Филип Дик - Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

— Обертоны, — говорил между тем Найт. — Гармонические призвуки. Это то, чего изредка добивается Будапештский струнный квартет. Они работают на инструментах, имеющих лады. — Он выключил проигрыватель. — Слышал что–нибудь похожее?

— Нет, — сказал Эл.

— Не то что старый барбершоп, верно? Это тебе не братья Миллз. — Убирая пластинку, Найт повернулся к Элу: — Что ты об этом думаешь? — Он смотрел на Эла очень серьезно.

— Самая худшая дрянь, какую мне только доводилось слышать, — признался Эл.

Серьезное выражение лица Найта ни в малейшей мере не изменилось.

— Ты прав, — сказал он. — Ты выразился совершенно правильно. Но ты упускаешь главное. Это хорошо, потому что это так плохо. В то, что ты слышал, вложено много времени, таланта и искренности. Чтобы произвести такой звук, потребовалось много жестоких разочарований и пота. И это присутствует в звуке, ты можешь это расслышать. Такая штука появилась не случайно, это не отход производства при попытке сотворить нечто лучшее. Это не какой–то посредственный звук. Это звук, который ты запомнишь. Ты не сможешь выбросить его из головы. Он будет храниться там и через шесть, и через десять недель. Он производит впечатление. Посредственная вещь впечатления не производит и забывается сразу же, как отзвучит. Думаешь, ты сможешь забыть, как «Ученики Аристотеля» поют «Когда в твоих руках тюльпан»? Не обманывай себя. Ты этого не забудешь. А посему эта вещь гарантированно станет хитом. Своеобразие. У этого звука есть своеобразие. Когда «Ученики Аристотеля» исполняют «Когда в твоих руках тюльпан», ты знаешь, что это такое, и не спутаешь ни с чем другим. Да, этот звук плох. Он настолько плох, что это достижение, сопоставимое с Элом Джолсоном, или Джонни Рэем, или любым другим из выдающихся исполнителей. С сестрами Эндрюс.

— Понимаю, — сказал Эл.

— Понимаешь? — сказал Найт. — Ты вот сказал «худшая дрянь». Ты назвал «худшим» то, что войдет в сердца американцев по всей стране и станет частью их жизни. Таково твое понимание «худшего»? Нечто такое, что доставляет удовольствие и краткое избавление от тревог и страхов нашего времени, времени водородной бомбы? Ну и ну, Эл. Если это, по–твоему, «худшее», что же тогда ты назовешь «хорошим»? То, что усиливает эти страхи? То, что делает нашу жизнь чуть более невыносимой?

Последовало молчание.

— Эти парни, — сказал Найт, — «Ученики Аристотеля» — я знаю их лично, это мои добрые друзья — получили массу удовольствия, когда делали эту запись. Они не интеллектуалы. Они не учились в колледжах, не читали Канта. Это просто хорошие, простые, веселые парни, которые любят собираться по вечерам вместе и петь. А мы хотим распространить это их удовольствие, поделиться им со всеми остальными, штампуя пластинки с их обертонами. Таков наш бизнес. Вот для чего мы здесь. И вот для чего будешь здесь ты, если найдешь возможным принять наше предложение. Мы не пытаемся изменить мир. Мы не просветители и не реформаторы. Мы доставляем удовольствие, а не отдаем распоряжения. Это плохо?

— Нет. Это хорошо, — сказал Эл.

— Да, это хорошо, — сказал Найт. — То, что делают эти парни, хорошо, хорошо для людей. Это единственное добро, какое мы знаем. Когда это слышат профессиональные музыканты, они с ума сходят. Ты бы видел их лица. На такое стоит посмотреть. Они знают, что слышат звуки, исчезнувшие сотни лет назад. Звуки, которые, как они думали, им никогда в жизни не придется услышать. Так, а теперь о том, что мы собираемся сделать с тобой, Эл, здесь, в «Пластинках Тича». Мы собираемся отправлять тебя в маленькие города, которые ты так хорошо знаешь, где ты будешь слушать разные «парикмахерские» группы, пока не найдешь для нас таких парней, что не уступали бы «Ученикам Аристотеля». Тогда ты связываешься с нашими ребятами, специалистами по отыскиванию талантов и доведению их до кондиции, и мы высылаем бригаду с магнитофоном «Ампекс» и каким–нибудь договором и записываем их на пленку.

— Полагаете, моей подготовки для этого хватит? — спросил Эл.

— Для чего–то нового, — сказал Найт, — нового по–настоящему, такой вещи, как подготовка, не существует.

— Я не музыкант, — сказал Найт. — Почему вы не наймете музыканта?

— Это не имеет никакого отношения к профессии музыканта. Мы занимаемся звукозаписью. Например, записываем рев спортивных машин, а это становится случайно одним из наших бестселлеров. «Звуки из Сибринга». Ты знаешь, доказано, что быстрее всего бобы растут под запись выхлопов спортивного автомобиля.

