокойся, милый, — сказала Мадлен, — я схожу.
— А чего ей до того, женишься ты или нет? — удивился Турандот. — Завтра узнает, ничего с ней не станется.
— Нет, с Марселиной совсем другое дело, — объяснил Шарль. — Габриель просил передать ей, что берет Зази с собой, и заодно пригласил всех нас, включая и тебя, к себе в заведение выпить по стаканчику и посмотреть его номер. Так что выпьем по стаканчику и, надеюсь, повторим не раз.
— У тебя вабще никаких моральных принципов, — сказал Турандот. — Ты что же, пойдешь отмечать помолвку в ночное заведение для пидоров? Не спорь со мной: у тебя никаких моральных принципов.
— Ты говоришь, говоришь, — выступил Зеленец, — и это все, что ты можешь.
— Перестаньте спорить, — сказала Мадлен. — Я пойду предупрежу мадам Марселину, а потом переоденусь, чтобы пойти смотреть нашего Габи нарядной.
И она упорхнула. Взлетев на третий этаж, новоиспеченная невеста позвонила в дверь. Ах, ни одна дверь, в которую так грациозно звонят, не посмела бы не открыться. Так что открылась и эта.
— Здравствуйте, Мадо На Цырлачках, — кротко приветствовала Марселина.
— Дело в том... — начала Мадлен, пытаясь перевести дыхание, несколько сбившееся вследствие подъема по лестничной спирали.
— Зайдите выпейте стаканчик гранатового сиропа, — кротко прервала ее Марселина.
— Но мне еще надо одеться.
— Глядя на вас, я не сказала бы, что вы нагишом, — кротко заметила Марселина.
Мадлен зарделась. Марселина кротко промолвила:
— Я не вижу, почему бы нам не выпить по стаканчику гранатового сиропа? Как водится, в женской компании...
— Да нет...
— У вас взволнованный вид.
— Я только что обручилась. Сами понимаете.
— Вы в положении?
— Пока нет.
— В таком случае вы не можете отказать мне выпить со мной по стаканчику гранатового сиропа.
— Ну раз вы так настаиваете...
— Я нисколько... — кротко ответила, опуская глаза, Марселина. — Заходите.
Лепеча какие-то неловкие формулы вежливости, Мадлен вошла. Когда ей предложили сесть, села. Хозяйка дома притаранила два стакана, графин с водой и литровку гранатового сиропа. Она осторожно налила изрядную порцию этого напитка в стакан гостьи, себе же нацедила не больше чем на палец.
— Я вообще-то воздерживаюсь, — кротко объяснила она с таинственной улыбкой.
Она развела сироп водой, после чего обе с изысканными гримасками стали попивать его маленькими глоточками.
— Итак? — кротко осведомилась Марселина.
— Позвонил мосье Габриель, — сказала Мадлен, — что он повел малышку к себе в кабаре, чтоб она посмотрела его номер, и заодно пригласил нас с Шарлем отметить там нашу помолвку.
— Так значит, это Шарль?
— А кто ж еще... Человек он серьезный, и потом мы знаем друг друга.
Улыбаясь, они смотрели друг на друга.
— Скажите, мадам Марселина, — спросила Мадлен, — что бы мне наблочить на себя по такому поводу?
— На обручение, — кротко отвечала Марселина, — надевают белое средней длины с приметами серебристой девственности.
— Ну, насчет девственности я бы не преувеличивала, — заметила Мадлен.
— Так принято.
— Даже если идешь в ночное кабаре для педиков?
— Это не имеет значения.
— Да, да, конечно, конечно, но у меня нет умеренно белого платья с приметами серебристой девственности и даже завалящего костюмчика-двойки с паршивенькой блузкой и поясом для чулок — и то нет. Как же мне быть? Ну скажите же мне, скажите, что мне надеть?
Марселина опустила голову, и по всему ее виду было ясно, что она пребывает в глубокой раздумчивости.
— В таком случае, — кротко сказала она, — почему бы вам не надеть малиновый жакетик с плиссированной желто-зеленой юбкой, которые я видела на вас на балу четырнадцатого июля?
— О, вы обратили внимание на мой жакет?
— Ну да, — кротко подтвердила Марселина. — Я обратила на него внимание (молчание). Вы были обворожительны.
— Как это мило, — сказала Мадлен. — Значит, иногда вы обращаете на меня внимание?
— Ну да, — кротко подтвердила Марселина.
— А вот я, — сказала Мадлен, — я считаю вас такой красивой...
— Правда? — с кротостью осведомилась Марселина.
— Да, чистая правда, — с убежденностью отвечала Мадо. — Вы потрясно красивая. Мне бы жутко хотелось быть такой, как вы. Вы такая вся аппетитная. И при этом такая элегантная.
— Не преувеличивайте, — кротко промолвила Марселина.
— Нет, нет, вы потрясно красивая. Но почему мы вас так редко видим? (молчание). Мы были бы рады видеть вас чаще. Я (вздох) была бы рада видеть вас чаще.
Марселина потупила глаза и кротко зарделась.
— Так почему бы, — упорствовала Мадлен, — нам не видеться чаще? Ведь вы такая цветущая, если вы позволите мне так выразиться, и вдобавок такая красивая. Почему?
— Потому что я не люблю мозолить глаза, — кротко отвечала Марселина.
— И не надо мозолить, вы могли бы...
— Не уговаривайте, дорогая, — сказала Марселина.
И они обе замолчали, погрузившись в задумчивость и мечтательность. Время еле текло. Они слышали, как вдали, на улицах, медлительно спускают в темноте шины. В приоткрытое окно они видели, как на гриле телевизионной антенны мерцает, тихонько пощипывая, лунный свет.
— Да, пожалуй, вам пора пойти одеться, если вы не хотите пропустить номер Габриеля, — кротко сказала Марселина.
— Пора, — согласилась Мадлен. — Значит, я надеваю яблочно-зеленый жакетик с апельсинно-лимонной юбкой четырнадцатого июля?
