Наследницы - Мареева Марина Евгеньевна
— Да, — кивнул Георгий.
К столу подошел вышколенный официант. Перехватив взгляд Анны Федоровны и верно истолковав его, Георгий распорядился:
— Попозже, дорогой.
Официант исчез. Анна Федоровна вынула из сумочки сигареты, закурила, кивком поблагодарив Георгия, поднесшего зажигалку. Из головы не шла шатенка в «шевроле». Настроение было безнадежно испорчено, но Анна Федоровна старалась ничем не выдать себя.
— Спасибо, что ты со мной в этот вечер, — прочувственно сказала она, глядя не на Георгия, а на теплый огонь высоких свечей. — Даже не верится, что уже пять лет прошло, как Володя ушел, — быстро летит время.
— А помнишь, как Володька приревновал тебя ко мне?
— Ну еще бы. Вы тогда подрались, и он почему-то обозвал меня кокоткой. Господи, как давно это было, будто в какой-то другой жизни!
— Очень сожалею, что я так и не успел толком с ним объясниться. Ну не верил он в мою платоническую любовь к тебе.
— Может быть, она была не такая уж и платоническая? — Анна Федоровна обаятельно улыбнулась.
— Может, может… Молодой был, горячий… Сейчас могу покаяться. — Георгий сложил ладони рупором и заговорщицки прошептал: — Я хотел тебя отбить у Володьки.
— Георгий, ну что ты такое говоришь? — смутилась Анна Федоровна.
— Да, виноват, но нельзя было пройти мимо тебя и не свернуть шею. Ослепительная, красивая, божественная…
— Даже если это и преувеличение, все равно спасибо. — Она была действительно благодарна Георгию за эти слова. — Знаешь, если бы не ты, я праздновала бы его день рождения в полном одиночестве.
— Да ну? — Георгий сделал удивленное лицо. — А как же Володин гарем?
Анна Федоровна невесело рассмеялась.
— Где твои соперницы? — весело продолжал Георгий. — Где все эти жены, дети и тайные наложницы? Вы все сдружились в конце концов?
— А ты когда-нибудь видел гарем, в котором царит мир и согласие? — вопросом на вопрос ответила Анна Федоровна.
— Что, неужели война? — предположил Георгий.
— Ну если война — то холодная. Скорее худой мир… — Она глубоко затянулась. — Просто стороны договорились о взаимном ненападении. Хотя иногда… — глуховато рассмеявшись, призналась она, — все же случаются отдельные перестрелки.
— И кто стреляет? — Георгий изобразил испуг, широко раскрыв глаза.
— Да все понемногу, батоно, но больше всех, конечно, наша Лера, — Анна Федоровна погасила недокуренную сигарету. — Она теперь на коне. Чуть больше полугода назад было оглашено Володино второе завещание, по которому все картины переходят к его сыну.
— Сыну Леры, Володьке?
— Да, — на мгновение лицо Анны Федоровны едва заметно исказилось, — для нас это был большой удар.
— И он уже вступил в права наследования? — встревожившись, спросил Георгий.
— Нет, ему только шестнадцать, — ответила Анна Федоровна. — Нужно дождаться его совершеннолетия.
* * *Лера ходила взад-вперед по просторной гостиной и нервно курила. Изредка она останавливалась у приоткрытых дверей комнаты сына. В щелочку она хорошо видела, как тот стоит у мольберта с кистью в руке. Эстер Ашотовна, педагог по технике рисунка, женщина лет шестидесяти, что-то втолковывала Володе. Взяв из его рук кисть, она сделала несколько размашистых мазков. По выражению лица сына Лера поняла, что он сказал преподавательнице что-то резкое. Она страдальчески поморщилась, загасила сигарету и стала прислушиваться.
— Володя, дружок, соберись, не надо мазать! Я тебе покажу — возьми кисть… и теперь ровненько, ведем ровненько… правильно, давай, давай еще раз… еще, вот… Володя, мне нужно настроение… ну что ты делал в субботу, в воскресенье? Я прошу тебя, дружок, работай!
Минуту спустя Эстер Ашотовна с отчаянием крикнула:
— Валерия Игоревна!
Внезапно разрыдавшись, она стремительно направилась к выходу. Лера отпрянула от двери, сделала несколько шагов в сторону. Эстер Ашотовна пулей выскочила из комнаты и кинулась к ней, промокая платком заплаканные глаза.
— Не могу больше! — всхлипнула она.
— Эстер Ашотовна, прошу у вас прощения… — виновато начала Лера. — Он сегодня не в духе… Обещаю, вы слышите меня? — Она наклонилась и заглянула женщине в глаза. — Он будет наказан…
— Правда не могу, — повторила Эстер Ашотовна.
