Сибирский папа - Терентьева Наталия
На крыльцо современного двухэтажного дома, довольно большого, построенного в стиле скандинавской архитектуры – приятного фисташкового цвета, с огромными окнами, почти до пола, с большой застекленной террасой, черной крышей, разноуровневыми частями дома, вышла женщина, издалека очень похожая… на мою маму. Я даже остановилась. Разве так бывает? Но когда мы подошли поближе, я поняла, что схожесть не такая уж большая. Просто похожи фигуры – невысокая, стройная, со светлыми волосами до плеч, быстрая, легкая. Что-то было похожее и в лице, но мама гораздо милее. Я остановила свои внезапно появившиеся ревнивые мысли. Ведь эта женщина не заменила маму, точнее, они расстались явно не из-за нее, я так поняла из всех сумбурных ответов и мамы, и отца.
– Здравствуйте, Маша, – сказала женщина и совсем перестала быть похожей на мою маму.
Мама – милая, простая, искренняя, а жена отца, по крайней мере, при первой встрече, надела две маски как минимум. Мне казалось – вот сними она сейчас эту маску – а там другая. Где-то вдалеке раздался собачий лай, судя по всему, лаяло две или три собаки, но видно их не было.
– Здравствуйте, Ольга Вельяминовна. – Я спросила у отца заранее, как зовут его жену.
– Можно просто Оля, – сказала та. – А это Йорик. – Из-за Ольгиной спины выглядывал мальчик и рыжая, мохнатая, не очень большая собака с коротковатыми лапами. Кого из них она называет Йориком? Я поняла, что отец ни разу не говорил, как зовут моего брата. Он все время говорил «твой брат» и больше никак.
Милый, совершенно очаровательный мальчик лет восьми шагнул из-за спины матери.
– Йор, поздоровайся с Машенькой, это твоя сестра, – сказал отец.
– Привет, – сказала я. Зря, конечно, я не поинтересовалась раньше, как его зовут.
Видя мое легкое замешательство, отец улыбнулся.
– Юрий Анатольевич, если по паспорту, да, Йор? Вот подрастет еще и паспорт получит. А у сестры уже паспорт есть.
Я не думала, что мне могут нравиться чужие дети. Или не чужие… Ведь он мне брат по крови… Как это странно… Как мне его называть? Йорик?
Неловкость встречи быстро прошла. Стала прыгать на отца собака, подбежала ко мне, тыкаясь носом в руку. Думаю, что это явно не она лаяла где-то в глубине огромного сада.
– Она очень доброжелательная, даже слишком, – объяснил отец.
– Маруся! – Весело улыбаясь ртом, в котором не хватало некоторых передних зубов, сказал Йорик.
Я думала, что мальчик меня вдруг так смело по-своему назвал.
– Маруся Анатольевна, кляйншпиц, – сдержанно улыбаясь, пояснила жена отца.
Я удивленно посмотрела на отца.
– Ты уж прости, Машенька, – развел он руками, – так вышло, наша собака действительно Маруся… гм… Анатольевна. Потом расскажу, почему так назвали.
Я увидела настороженный взгляд Ольги и просто кивнула.
– Пойдемте в дом! Вы голодны? – спросила та.
– Нет, спасибо.
Я не была готова к тому, что папина жена будет называть меня на «вы», но может быть, это и к лучшему.
Папин дом изнутри был не похож на то, как он выглядел снаружи. Когда смотришь на него с улицы – кажется, что внутри должно быть всё так же красиво и логично, с основательностью и легкостью одновременно. А он был наполнен огромным количеством вещей – дорогих и ненужных, как мне показалось, начиная с белого кожаного пуфика в прихожей, о который я споткнулась, заходя, потому что собака Маруся прыгала и прыгала, не давая мне пройти. С собаками я всегда нахожу общий язык, и эта, моя полная тезка, пушистая, с глупенькой трогательной мордочкой тоже просто хотела дружить, но уж слишком энергично.
В большом помещении на первом этаже меня поразила огромная, размером, наверное, с нашу дачную печь или даже больше, люстра из разноцветного стекла, свисающая с потолка, состоящая из мириадов крохотных светильников. На стенах было картин столько, что сказать – у меня разбежались глаза – это ничего не сказать. На лестнице, ведущей наверх, на стенах тоже висели картины, первая изображала отца и его жену в русской одежде восемнадцатого века.
