Максим Кантор - Учебник рисования
— Пых-пых, — сказал он, — любопытная мысль. Но не будет ли это повтором? Плагиатом? Кто-то, кажется, уже что-то такое распиливал?
— Но не пионерок же, — резонно заметила Сара. — Распиливали, помнится, коров, а это не одно и то же. А потом, можно распилить ее на несколько частей — по количеству отколовшихся от России республик
— Пых-пых. А чем пилить? — Гузкин всегда входил в технические подробности. Было время, в художественной школе Краснопресненского района он осваивал приемы масляной живописи: какой краской галстук закрашивать у пионеров, какой — сандалики. А тут новая техника, всему надо учиться заново.
— Как это — чем? Бензопилой, разумеется, — удивилась Сара.
И верно, теперь для художников любые инструменты продают, не то что при советской власти, когда кисточку, и ту не купишь. Преимущества западного искусства, искусства стран цивилизованных, прежде всего в том, что технические детали не представляют труда — если надо закрасить холст, то к твоим услугам любая кисточка, если надо распилить пионерку, проблем тоже не возникнет. Искусство Запада, подумал Гриша, фактически устраняет проблему исполнения — техника здесь превосходная. Остается только придумать, что пилить и как красить.
— Значит, распилим частей на десять, и каждый кусок пометим биркой, так что ли? Напишем на руке — Латвия, а на ноге — Грузия. Не слишком ли многословно?
— А что, если, — Сара расправилась с тостом, вытерла остатки мармелада с губ, — что, если расфасовать пионерку по отдельным сосудам и на каждом наклеить этикетку с флагом суверенного государства?
Гриша испугался полета мысли — уж слишком жестоко выглядела инсталляция. Гриша даже вспомнил своего московского друга Струева и его грубые выходки. Как-то по-струевски жестоко получалось. Впрочем, тут же подумал Гриша, почему же непременно по-струевски? Если и напрашивается параллель с иным мастером, то прежде всего с Леонардо: тот тоже препарировал трупы. Да, вот где следует искать истоки замысла.
— Уверена, — сказала Сара и намазала мармеладом новый тост, — именно этого и ждут от тебя.
— Кто ждет? — спросил Гриша. Вряд ли пионерки ждут, подумал он. Не думаю, чтобы инертная толпа оболваненных российским режимом ждала. Не стоит ждать признания от плебеев. Прогрессивная общественность, та, конечно, ждет. Можно понять ее, прогрессивную общественность — она, понятное дело, обеспокоена молчанием Гузкина. Но ведь нужно время, чтобы замысел созрел, отстоялся.
— Кстати, — мысль о Струеве напомнила Грише о неприятном, — ты не выручишь меня? Я хочу дать некоторую сумму денег московскому коллеге, — он несколько смутился и рассеянно добавил: — Мы не должны забывать тех, кому не повезло.
— Не сомневалась, — сказала Сара, — что ты их поддерживаешь. Не удивлюсь, если ты кормишь их всех. (Гриша потупился, рассеянно сказал «пых-пых».) Эти ленивые русские. Но, прошу, думай иногда и о себе. Ты каторжно работаешь, хрусть-хрусть, — она отправила в рот мармеладный тост. — Ты и так в ответе за многих. А тут еще и паразиты на твою шею. Люди неблагодарны — они будут эксплуатировать твою отзывчивость, пользоваться твоей добротой
— Пых-пых, — сказал Гриша, — я уже обещал. Знаю, — махнул он рукой, — знаю, что это только испортит человека. Они не привыкли работать, не уважают труд, пых-пых. Не понимают, что такое рынок. Но я обещал.
— И без того, — заметила Сара, — ты фактически выполняешь работу за них: это они должны были осмыслить, где живут, что из себя представляют.
Гриша ограничился скорбным пыханьем. Трудно было возразить на очевидное.
Тем не менее он вторично попросил Сару выделить сумму денег своему бедному другу. Мой бедный друг, сказал Гриша и почувствовал, что ему и впрямь жаль Струева. Он решил потратить еще некоторое количество энергии на то, чтобы Сара Малатеста отдала Струеву деньги. И чем больше усилий он тратил, тем туманнее становилось воспоминание о том, что деньги эти принадлежат Струеву, и Гриша должен вернуть чужое. Теперь Грише казалось, что он (как обычно) использует свое влияние, чтобы помочь бедному другу. И он действительно хотел помочь. Он даже употребил выражение, смысл которого теперь стал ему вполне понятен.
— Не is a great guy, — сказал он со снисходительной улыбкой. Сейчас это прозвучало уместно: доброта и терпимость позволили ему считать Струева достойным помощи — то есть выделить среди прочих неудачников одного и оказать ему посильную поддержку, — he is a great guy.