Лера вложила в ее руку конверт.
— Это вам за сегодняшнее занятие.
— Ну зачем вы так упорно хотите сделать из него художника? — немного успокоившись, спросила Эстер Ашотовна. — Эти усилия просто не оправдывают себя.
— Конечно, конечно. Я готова увеличить оплату, — выделив интонацией слово «увеличить», заверила Лера.
— От этого он не станет художником, как вы не понимаете?
— Я все понимаю. Спасибо вам за терпение, я надеюсь, что…
— Валерия Игоревна, с меня довольно. — Эстер Ашотовна по-детски спрятала руки за спину. — Я отказываюсь заниматься с вашим сыном!
Она еще раз всхлипнула, одной рукой утирая слезы, другой — пряча конверт в сумочку.
— Володя! — крикнула Лера. — Выйди сюда! Сейчас же!
— Щас, разбежался!
— У меня масса прекрасных предложений… — стала набивать себе цену Эстер Ашотовна, щелкнув замком сумочки. — Отлично воспитанные дети…
— С сегодняшнего дня, — перебила ее Лера, с мольбой глядя на даму, — я буду платить вам не сто долларов за урок, а сто пятьдесят! Двести!
Эстер Ашотовна кивнула. Лера распахнула дверь и с гневом стала отчитывать сына:
— Володя, ты сорвал урок! Ты понимаешь это?! Или надо объяснять? Сейчас же извинись!
— Вот где мне твои уроки! — Оглянувшись на мать, Володя провел ребром ладони по кадыку. — Все! Достало!
Лера с силой хлопнула дверью и, осторожно взяв Эстер Ашотовну под руку, проводила ее в прихожую.
— Надеюсь, мы с вами договорились, Эстер Ашотовна?
Дама еще раз тихонько всхлипнула и молча кивнула.
— Значит, послезавтра я вас жду.
Лера закрыла за ней дверь квартиры и решительной походкой направилась в комнату сына.
— Ну?! И что ты можешь сказать в свое оправдание?! — гневно бросила она сыну.
— Эстер Ашотовна сказала, что на мне природа отдыхает.
— Ага, а ничего, что я унижаюсь, а? Денежки ей сую? Бессовестный ты, лентяй!
— Ма, ну че ты орешь? Да ты посмотри на меня, какой из меня… к черту художник?
— Ты же Иваницкий! — гордо объявила Лера.
— Ну и что?! Нет у меня никакого таланта. Ненавижу я все эти кисточки, мольберты, краски… Ненавижу, понимаешь?
— Значит, художником ты стать не хочешь? — уже более спокойно заговорила Лера. — А кем ты хочешь стать?
— Гонщиком «Формулы-1».
— Ага, ну понятно, понятно.
— А раз понятно, оставь меня в покое! Достала по самое не хочу!
— Не хамить!!! — взорвалась Лера. — Ведешь себя, как скот! В день рождения отца!
— Забил я на все это! Врубаешься? — огрызнулся сын.
Лера вздрогнула, как-то сразу обмякла и медленно вышла из комнаты. Она добрела до гостиной, у барной стойки налила себе в пузатый бокал коньяка и без сил упала в кресло. С фотографии на нее смотрел Иваницкий-старший. Лера подняла бокал.
— Ну что, за тебя, любимый! — Она сделала глоток и тяжело вздохнула. — Видишь, какие у нас дела творятся? Что делать? Ума не приложу.
На пороге гостиной появился Юра, но Лера, не заметив его, продолжала разговаривать с фотографией:
— Господи, что ж ты так рано ушел-то, а? Может, был бы жив… — Она осеклась, увидев Юру.
Он подошел к ней, наклонился, чтобы поцеловать, но, передумав, сел рядом:
— Отмечаешь его день рождения?
— Тебе это неприятно?
— Дуреха, если ты помнишь о мужчине, которого любила и которого уже нет, значит, и обо мне не забудешь.
Лера с благодарностью прильнула к нему.
— Выпьешь?
— Я за рулем, — привычно ответил Юра.
— Все, — командным голосом сказала Лера, — на сегодня все поездки отменяются! Я тебя не отпускаю.
* * *Варвара Семеновна, секретарша Владимира Константиновича, ректора Гнесинки, встретила Сашу подчеркнуто приветливо. Не потому, что госпожа Иваницкая была заведующей кафедрой, замом ректора, а просто Варвара Семеновна ей симпатизировала. Впрочем, симпатия была взаимной.