Я оглянулась на отца. Он смотрел на меня как-то… виновато, так мне показалось.
– Вот так и живем, как можем, – развел он руками, как будто мы зашли в крохотную бедную квартирку.
– Анатолий Сергеевич – меценат, собирает картины, – на полном серьезе пояснила его жена.
Нет, все-таки она чем-то похожа на маму… Так иногда бывает во сне – снится человек, ты понимаешь, кто это, но выглядит он по-другому. Вот если бы в таком неспокойном сне мне приснилась бы мама, похожая на себя и одновременно непохожая, как бы мне стало странно и страшно. В профиль и со спины – точно мама, повернется, видишь – она чуть помоложе, лет на пять-семь, наверное. Но как взглянет – холод пробирает до пяток, хочется, сказать: «Ой, извините, я забыла дома утюг выключить…» и убежать.
Отец взял меня за локоть, и я успела увидеть усмешку Ольги. Ох, как я не люблю таких ситуаций. Прямо как наш кот. Если вдруг кто-то сердится (в нашей мирной и дружной семье такое тоже бывает, только обычно мы сердимся не друг на друга, а на что-то внешнее), то пес Рыжик лежит поближе к нам, смотрит большими умными глазами, сочувствуя изо всех своих собачьих сил, а кот Антип тут же встает и демонстративно удаляется, резко и недовольно покачивая хвостом, сидит в дальнем углу квартиры, так, чтобы гневные и нервные волны до него не доходили, пережидает грозу. И я больше всего не люблю каких-то неловких, неудобных ситуаций, милых бесед, похожих на ссоры, походы в гости, где тебе не рады… Вот как сейчас.
Я оглянулась на отца. И зачем я всё это придумала? Зачем сбежала из гостиницы? Испугалась Кащея? Испугалась. И саму себя, этих приятных и тревожных горячих волн, накатывающихся изнутри, своей слабости. Ведь я понимаю, что связываться мне с Кащеем не нужно. Никак, ни в каком смысле. А он шажок за шажком, подходит, подходит…
Телефон в моем кармане урчал и бурчал на тихом режиме. Я успела насчитать не меньше пяти звонков. Пришлось достать его и посмотреть, кто звонил. Родители – три раза, один раз Кащей, один раз – незнакомый номер. И на экране было несколько сообщений – от Гены, от Кащея. Ответить надо хотя бы родителям. А что сказать? Что я поехала знакомиться со сводным братом и с женой отца в двенадцатом часу ночи? Что со мной такое случилось? Или соврать? Очень не хочется, но иногда выхода другого нет, для их же спокойствия. Или пусть думают, что я сплю… Я совсем завралась? Или просто не справляюсь с обстоятельствами?
Чувствуя себя неловко во всех отношениях, я прошла на середину гостиной и остановилась. Меньше всего я думала, общаясь сегодня с отцом, что он живет в таком позолоченном дворце. Хрусталь, какие-то высокие вазы, огромный белоснежный кожаный диван, на который не хотелось садиться, потому что он даже с виду был холодный, как гладкий кусок льда с перламутровым отливом.
– Вы будете чай? – спросила Ольга, улыбаясь одними губами.
Я видела, как быстро взглянул на нее отец, видела, как она поймала его взгляд. Я не поняла эти взгляды. А они понимают друг друга, это ясно.
Ко мне подошел Йорик, который стоял всё время где-то позади.
– Показать вам мою коллекцию?
Так, мальчик тоже коллекционер. Не только отец – наш общий отец… Странное чувство.
– Да, сходите наверх, – обрадовался отец.
Дома он выглядел немного суетливо, как будто потерял свою абсолютную уверенность и невозмутимое спокойствие. Почему? Или просто ему так же неловко, как мне? А почему так недоброжелательна жена отца? Ведь она знала о моем существовании. Что может ее беспокоить? Что отец вдруг решит со мной дружить, что я стану у них жить или буду просить у него денег? Может быть, вот это? А зачем мне его деньги? У меня и так всё есть.
Йорик неожиданно взял меня за руку на лестнице и молча повел наверх. Чувствуя в своей ладони маленькую руку своего сводного брата, я перестала думать о недоброжелательности его матери. Чувство на самом деле удивительное.
Комната Йорика была большая, неуютная, разделенная пополам белой этажеркой-перегородкой с пола до потолка. На этажерке стояли крохотные кораблики и… еще кораблики и еще… штук… пятьсот, если не больше.