Сара согласилась выделить искомую сумму: great guy — это было понятно для нее. Great в современном мире обозначает нечто, чему можно поспособствовать: вложить некоторую сумму денег или дать поощрительный приз. Величие — это такая вещь, вроде хорошего обеда в ресторане или качественного гарнитура: потратиться можно, но и переплачивать не рекомендуется. На всякий хороший ресторан найдется другой — не хуже; на всякого великого человека (повара, философа, артиста) сыщется другой великий человек — с более скромными запросами. Она была удивлена размерами суммы, но согласилась, и Гриша подумал, что действительно тяжело и трудно работает для других: разве не отдал он свою жизнь, судьбу, тело — за то, чтобы Струев получил эти деньги? Разве нельзя сказать, что он пожертвовал собой ради человека, который ему и товарищем-то фактически не является?
— Что же он станет делать с деньгами? — спросила Сара, решив про себя, что и десятой части запрошенной суммы московскому бездельнику довольно. Гриша — человек широкий, щедрый, натура безудержная. Зачем же и спутница такому человеку, как не для того, чтобы защитить его от людской алчности? Great guy из Москвы спасибо скажет и за ту сумму, которую она даст. — Не много ли ему?
— Пусть устроит свою жизнь. Дача, машина, — ты знаешь, эти люди всю жизнь тянулись к примитивному мещанскому уюту. К тому же он художник, пых-пых. Тоже решил заняться перформансами, — ответил Гриша. — Хочет идти в ногу со временем. Я считаю, пусть пробует. Пусть.
Гриша и Сара ощутили в тот миг, что как бы долго ни шли они друг к другу, шли они не зря: столь очевидно было их единство мыслей. Они могли даже и не разговаривать вовсе — мысли их развивались сходным образом, и разговор продолжался даже тогда, когда Сара и Гриша молчали.
— Хрусть-хрусть, — говорил горячий мармеладный тост во рту у Сары.
— Пых-пых, — отвечала сигара во рту Гузкина.
— Хрусть-хрусть.
— Пых-пых.
— Хрусть-хрусть.
— Пых-пых.
Так встретил лондонское утро свободолюбивый художник Гриша Гузкин.
VIIIСовсем иначе встретили утро Чарльз Пайпс-Чимни, Ричард Рейли и Дмитрий Кротов. Когда сэр Френсис откланялся (а государственный муж не мог позволить себе ночных развлечений), друзья отправились в ночной клуб, где глядели на танцы негритянок. То были настоящие негритянки, не чета Колину Пауэллу, черные, как вакса. Они трясли грудями и буйно плясали дикие свои танцы, а Кротов, Пайпс и Рейли потягивали крепкие напитки и беседовали о бизнесе и политике.
И Дмитрий Кротов с удовольствием наблюдал, как его английские знакомые стараются нащупать пути к сердцу будущего премьера. Он был уже довольно опытным политиком, чтобы понимать — уж если Рейли проводит с ним в баре время до утренней зари, это что-нибудь да значит. Как аккуратно, как неторопливо они подбираются к главным вопросам. Он не помогал им, не шел навстречу — он лишь наблюдал, как кружат они в беседе, как примериваются, отступают, снова возвращаются к тому же пункту. А каковы ваши отношения с Левкоевым? Приемлемые, вполне приемлемые. Рассказывают, что вы его родственник. Ха-ха, не будем преувеличивать. Но отношения у вас неформальные? Есть кое-какие точки соприкосновения. И снова — про виски, негритянок японскую кухню, курорты. И опять небрежно и вскользь: а что, у Дупеля с Левкоевым вражда? Бизнесмены всегда немного конкурируют. И политикой Левкоев интересуется? Каковы его взгляды? Мне кажется, он демократ. Ах, вот как? Действительно? А Дупель? И опять — про скачки, виски, современное искусство. Вы кого собираете? Гузкина? Нет, я собираю Стремовского. Ах, значит, у нас совпадают вкусы. А я еще влюблен в Снустикова-Гарбо. Оригинально и дерзко. И как вы думаете, парламентская оппозиция наберет больше половины голосов? Если ей хорошо заплатят, ха-ха. Вы откровенно признаете коррупцию? Что вы, я пошутил. И опять про интерьер, поваров, аэропорты. А, кстати, есть ли у вас лично акции в Бритиш Петролеум? Увы. Но, вероятно, в корпорации Дупеля вы свой человек? Или вам иной бизнес по душе? Я, знаете ли, политик. Я думаю о выгоде государства, а не о своей. Как это верно, вот и сэр Френсис всегда говорит так. Знаете, Дмитрий, в этом отношении русские очень похожи на англичан — они прежде всего солдаты. Солдаты? Да, и хорошие солдаты — мы привыкли служить. Согласен. Служба стране — для нас это стоит на первом месте. О да. И опять про яхты и ананасы.