— А на втором месте что?

— Симфонии, — сказал Найт. — Под них они тоже быстро растут.

— Мне кажется, вы выбрали не того человека, — сказал Эл. — Все, что я знаю, это торговля подержанными автомобилями.

— Зарплата составит пятьсот пятьдесят в месяц, — сказал Найт. — Плюс бензин и масло, разумеется. Через девяносто дней, если все пойдет хорошо, базовая зарплата дойдет до шестисот, а еще через шесть месяцев — до шестисот пятидесяти. Хочешь ты такую работу или нет? Если нет, то у меня много дел. — Найт вернулся за свой стол, сразу же придвинул к себе бумаги и начал их просматривать.

— Я согласен, — сказал Эл.

Работа оказалась лучше, чем он ожидал. И зарплата — тоже. В конце концов, это не было работой продавца.

А потом он понял, что купился на прием заниженных ожиданий. К нему применили еще один трюк, известный каждому автомобильному дилеру; его заставили думать, что все будет хуже, чем на самом деле, так что когда ему сообщили о реальном положении дел, он был так счастливо удивлен, что сразу же принял их предложение.

Но и это еще не все. Почему его наняли? Почему они хотели, чтобы он на них работал? Потому что он приехал из Сан–Елены. Не больше и не меньше. Он не мог предложить ничего другого, что могло бы их заинтересовать, ни таланта, ни опыта, только свое провинциальное происхождение.

— Предположим, выяснится, что я солгал, — сказал он неожиданно. — Предположим, я родился не в Сан–Елене; предположим, на самом деле я родился в Чикаго.

— Мы проверяли, — сказал Найт.

— Это все, что вы во мне видите? — спросил Эл. — Ничего больше?

Это казалось ему крайне важным.

— Ты знаешь эти городки, — сказал Найт. — Пойнт–Рейс, Трейси, Лос–Гатос, Соледад. Это твоя стихия. — Он перелистывал бумаги. — И ты знаешь эти проселочные дороги. Не заблудишься. Это же смертельный номер, ваши дороги! Сплошной гравий да колдобины. Как раз те дороги, среди которых ты вырос. — Он уставился на Эла своим пристальным взглядом. — Чтобы искать «парикмахерские» группы в этих городках, потребуется много ездить. Придется ездить дни напролет. — Возвращаясь к бумагам, он добавил, отчасти самому себе: — А если твоя машина застрянет или сломается, ты можешь починить ее сам. Ты знаешь, как это сделать.

После паузы Эл сказал:

— Когда мне приступать?

— В понедельник, — пробормотал Найт. — Тогда и увидимся. Приходи к девяти утра. Спроси Боба Росса. Он руководит этим проектом. Росс доводится Харману зятем. Это великий проект Хармана, тот, которому он оказывает всевозможную поддержку.

— Я думал, он поддерживает проект по ранней классике, — сказал Эл.

— Марку «Антика»? Публика еще не созрела. Может быть, в следующем году.

Было очевидно, что Найт закончил с ним разговор; он погрузился в свои бумаги. Ничего не оставалось делать, кроме как уйти, и Эл закрыл за собой дверь кабинета.

Хотя Элу представлялось катастрофой получить работу единственно из–за того, что он родился в Сан–Елене, его жена отнеслась к этому иначе. Она сочла это большой удачей.

— Вообрази, что ты родился бы не в Сан–Елене, — сказала она тем же вечером. — Тогда бы ты не получил этой работы. Или представь, что они не были бы заинтересованы в таком проекте, чтобы записывать музыку в маленьких городках. — Она говорила и говорила, пребывая в полном восторге; эта работа представлялась ей очень привлекательной, так как подразумевала, что они смогут выбраться из области Залива. — Может, мы поселимся где–нибудь возле Сономы, — сказала она. — Мне всегда хотелось там жить. Или где–нибудь на Русской реке. Мне нравится быть рядом с водой.

— Они меня унизили, — сказал Эл.

— Да нет же, это только в твоем воображении. Ты проецируешь свои собственные мотивы на весь мир; ты во всем видишь трюки автомобильных дилеров только потому, что сам занимаешься подержанными машинами. У них была для тебя одна работа, но потом этот проект не прошел, и тогда им хватило порядочности разузнать о тебе побольше и обнаружить у тебя другую способность, которой они могут найти применение. По–моему, это сулит только хорошее. Все говорит о том, что это находчивые, сообразительные люди. Жду не дождусь, когда ты познакомишь меня с этим мистером Харманом.

— Может, я сумею напасть на золотую жилу в Арройо–дель–Секо, — сказал Эл. Это был самый маленький городишко, который он мог припомнить навскидку.